Жаркий вечер в начале мая

Свежий ветер с моря нес приятную прохладу, навевая легкую и расслабляющую дремоту, вставать совершенно не хотелось, несмотря на то, что дело уже шло к полудню пятницы. Василь не был лентяем или соней, но имел полное моральное право сегодня выспаться всласть, отдохнув после успешно сданного намедни курсового проекта по архитектуре. Однако нежиться дальше в кровати не дала настойчивая трель мобильного телефона. «Привет, ты не забыл, что мы сегодня встречаемся в три у собора? Не опаздывай, как в прошлый раз. Или мне зайти за тобой?»  Звонил совершенно не религиозный, но непоседливый верный друг Петька.

Нет, он ничего не забыл, но времени было еще достаточно, что бы все успеть не торопясь. А спешить Василь или, как его звали друзья, Вась-Вась не хотел, будучи парнем обстоятельным, но несколько рыхлым и медлительным. Поэтому он принял душ, позавтракал и почистил зубы, зная, что вечером ему предстоит приятная прогулка с очаровательной Анечкой, с которой подружился еще в пятом классе. Он уже заранее улыбался, представляя, как все будут оглядываться на нее, любуясь изящным браслетиком с серебряным сердечком на стройной и уже загорелой ножке, который он подарил недавно на день рождения.

Васек натянул фирменную черно-синюю майку местного клуба и вышел из дома. Он любил свой город и предпочитал ходить пешком по узким тенистым переулкам, застроенными двух-трехэтажными купеческими особняками с прихотливыми фасадами. Новостройки ему совсем не нравились, и только в старых районах он чувствовал себя спокойно и уверенно, имея возможность в любой момент зайти в маленькие уличные кафе или уютные тесные дворики, где жили его друзья. Он с удовольствием разглядывал богато украшенные витрины, яркие вывески и нарядных девушек в миниюбках, но не забывал посматривать и на часы.

И не зря. В сквере у собора его уже ждали друзья –  Арам, Гоги, Костян, их старшой Давид и, конечно, Петька, одетый в камуфляж не по погоде. Солнце скрывала переменная облачность, хотя было уже по-летнему тепло. Большинство пришло в таких же, как у Васи, синих майках или тельняшках, но немало народа вокруг ходило и в желтых, включая стариков и детей. Это приехали фанаты соперников, но сегодня все были настроены мирно и не затевали потасовок. Парни и девушки, собравшись в кружок, пели «Воины света, воины добра», прыгали и смеялись над лозунгом про злобного и жадного карлика, покусившегося на их Родину.

Совместный марш к стадиону в парке фанатов двух соперничающих клубов должен был показать единство нации перед лицом соседа-агрессора, уже подло захватившего под шумок часть территории, пока в столице свергали ничтожного и коррумпированного уголовника-президента. В их свободолюбивом и гостеприимном  городе-порте всегда были рады тем, кто пришел с добром, а среди друзей Вась-Вася были ребята разных национальностей, говоривших на одном языке. Но он был патриотом своей страны, а потому не мог принять то, что его вместе со всеми ограбили и унизили, отняв принадлежащее по праву общее достояние.

Не мог понять он и тех, кто выступал за объединение и примирение с захватчиками, которое могло лишить их суверенитета и свободы выбора дальнейшего развития страны, открывшегося после совершенной зимой революции. Вот и сейчас он не удивился, когда впереди начавшей движение колонны вдруг оказались крепкие мужики в касках, со щитами и битами. Стало известно, что противники способны на любые провокации и под такой защитой он чувствовал себя увереннее, да и речевки их лидера сменились на более воинственные. «Один за всех» - кричал тот, и колонна дружно подхватывала - «Все за одного!».

Вдруг где-то впереди послышались яростные крики, тупые удары и звон стекла. Василю сзади было мало что видно, но когда прилетевший булыжник сбил с ног Костю, он понял, что опасения были не напрасны. Однако первая кровь только раззадорила народ, и он понесся вперед, оставляя после себя поваленные киоски, перевернутые машины, разбитые рекламные тумбы. Охранявшая шествие милиция не смогла сдержать напор, разделив стороны, и закипело множество рукопашных схваток. Навстречу друг другу полетели огненные фаеры и взрывающиеся с оглушительным треском петарды, раздались вопли и стоны раненых.

В руках у Петьки неизвестно откуда взялся ломик, которым тот затеял разбирать брусчатку, а Васька тут же крошил ее на куски о мостовую. Набрав побольше камней, он пробился в первые ряды и, наконец, увидел тех, кто противостоял им. Какие то странные люди в балаклавах и с красными повязками на руках выскакивали из-за плотной цепи военных в черной форме с такими же красными повязками и, бросив камни, убегали под прикрытие их щитов. Это было настолько странно и непонятно, что Васька, забыв про опасность, сам побежал им навстречу, громко крича от кипевшей в груди ярости и возмущения.

Но тут случилось страшное. С крыш по колонне фанатов начали стрелять красноповязочники, и пули защелкали по стенам домов. Строй милиционеров расступился и пропустил внутрь нападавших, а оттуда выскочил толстяк в маске и с Калашом, дал очередь поверх голов и быстро спрятался обратно. Вокруг слышался мат на понятном всем великом и могучем, не заглушаемый даже воем сирен спецмашин и ревом толпы, скандирующей в едином порыве «Слава героям!». Старшой их группы Давид, ругаясь по-своему и сменив мегафон на пистолет, ожесточенно палил в ответ, безуспешно пытаясь снять стрелков.

