Нумерология любви. Можно ли высчитать, когда умрёт чувство?

После третьей встречи мужчина и женщина понимают, стоит ли им встречаться дальше. После девятой возникает стойкое привыкание. Эйфория длится девять месяцев. Если за это время не изменить жизнь, то потом бесполезно. Полтора года достаточно для того, чтобы забыть человека.

Татьяна прочитала это в женском журнале, сидя в салоне с краской на голове. Захлопнула журнал. Опять раскрыла и перечитала. Ей стало страшно. Оттого, что эта прочитанная глупость оказалась правдой.

После третьего раза она поняла, что ей с ним хорошо. После девятой (хотя, может быть, это была восьмая или десятая, не важно) встречи она поняла, что хочет его видеть и слышать всё время. И днём и ночью. Держать, трогать, чувствовать.

А потом у него закончилась командировка и он уехал в свой родной город.

Первые дни после расставания она жила с ноутбуком. Они болтали по скайпу часами.

— А что ты ешь на завтрак? А что у тебя в холодильнике?

Она хохотала и показывала ему картинки, вертя ноутбук в разные стороны.

— А что у тебя на стене висит, мне не видно? — спрашивала она.

Он показывал ей дрыгающуюся картинку с каким-то намалёванным ужасом.

Пока она его видела, сердце колотилось и кричало. Но как только она закрывала крышку ноутбука и исчезала картинка, всё проходило, несмотря на то что она пыталась удержать, сохранить это ощущение пустоты в животе.

— Я помню, как ты пахнешь, помню твои руки, — говорил он.

— Я тоже, — отвечала Татьяна.

Она ничего не помнила. Память очень быстро всё стирала. Она закрывала глаза и пыталась его вспомнить. Точнее, себя в те дни. Но душа не переворачивалась. Зато перед глазами всплывала его майка с дурацким рисунком, масляное пятно на его сумке. Она отлично помнила, в чём была, когда они виделись в последний раз. И то только потому, что платье на работе разошлось по шву и она не придумала ничего умнее, как заколоть дыру степлером. И когда они сидели в кафе и «прощались», он держал её за руку, говорил, что хочет запомнить её всю, она думала о том, что скрепки уже расцарапали весь бок и нужно пойти в туалет и их вытащить. А ещё думала о том, что сорвалась с работы без объяснения причины и завтра ей начальница оторвёт голову.

— Ты какая-то дёрганая, — наконец заметил он.

— Да, мне что-то нехорошо, — ответила она.

— Потому что я уезжаю? — спросил он.

— Да, да, конечно, — кивнула она.

— Я приеду. Через два месяца. Они быстро пролетят. Вот увидишь.

— И что? — вдруг спросила она.

— В каком смысле?

— Ты приедешь, и что будет?

— Я буду с тобой. Мы будем вместе. Разве этого мало?

Татьяна хотела сказать: «Мне мало», но промолчала.

Он уехал, и начались эти многочасовые сеансы по скайпу. Где-то через три дня Татьяна стала раздражаться. Просто так. Без повода. Он рассказал дурацкий анекдот, говорил ерунду. Нет, она улыбалась и отвечала, но ловила себя на мысли, что человек на экране компьютера — совсем незнакомый, совсем чужой.

И она о нём ничегошеньки не знает.

— Какое твоё любимое блюдо? Ты спишь у стенки или с краю? Какое кино тебе нравится? — спрашивала она.

— Вместо еды съем тебя. Всё равно, где спать, лишь бы с тобой. В кино хочу с тобой на последний ряд, чтобы целоваться, — отвечал он.

Татьяна улыбалась уже по инерции. Он всегда так отвечал на все вопросы.

— Чего ты хочешь от жизни? — спросила она.

— Тебя, — ответил он.

— А со мной что? Жить? Рожать детей? Семью? Просто встречаться? Что?

— Всё...

Татьяне хотелось заорать. Она загадывала и даже строила планы — как он продаст свою квартиру в том городе и переедет в столицу. Как они продадут её квартиру, добавят и купят новую. Она даже позвонила своему однокурснику и спросила, может ли он устроить её приятеля из другого города на работу, если что. Через неделю скайпового общения она поняла, что больше не в состоянии слушать про звёзды, которые напоминают ему о ней, про любовь, которая так неожиданно случилась в его жизни, и про то, что она — удивительная женщина, про то, как он благодарен судьбе за то счастье, которое пережил.

— Инфантильный идиот, — ответила Татьяна, привыкшая договариваться с судьбой и сама ковать своё счастье.

Он приехал через два месяца. У Татьяны опять появилось «стойкое привыкание». Она взяла отпуск на работе, и они неделю практически не выходили из её квартиры. Только за хлебом и сигаретами.

— Я тебя люблю, — говорил он.

— Я тебя тоже, — отвечала она. — Что мы будем делать дальше?

— А чего ты хочешь? Пойдём поедим или погуляем.

— Ты ведь понял, о чём я спрашиваю.

— Понял. Мне хорошо с тобой.

— А мне с тобой. Но ты ведь понимаешь, что так не может длиться вечно.

— Ничто не может длиться вечно. Обними меня.

— Тебя там что-то и кто-то держит? — спросила она, хотя знала, что там у него есть женщина. Не жена.

— Да нет, — ответил он.

— Тогда почему?

— Что почему?

Татьяна не знала, «что почему». Почему он не бросит ту женщину и не переедет в Москву? Почему ждёт от него того, чего он ей никогда не обещал? Почему хочет, чтобы он что-то сделал?

— Интересно, через сколько времени ты будешь бить меня половником по голове? — спросил он.

— Не знаю. Может, и не буду, — ответила она.

В какой-то момент она решила, что всё ведь и вправду не так уж и плохо. И это её дурацкое качество доводить всё до логического конца, до финальной точки, не бросать на полдороге хорошо на работе, а не в личной жизни.

Эйфория прошла ровно через девять месяцев. Они так и не изменили жизнь друг друга, и Татьяна поняла, что уже и не хочет этого. Через полгода она не могла вспомнить его лицо, казалось, рассмотренное и выученное в мельчайших деталях. Через полтора уже и не вспоминала.