Половинка. Встречи, у которых нет будущего

Женька сидела в баре на открытой террасе и смотрела на дорогу бездумным взглядом. Оля шла мимо с коляской, увидела Женьку и решила пройти мимо — сделать вид, что не заметила. Оглянулась и поймала Женькин взгляд — та смотрела сквозь Олю, куда-то ей за спину. Глаза были огромные, от черноты на веках казались накрашенными. Оля развернула коляску и подошла.

— Привет, — сказала она.

— Это ты? — удивилась Женька, с усилием очнувшись.

— Ты чего такая? — спросила Оля, засовывая в рот дочери печенье, чтобы та не раскричалась.

— Какая? Я? Что, прости?

— Что с тобой происходит? — напрямую спросила Оля.

Утром на пляже она заметила на бедре Женьки синяк. Огромную гематому. Женька упала. На пляже она роняла вещи, сигареты, билась об лежак, спотыкалась на ровном месте.

— Что мне делать? — спросила Женька.

— В каком смысле? Ты много выпила?

— Я пью мохито. Безалкогольный, — тихо и спокойно ответила Женька.

— Что с тобой?

— Я его люблю. Понимаешь? Так не бывает. Чтобы так всё совпадало, — наклонилась к столу Женька и зашептала, — всё, абсолютно всё. Я могу с ним не говорить, он читает мысли. Он…Он родной. До истерики. Мне страшно становится.

— Кто — он? — Оля доставала из сумки бутылочку с компотом, мысленно подсчитывая, сколько времени дочь ещё просидит спокойно.

— Ты же его видела! — ахнула Женька, — он вчера ко мне подходил на пляже.

— Прости, я не помню, — ответила Оля.

— Ну как ты не помнишь? Я с ним сидела кофе пила. Как ты могла его не заметить? — почти кричала Женька.

Женька, которая знала всех и вся, сидела за столиком кафе часами и пила со всеми знакомыми, которые подходили, уходили, приходили снова….Опознать в этой череде ЕГО было решительно невозможно.

— И чего ты страдаешь? — спросила Оля, беря дочку на руки и отвлекая её трубочкой из Женькиного мохито.

— Мы никогда не будем вместе. У нас нет будущего. Всё закончится. Или уже закончилось. Я не знаю.

Про Женьку знали тоже все. Дома её ждал муж, некогда успешный, известный. Но в последние годы переживающий кризис сразу всего. И среднего возраста, и творчества, и самоопределения. Женька забрала сына и уехала на юг, к морю, к знакомым, после того как муж уехал изучать буддизм с восемнадцатилетней буддисткой. Денег будущий буддист ей не оставил. Вернуться домой у Женьки не было никаких сил. Уже второй месяц она мыкалась по знакомым. За возможность пожить в доме платила щедро:

накрывала не столы — поляны. Готовила она не просто хорошо. Виртуозно. Невероятно вкусно. Была незаменима на вечерних посиделках, рассказывая байки и «держа» стол. Умела льстить, не переходя грани, умела слушать, была лёгкая на подъём.

Она совсем не была идиоткой. Точнее, была совсем не идиоткой. Кто-то её жалел. Кто-то пользовался. Кому-то было просто скучно.

— Жень, тебе это только кажется, — сказала Оля, играя с дочкой в «ладушки». Она хотела уйти и не могла. Дочка уже измаялась, но Олю держал Женькин взгляд. Она такой не была, когда приехала. Сейчас, хоть ей и было плохо, она горела изнутри. Её можно было подключать к лампочке — та загорелась бы. Приехала она потухшая, сгоревшая.

— И что? — спросила Оля, приговаривая: «По кочкам, по кочкам, по маленькой дорожке», подбрасывая дочку на коленках.

— Он не сказал, что меня любит. Понимаешь? Я боюсь, — ответила Женька, сверкая безумными глазами.

— Ты же понимаешь, что это только слова? — пыталась воззвать к её рассудку Оля. — Какое люблю, не люблю? Ты его совсем не знаешь…

— Нет, если бы он только сказал… — замахала руками Женька и опрокинула стакан, на что даже не обратила внимания. — Если бы он сказал, что любит. Я бы всё бросила.

— Так бы и бросила?

Все знали, что Женька никогда не бросит мужа. Потому что так устроена. Потому что он никогда её не отпустит. Потому что они связаны канатами. Потому что, наконец, есть сын, который отца боготворит.

— Не знаю. Мне хотелось это услышать. Понимаешь? Просто услышать. Почувствовать, что я ещё могу… Заслуживаю того, чтобы меня любили. Пусть бы он соврал. Пусть бы это было на несколько дней.

— Жень, пойдём домой, а? Мы тебя проводим, — предложила Оля.

— Да, пойдем, — согласилась Женька, на автомате хватая сразу и Олины пакеты, и коляску, чтобы помочь.

— Жень, всё будет хорошо, — сказала Оля по дороге, понимая, что говорит банальность.

Женька посмотрела на неё как на больную.

— Да, всё будет хорошо, — кивнула она, — муж бросит свою буддистку и вернётся. Мы будем жить как раньше. А я буду вспоминать, как встретила человека, который совпадал со мной не просто как родной. Как половинка. Как будто он — это я. Ты не понимаешь, о чём я. У тебя такого никогда не было, — вдруг рассердилась Женька.

— Жень, посмотри на это по-другому. Тебе сейчас непросто…

— Замолчи, пожалуйста, я знаю всё, что ты скажешь, — оборвала Олю Женька, — замолчи. Не хочу. Только не сейчас. Я и сама всё знаю.

Женькин муж бросил буддистку и приехал за ней и сыном. Говорили, валялся в ногах. Говорили, что Женька его простила. Они переехали к очередным знакомым, и Оля её не видела некоторое время. Увидела опять на террасе того же кафе. Женька сидела с мужем и сыном. Смеялась. Оля решила пройти мимо, сделав вид, что не заметила. И только обернувшись, поймала Женькин взгляд — та смотрела на дорогу, бездумно, безумно. Как будто искала в толпе знакомую походку. Знакомую рубашку, лицо, сумку. Взгляд загорался в надежде и потухал, когда оказывалось, что он — не тот. Не он.