Как следователь Ушаков вскрыл грандиозный заговор

26 января 1940 года был приведен в исполнение смертный приговор в отношении Ушакова-Ушимирского Зиновия Марковича, бывшего следователя НКВД СССР. До сих пор нет ни одной фотографии этого человека.

Его за усердие в выявлении врагов советской власти посадили еще при Ежове, а Лаврентий Берия хоть и сомневался в обьективности дела, все же не решился на его пересмотр.

Ушаков (он же Ушимирский) Зиновий Маркович, 1895 года рождения, уроженец местечка Хабное Кагановического района Киевской области, член ВКП(б) с 1930 года. Тогда же стал работать в органах НКВД Украины». В своих показаниях он признается, что его наставник — чекист Леплевский И. М. Когда его в декабре 1936 года назначили начальником Особого отдела НКВД СССР, он, Ушаков, переехал с ним в Москву

..............................................

Как же Ушаков напал на след могущественного антисоветского заговора?

Ушаков пишет о том что он понял что есть заговор такими строками:

«Я буквально с первых дней работы поставил диагноз о существовании в РККА и флоте военно-троцкистской организации, разработал четкий план ее вскрытия и первый же получил такое показание от б. (бывшего..) командующего Каспийской военной флотилии Закупнева»

 

Командующий Каспийской флотилией Закупнев дал знать Ушакову о грандиозном заговоре в РККА

 

Стартом у следователя Ушакова послужили показания комбрига запаса М.Е. Медведева, до 1934 года возглавлявшего Управление ПВО РККА. По этому поводу Ушаков пишет:

«15.5 (то есть 15 мая 1937 года. ) Леплевский сказал, что получаю на допрос Фельдмана — известного участника процесса военных заговорщиков. Так как на Фельдмана было лишь одно косвенное показание некоего Медведева, я даже выразил удивление, почему мне не дали более важную фигуру с конкретной ролью...»

Ушаков сумел допросить Фельдманна в первый день ареста и тот дал показания:

 «В первый день допроса Фельдман написал заявление об участии своем в военно-фашистской организации, в которую его завербовал Примаков».

И снова делаем паузу в цитировании документа для того, чтобы отметить одну важную деталь —в качестве вербовщика Фельдмана выступает комкор Виталий Примаков, уже девять месяцев находившийся в НКВД, в руках Леплевского, Ушакова и их коллег по 5-му отделу ГУТБ.

 

Комкор Примаков стал первой важной «птицей» на пути к верхушуке заговора

 

Ушаков далее пишет:

 «Изучив личное дело Фельдмана и его связи, пришел к выводу, что Фельдман связан... дружбой с Тухачевским, Якиром и рядом других крупных командиров и имеет семью в Америке, с которой поддерживает связь. Я понял, что Фельдман связан по заговору с Тухачевским...»

Ушаков чекистским чутьем понял что — через Фельдмана выйти на верхушку Красной Армии, а именно на маршала Тухачевского и его единомышленников (Якира, Уборевича и других).

В своих показаниях Ушаков подробно рассказывает о этом, о докладе об этом начальнику Особого отдела, о сомнениях Леплевского:

«Я ответил, что не боюсь ошибок, но думаю еще получить сегодня от Фельдмана подтверждение моих выводов...

К вечеру 19 мая было написано Фельдманом на мое имя известное показание о военном заговоре с участием Тухачевского, Якира, Эйдемана и др., на основании которого состоялось 21 или 22 мая решение ЦК ВКП(б) об аресте Тухачевского и ряда других. К слову говоря, Тухачевского начал допрашивать я 25, а 26.5. он признался. После этого я получил 30.5. Якира»  

Как о своей крупной победе, Ушаков упоминает о заявлении, написанном Фельдманом на его имя 19 мая 1937 года.

Это очень важные строки, они говорят о победе следствия над заговором

 «Я хочу через Вас или т. Леплевского передать Наркому т. Ежову, что я готов, если нужно для Красной Армии, выступить перед кем угодно и где угодно и рассказать все, что я знаю о военном заговоре...

Вы не ошиблись, определив на первом же допросе, что Фельдман не закоренелый, неисправимый враг, а человек, над коим стоит поработать, потрудиться, чтобы он раскаялся и помог следствию ударить по заговору».

