19 августа 1991 года: девятнадцать лет спустя

События августа 1991 года сейчас почти не принято вспоминать.
Рано утром 19 августа в эфир было выпущено «Обращение к советскому народу»:
«В тяжкий, критический для судеб Отечества и наших народов час обращаемся мы к вам! Над нашей великой Родиной нависла смертельная опасность! Начатая по инициативе М. С. Горбачева политика реформ, задуманная как средство обеспечения динамичного развития страны и демократизации общественной жизни, в силу ряда причин зашла в тупик. На смену первоначальному энтузиазму и надеждам пришли безверие, апатия и отчаяние. Власть на всех уровнях потеряла доверие населения. Политиканство вытеснило из общественной жизни заботу о судьбе Отечества и гражданина. Насаждается злобное глумление над всеми институтами государства. Страна по существу стала неуправляемой».

Кроме этого, в «Заявлении советского руководства» за подписью Георгия Янаева, Валентина Павлова и Олега Бакланова было заявлено, что «в связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем обязанностей Президента СССР и переходом в соответствии со статьей 1277 Конституции СССР полномочий Президента Союза ССР к вице-президента СССР Янаеву Геннадию Ивановичу».
Было объявлено, что «в соответствии со статьей 1273 Конституции СССР и статьей 2 Закона СССР «О правовом режиме чрезвычайного положения», и идя навстречу требованиям широких слоев населения о необходимости принятия самых решительных мер по предотвращению сползания общества к общенациональной катастрофе, обеспечения законности и порядка, ввести чрезвычайное положение в отдельных местностях СССР на срок 6 месяцев с 4 часов по московскому времени 19 августа 1991 года.
Сам Михаил Горбачев, как выяснилось позднее, был изолирован на своей крымской даче в Форосе; его роль в событиях августа 1991 до сих пор не вполне ясна: высказываются даже предположения, что дачное заточение было не таким уж и недобровольным – Михаил Сергеевич, к тому времени хорошо научившийся загребать жар чужими руками, якобы был в курсе планов ГКЧП.
Кроме ограничения политических свобод (приостанавливалась действия «политических партий, общественных организаций и массовых движений, препятствующих нормализации обстановки»), предполагались и некоторые экономические мероприятия, в частности, предполагалось «в недельный срок осуществить инвентаризацию всех наличных ресурсов продовольствия и промышленных товаров первой необходимости, доложить народу, чем располагает страна, взять под строжайший контроль их сохранность и распределение. Отменить любые ограничения, препятствующие перемещению по территории СССР продовольствия и товаров народного потребления, а также материальных ресурсов для их производства, жестко контролировать соблюдение такого порядка.

Теперь  можно сколько угодно смеяться, вспоминая дрожащие руки Геннадия Янаева на вечерней пресс-конференции, однако ГКЧП предлагал «особое внимание уделить первоочередному снабжению дошкольных детских учреждений, детских домов, школ, средних специальных и высших учебных заведений, больниц, а также пенсионеров и инвалидов», заморозить и снизить цены и «разработать мероприятия по упорядочению размеров заработной платы руководителям всех уровней государственных, общественных, кооперативных и иных учреждений, организаций и предприятий».
Насколько эти планы были выполнимы – вопрос теперь уже не самый главный; очевидно, что одной из основных целей ГКЧП было восстановление уже утраченных к тому времени принципов социальной справедливости. По крайней мере, в их социалистическом понимании.

По радио и двум программам советского телевидения, с утра начали транслировать классическую музыку (позднее политико-публицистическим штампом стало упоминание к месту и не к месту балета Чайковского «Лебединое озеро»; его и вправду показывали, да только не все три дня без перерыва, как принято говорить теперь). Обычно так случалось, когда умирал кто-то из генсеков…
Тем временем в Москву вошли войска. Однако уже к девяти вечера стало понятно, что ГКЧП ситуацию в стране контролировать не способен: в программе «Время» в эфир выходит ставший знаменитым позже сюжет Сергея Медведева с Борисом Ельциным, с брони танка зачитывающим указ «О незаконности действий ГКЧП», а ночью группа «Альфа» - одно из самых боеспособных подразделений КГБ СССР, выдвинувшись к даче Бориса Ельцина в Архангельском, приказа блокировать ее так почему-то и не получила.

