Далеко ли до технологической катастрофы

на снимке: батюшка с иконой борется с затоплением

Два года антикризису, антисанкциям. А что изменилось? Мы по-прежнему – всей страной – делаем за месяц 200–300 металлорежущих станков, 250–270 кузнечно-прессовых машин, 250–260 деревообрабатывающих станков, 100 –120 молотов и прессов. Не тысяч, как когда-то, не десятков тысяч, а 200–300 штук в месяц (2016). Это ничтожно мало. Зависимость от импорта в станкостроении – 90%. По наиболее сложным станкам – 100%. По инструменту – 85–95% (Минпромторг, данные за 2014 год). Собственное производство покрывает несколько процентов выбытия станков.

Зависимость от импорта в тяжелом машиностроении – 80–90%. В медицинской промышленности – 60–80%. Мы не делаем операционных столов, зондов и еще многих вещей, без которых медицина не существует. Катетеры? Зависимость – 96%. Протезы? Выше 90%. Сельскохозяйственные тракторы? Почти до 100% импорта. Зерноуборочные комбайны – 67%. Промышленные роботы и манипуляторы? 95% импорта. Тяговые двигатели для тепловозов? Доля импорта – 100%.

Вычислительная техника? 80–100% импорта. За месяц производим ее на $20–22 млн, примерно по 15 центов на 1 российского жителя.

Столько надежд на сжиженный природный газ! О, эти будущие поставки налево и направо, во все края света! Но мы не производим «вагоны-цистерны, хранилища-цистерны, стационарные хранилища под сжиженный природный газ».

Зависимость от импорта – 100%.

Мы напрочь потеряли компетенцию по производству средств производства, в частности станков и оборудования, а также инструмента к ним, включая измерительный инструмент, расходные материалы и пр. А под высокоумные немецкие станки не подходит наш “тупой” металл с его вольными допусками по химическому составу, не говоря уже о литых заготовках. Импортозамещенный дизельный двигатель у нас полностью производится на импортном оборудовании, импортном инструменте и расходниках к нему, включая программное обеспечение станков, к которому доступ наших специалистов закрыт. Обработать на таком станке можно только заготовку из импортного же литья, чтобы нашим не загубить дорогое оборудование. Но двигатель считаем российским.

Чтобы повернуть к «новой индустриализации», нужны простые вещи – а) вложения в человеческий капитал, б) инвестиции в технологии, оборудование, в основные фонды. И то и другое – проблемное. Доля расходов на образование в ВВП в России традиционно в 1,4–1,7 раза ниже, чем в группе развитых стран. А норма инвестиций (инвестиции/ВВП) упала до уровней, когда экономический рост даже не теплится. С середины 1990-х годов она никогда не превышала 24%. Последняя точка счастья в 2011 году – 23%. А сейчас? В 2015-м норма инвестиций – 18,4% ВВП. 

А сколько нужно? Хотя бы 25%, а на самом деле, чтобы показывать 4–5% роста, нужно в районе 30%. Норма накопления 18–20% ВВП – это программируемая бедность в стране, которой нужно срочно восстанавливать свои утраченные технологические позиции.