И Фельдман ударил по заговору — в его показаниях содержится оговор 125 лиц из числа высшего и старшего комначсостава РККА.

 

Напомним, что Тухачевского, арестованного в Куйбышев

 

Тухачевский  был допрошен Ушаковым и Леплевским

 

22 мая 1937 года, сразу же переправили в Москву. Вот как велось его дело. Если представить весь ход следствия по делу маршала в виде некоей схемы, то она выглядит следующим образом:

22 мая Арест в Куйбышеве.

23—24 мая Этапирование в Москву.

25    мая Первый допрос.

Леплевский, Ушаков

26    мая Допрос. Тухачевский пишет заявление на имя Ежова с признанием своего участия в военном заговоре.

Ушаков

27    мая Допрос.

Леплевский, Ушаков

29    мая Допрос.

Леплевский, Ушаков

30    мая Отчная ставка между Тухачевским и А.И. Корком. Корк изобличает маршала.

Нарком НКВД Н.И. Ежов, его заместитель комкор М.П. Фриновский, начальник 5-го отдела И.М. Леплевский, начальник 4-го отдела ГУГЮ старший майор М.И. Литвин, нач. отделения 4-го отдела капитан З.Н. Глебов-Юфа.

1 июня Допрос.

Леплевский, Ушаков

3 июня Вынесение постановления о предъявлении обвинения.

Ушаков

7 июня Допрос. Объявлено об окончании следствия.

Прокурор СССР А.Я. Вышинский, помощник Главного военного прокурора диввоенюрист Л.М. Субоцкий.

9 июня Очная ставка между Тухачевским и Якиром.

Леплевский, Ушаков

Д июня Суд. Вынесение приговора.

Специальное Судебное Присутствие

Процесс закончен, виновные наказаны.

 

Ушаков в день процесса по делу военного заговора в РККА добился от Тухачевского показаний на комкора С.К. Тимошенко. Он уличил армейского комиссара 2-го ранга Л.Н. Аронштама и коринженера Я.М. Фишмана.

Ушаков пишет:

«Между прочим, я указал, что допрошенные Карелиным и Ронером арестованные Аронштам и Фишман почти ничего не сказали, тогда как первый из них должен быть польским шпионом, а второй — итальянским шпионом вредителем и террористом. Карелин хотел было возразить мне, но я внес предложение передать мне этих арестованных и Николаев согласился.

Мой белорусский опыт по разоблачению целого ряда крупных провокаторов в ВПЗБ и КПП позволил мне на следующий же день разоблачить Аронштама и получить от него весьма ценное показание. То же произошло и с Фишманом, протокол которого был разослан всем особым отделам...»

Ушаков допрашивал бывшего зам. маршала Егоровва, Меженинова 11— 12 октября 1938 года. Вот что Ушаков пишет:

«Бывший заместитель начальника Генерального штаба Меженинов неудачно пытался покончить жизнь самоубийством. Его поместили в Бутырскую больницу и зачислили за мной. 

В итоге (Меженинов) дал ценные показания о большой группе военных заговорщиков ДВК, на основании которых, по заведенному порядку, я сделал первый протокол допроса в одном экземпляре и отнес его Николаеву на корректировку...»

Меженинов дал показания  Ушакову на многих заговорщиков

 

После этого Ушаков допрашивал и корпусного комиссара Б.У. Троянкера, арестованного 22 ноября 1937 года по справке, составленной Н.Г. Николаевым-Журидом.

В день ареста Ушаков дважды (видимо, чтобы ошеломить его окончательно) допрашивает Троянкера. В результате тот пишет короткое заявление на имя Ежова, в котором указывает, что

"он, Троянкер, видя всю бесцельность дальнейшего запирательства, признает свое участие в антисоветском военном заговоре, в который был завербован в 1935 году заместителем начальника Политуправления РКЕСА А.С. Булиным"

 В деле Троянкера имеются протоколы его допросов. В одном из них (от 3 июля 1938 года) он называет около 50 человек, лично им завербованных в заговор.

 

Удар в спину от Ежова

Между тем Ушаков копал все глубже и глубже, он не подозревал что его непосредственный начальник Н.