Вокруг здания Верховного Совета РСФСР собирается толпа, объединившая тогда таких разных людей как музыкант Мстислав Растропович и будущий террорист номер один Шамиль Басаев, строятся баррикады, а на помощь противникам ГКЧП к «Белому Дому» прибывает рота десантников Тульской дивизии ВДВ на десяти БРДМ во главе с заместителем командующего ВДВ генерал-майором А. И. Лебедем.
22 августа президент СССР Михаил Горбачев возвращается в Москву, членов ГКЧП арестовывают, а в Москве объявляют траур по погибшим в тоннеле на Садовом кольце Дмитрию Комарю, Илье Кричевскому и Владимиру Усову, и ставшими затем последними Героями Советского Союза.
Жертв среди «противников демократии» оказалось больше: застрелившиеся министр внутренних дел СССР Борис Пуго, его жена, маршал Советского Союза Сергей Ахромеев и выбросившийся с балкона пятого этажа своей квартиры управляющий делами ЦК КПСС Николай Кручина.

Членов ГКЧП СССР отправляют в «Матросскую тишину», чтобы довольно скоро выпустить под подписку о невыезде; 23 февраля 1994 года постановлением Государственной Думы была объявлена амнистия для всех участников путча, а уголовное дело было закрыто.
Если бы не те самые нечаянные жертвы, события 19-21 августа могли бы показаться нелепыми. В самом деле: несмотря на грозные заявления, Бориса Ельцина, сыгравшего, пожалуй, самую важную роль в провале путча, не арестовывают. Комендантский час, объявленный в столице нарушается сплошь и рядом – и никто за это ответственности не несет. Группа «Альфа» отказывается выполнять приказ о штурме «Белого Дома» (впрочем, есть версия, что такого приказа так и не было отдано). Десантники под командованием генерала Александра Лебедя (да и не только они), если называть вещи своими именами, нарушают воинскую присягу и переходят на сторону Бориса Ельцина, - логично, что генерал должен был, с учетом сложности обстановки, расстрелян на месте  - но этого тоже не происходит.
  И тем не менее, не появись в полдень у «Белого Дома» Борис Ельцин на пресловутом танке со своим указом, а москвичи – со своим «живым кольцом защитников» там же – события развернулись бы иначе.
Не будет большим преувеличением сказать, что провинция встретила тогдашние известия из столицы почти безучастно: кто-то шел на работу, дети проснулись, чтобы отправиться в школу: заканчивались школьные каникулы и пора было получать новые учебники, продавцы скучали за пустыми прилавками в магазинах – словом, ничего необычного не происходило. Мало что изменилось для огромной страны 19 августа, когда «путч» только начинался. И уж совсем ничего не произошло, как теперь становится понятно, и 22 августа…
Политический перфоманс, по большому счету, не вышел за пределы МКАДа – начавшись в Москве, в Москве он и завершился.
«В 1990–1991 г.г., посреди очевидной бессмысленности затянувшегося советского строя, страна бредила свободой. Правом быть собой, думать, говорить, читать, слышать и видеть, ездить за границу, не ходить на партсобрания и еженедельные политинформации, забить болт на овощные базы и не отчитываться за каждый свой шаг перед первым отделом. Мы ждали демократии как чуда, которое само собой, безо всякого человеческого участия и усилия решит все наши проблемы на десятилетия вперед. И Советский Союз, стоит ему воспользоваться волшебным рецептом демократического зелья, всего за каких-то 400-500 дней (да и тех много!) станет очень большой, богатой и чистой Швейцарией. На худой конец – Финляндией», - написал Михаил Ходорковский в статье «Левый поворот» в августе 2005 года.
Пройдет совсем немного времени, как «либералы», голосовавшие позже за Бориса Ельцина на президентских выборах, фактически выберут шоковую терапию Егора Гайдара, ваучерную приватизацию Анатолия Чубайса, первых секретарей обкомов, превратившихся в губернаторов, да директоров собственных предприятий, которые из назначенных сверху враз станут главными хозяевами собственности, не подчиняющимися больше никому, а значит, в их понимании, - хозяевами жизни.