Площадь у торгового центра застилал чад от жарко пылающего микроавтобуса с неместными номерами, который принадлежал, видимо, боевикам, приехавшим ради срыва шествия футбольных болельщиков. С их стороны тоже раздавались воинственные кличи, подбадривающие отступающих. Перед Вась-Васем упал мужик в противогазе, и по земле расплылось бурое пятно, но задерживаться он не стал, преследуя подлых провокаторов. К раненому склонились две женщины, пытаясь помочь и вызвать неотложку, однако приехала пожарная машина, которую тут же направили на баррикаду противников.

Их оборона была смята, менты рассеялись, а за ними в конце улицы открылись спины убегавших негодяев. Толпа повалила вслед за ними, и Васька мчался вместе со всеми, не чувствуя ни усталости, ни страха, а ощущая упоение битвой и восторг от грядущей победы. Пойманного красноповязочника прижали к стене, сорвали маску и уже хотели линчевать, но бомжеватого и бородатого мужичка с уже разбитым носом спасли вновь появившиеся сотрудники правопорядка, оттеснив собравшихся и увезя в патрульной машине от расправы. Народ взвыл от негодования и проводил доблестных защитничков закона дружными проклятиями.

Разгоряченные боем и опьяненными неистовым возбуждением люди, почуяв запах крови, не смогли более контролировать себя. Они превратились в зверей, готовых к любым безумствам, желая сокрушить, растоптать и уничтожить тех, кто попытался бы противостоять им.  Запыхавшись с непривычки, Василь бежал, размахивая  подобранной дубинкой и не замечая ни испуганных лиц случайных прохожих, снимавших происходящее на свои мобилки, ни темнеющее небо, ни множество знакомых с детства кварталов любимого города, оказавшись вскоре на просторной площади у высокого красивого дома с колоннами.

Посреди нее громоздилась эстрада, стояли щиты с плакатами и раскинулись большие палатки, вокруг которых  суетились люди с красными повязками. Увидев наступающую толпу, они побежали прятаться внутрь здания, а отставших валили и добивали ногами и битами разгневанные и раззадоренные долгой погоней победители. Они ломали стенды, рвали и поджигали палатки с плакатами и аппаратурой ненавистных им противников. Васек тоже успел на бегу свалить и пнуть изо всех сил какого-то жалкого ветерана в зеленой пилотке. Но тут на них с крыши опять начали стрелять и нападающие временно отступили.

Но ненадолго. Откуда ни возьмись, вдруг появились девушки с канистрами и начали разливать по бутылкам горючую смесь. Схватил пару флаконов и Василь. Новый натиск был сокрушительным. Зайдя с флангов и приблизившись вплотную к стенам, атакующие стали забрасывать коктейлями Молотова окна первых двух этажей. Там начался пожар, появилось открытое пламя, и послышались жуткие женские вопли, на которые окружившие дом мстители отвечали алчным и злорадным ревом. И только когда из окон начали вылезать и падать наземь люди, спасаясь от дыма, им на выручку поспешили с лестницами самые отчаянные.

Уже смеркалось, но, не обращая внимания на охвативший здание огонь и окровавленные трупы под ним, фланирующая вокруг милиция не вмешивалась, пока не прибыли пожарные. Те залили водой сгоревшие двери, холл и лестницы, а за ними повалил остальной народ, разгоряченный кровавым побоищем и желавший насладиться завоеванной победой. Живых почти не встречалось, а те, кому повезло больше, тяжело хрипели и смотрели расширенными в ужасе глазами, умоляя лишь о пощаде. Женщин уже не трогали, а провожали вниз или утаскивали на носилках, но захваченным мужчинам доставалось больше.

Выведя на улицу, их ставили на колени и, подбадривая пинками, заставляли ползти через строй триумфаторов до появившихся сразу же автозаков с решетками, где их уже подхватывали и паковали подоспевшие милиционеры. Что-то удерживало тут и Василия, не давая ему уйти с чувством удовлетворения от выполненного долга, хотя постепенно темнело, и вечер заканчивался совсем не так, как изначально планировалось. Он вошел в освещенный лишь фонариками вестибюль, где еще витали пепел и тяжелый смрад от чего-то отвратительного и ужасного. Его охватило мерзкое и страшное предчувствие непоправимого кошмара. 

В коридорах, как ни странно, еще горел свет и, несмотря на легкую дымку, все было прекрасно видно, что только усилило эффект от ирреальности происходящего. На первом этаже его встретили совершенно обугленные и скрюченные тела, множество мертвых людей лежало и выше, в запертых кабинетах и на лестничных площадках. Это были в основном мужчины в возрасте, но попадались, видимо, и женщины, хотя почти у всех полностью сгорели головы, но уцелели ноги. Трупы с огнестрельными ранами валялись в еще свежих лужах крови. Редкими оказались относительно целые, умершие от удушья, либо с нелепо свернутыми шеями.

Смотреть на это было почти невыносимо, и кое-кто уже тут же давился рвотой, но Василь, терзаясь нарастающим беспокойством, уже не мог прервать свое восхождение. Когда в кабинете на пятом этаже наткнулся на стройное тело с высоко задранной юбкой, он заметил лишь знакомый браслет с серебряным сердечком на тонкой щиколотке, и сердце его остановилось. Ничего более не видя и не слыша, он уже мертвым залез на подоконник и, раскинув руки, бросился вниз, туда, где в сполохах огней еще метались орущие люди, к которым он уже не имел ровно никакого отношения. На город медленно опускалась непроглядная тьма.