Символичненько

Назначение генерала Москальковой омбудсменом – жест символичный. Это громкое заявление: эпоха Лукина-Памфиловой закончилась. Больше никаких декораций. И никаких прав. Будем защищать права соотечественников за границей. Как – негров в эпоху Хрущева. В остальных местах с правами человека проблем нет: у нас они и так защищены.

Заявление не звучит громом среди ясного неба – тучами наше небо затянуло давно. Так что не сильно это всё неожиданно.

Только вот интересно – а как давно? И - как начинало затягивать?

И тут у меня большой соблазн: начать с Сергея Адамовича. Как мы легко проглотили его отставку. Как легко отпустили. Как не отказали Ельцину в доверии. Как дали сманипулировать собой – запугать себя Зюгановым – в 96-м. Как молчали 3 года потом, когда вторым омбудсменом стал коммунист Миронов.

Был грех. И грех нераскаянный. То есть обреченный повторяться снова и снова. Был. Но всё же начать нужно, наверное, еще раньше. С доковалевской эпохи.

Пенсия в позднеe брежневское время давала пенсионерам (не всем, конечно, но – в основном, в городе-то уж точно) весьма достойный материальный уровень. Супруги пенсионеры с 264 рублями в месяц "чистыми" (дважды по 132 рубля максимальной пенсии) – на эти деньги можно было еще и детям помогать. Нигде в мире таких пенсий не было (если не считать, естественно, накоплений на старость тех западных пенсионеров, кто смог их сделать). А ведь были еще и военные пенсии – максимум 300 рублей в месяц чистыми, зарплата кандидата-завлаба, фантастические деньги! А ведь у многих были еще и непустые сберкнижки.

Всё это стало таять уже в горбачевское время. А с концом коммунизма испарилось вовсе. И наступила пора дикого капитализма – каждый за себя. Хорошо было молодым и сильным (как, в частности, и автор этих строк). А как было слабым? Старикам, детям? Как было просто нормальным людям, неприспособленным к жизни в условиях свободной капиталистической конкуренции?

Они ведь родились и росли не в стране со сложившимися капиталистическими отношениями. Они ведь социализировались под совсем другую систему общественных отношений. И вот в одночасье в одной РФ 150 миллионов стали эмигрантами в собственной стране.

Я не говорю сейчас о закономерности, о неизбежности, о невозможности другого. Да, наверное, иначе быть не могло. Это была кара народу, равнодушно позволившему себе слишком много преступлений. И, естественно – следствием пренебрежения экономическими законами. Да, всё это так. Но я хочу сказать о совсем другом – о нашей реакции на эту жизненную катастрофу десятков миллионов наших соотечественников. "Нашу" – в смысле либеральной интеллигенции.

Ведь мы тогда равнодушно от всего этого отмахнулись. Мы даже не постарались смягчить ситуацию. "Рынок всё устроит", враг рынка – враг реформ, паршивый коммуняка, совок.

Еще раз – я не говорю, что экономическую ситуацию можно было смягчить. Что сбережения населения можно было спасти. Можно или нельзя – разговор особый. Но я не об этом. А о том, что мы не ЗАХОТЕЛИ ее спасать. У нас ЖЕЛАНИЯ такого не возникало. Милосердия у нас не было. А понимание справедливости было исключительно карательным: сами, дескать, заслужили...

И опять, в третий раз – я не о том, заслужили или нет. Конечно, заслужили. Ничего в мире незаслуженного не бывает. Но я не об этом. А о том, что экономические и культурные права человека были для нас неважными. Мы ими не интересовались. Отворачивались.

Конечно, Сергей Адамович был настоящим героем (без намека на какие бы то ни было кавычки), когда грудью встал на защиту чеченцев. Но где были требования интеллигентов по импичменту Ельцину за первую чеченскую войну? Где были эти наши требования? Не было. И быть не могло. Но не менее важно и другое – где в 92-м году были наши требования защитить беззащитных?

Ранней осенью 91-го года, еще до формального распада СССР, в самые эйфорийные месяцы демократии, еще, кажется и Гайдара не было, мне довелось оказаться на банкете по поводу годичного собрания Московской Товарной Биржи (Затулин был там одним из главных). В гостинице "Космос". Помню, как новые русские пираньями раздирали огромного осетра на огромном зеркальном блюде. И уничтожили его со скоростью пираний.

Они не были очень голодными. И были уже тогда очень богатыми (место на МТБ стоило, сколько помню, сто тясяч советских рублей, невообразимая для простого человека сумма). Но рвать, хватать было у них внутри, это была сущность. Интеллигентов (в классическом понимании), естественно, среди них не было. Интеллигенты не отталкивают соседа локтем, стараясь ухватить кусок осетрины пожирнее. Интеллигентов не было. Но интеллигенты с умилением наблюдали за новыми русскими. Пытаясь разглядеть в них новых третьяковых, морозовых и мамонтовых.

И точно с таким же умилением мы смотрели на все другие трансформации общества в 91-м, 92-м, 93-м годах...

Чему же сегодня удивляться? Вот же они – корни. Как всегда, мы не захотели быть серьезными, умными и ответственными людьми. Как всегда, у нас хватало других, более важных дел. Вот так и сдали мы саму идею прав человека. Сначала мы поменяли право есть и учиться на право кричать на митингах, а также право избирать и быть избранным. Потом постепенно право избирать и быть избранным при нашем участии, и уж точно – при нашем согласии, прохиндеи стали трансформировать, пока не странсформировали в то, что мы имеем сегодня. Ну, а потом настала очередь и права кричать на митингах. Что там еще осталось, какие права? Право уезжать из страны? Пока выгодней выпускать, а не приковывать к тачке, это право сохранится.

А в остальном получайте Москалькову. Заслужили.