Ежов сам враг народа и немецкий шпион

Он стал получать показания на сообщников Ежова по заговору.

Об одном из таких случаев Ушаков рассказал сам:

«Гринько (нарком финансов СССР..) был первым арестованным, который назвал Егорова (Маршала Советского Союза.) как заговорщика... Я включил обоих в протокол, хотя Николаев (начальник Особого отдела. )заблаговременно сказал мне, что Николай Иванович (Ежов.) сомневается в правильности этого показания...

Еще через некоторое время Гринько показал об организованной в 1937 году террористической группе во главе с Бергавиновым... Николаев сказал мне, что комкор (Фриновский) не верит в это показание.

Тогда я, не медля ни секунды, написал рапорт Николаю Ивановичу с просьбой санкционировать арест Бергавинова и передал его через Николаева. На следующий день мне из секретариата наркомата принесли закрытый пакет, в котором оказался мой рапорт с резолюцией Николая Ивановича: «Арестовать». Бергавинов был в тот же день арестован...»

 

Зам .Ежова Фриновский тут же попытался тзаявить что показания наа Егорова ничего не значат и вместе с Ежовым стремился защитить Егорова

Ежов и Фриновский защищая Егорова действовали по заданию немецкой разведки, но Ушаков видимо об этом не знал.....


Впоследствии в собственноручных показаниях, написанных вскоре после ареста, Ушаков подробно и откровенно рассказывает о разоблачении  видных военачальников Красной Армии, а также членов ЦК ВКП(б) К.Я. Баумана, Э.И. Квиринга, В.Я. Чубаря, П.П. Постышева, Э.К. Прамнэка и других.

«Допрашивавшиеся мною командармы Седякин (до ареста начальник Управления ПВО РККА.) и Каширин (соответственно начальник Управления боевой подготовки РККА.)назвали Егорова как заговорщика. Николаев сцепился со мной и чуть ли не орал на меня за то, что я не имел права сделать такую политическую ошибку— взять показания на маршалов.

Я доказывал правильность своего поступка и убедил Николаева доложить Николаю Ивановичу заявление Седякина и Каширина. И как только Н.И. (Николай Иванович..) распорядился перепечатать их для ЦК, Николаев в одну ночь организовал получение около 15 или 20 показаний о Егорове»

Нач. особых отделов Николаев_Журид выступал против получения показангий на маршала Егорова, разоблачению которого противился Ежов

 

Генерал Кестринг требовал от Ежова защитить остатки немецкой агентуры в РККА

Для  охотника за предателями Ушакова это означало скорый конец....

 

Арест и дело

 В конце концов Ущакова отправили на дальний восток и арестовали

Ушаков писал:

«Со дня прихода Николая Ивановича я работал не покладая рук на пользу партии и советской власти и добился значительных результатов. Разоблачил таких заговорщиков, как Чубарь, Постышев, Косиор, Эйхе, Мирзоян, Гилинский и др.

Одно ознакомление с томами каждого из этих дел покажет, сколько сотен и тысяч заговорщиков я вскрыл. А сколько шпионов разоблачил. Во всем Наркомате знали, в том числе и руководство, что вряд ли еще кто-нибудь из следователей обрабатывает так тщательно своих арестованных, как я выкачивал из них все факты»

Ушаков писал:

«Мой арест в ночь с 4 на 5 сентября с.г. в Хабаровске, потряс меня, так как я никогда ни в чем не отступал от сталинской линии партии, свято относился к партийным и государственным обязанностям и по мере сил моих боролся со всеми происками контрреволюции».

Еще вчера Зиновий Ушаков громил направо и налево участников всевозможных заговоров, а сегодня сам попал в их число. И заговора не простого, обычного, раскрытие которого следователям Особого отдела уже порядочно набило оскомину, а заговора в недрах НКВД.

Ему вменили в вину то, что

"он, являясь участником контрреволюционной организации в системе НКВД, по заданию Леплевского и Николаева-Журида проводил подрывную деятельность, направленную на развал агентурно-оперативной работы и сохранение вражеских кадров от разоблачения, шпионил в пользу Германии, а также занимался фальсификацией следственных дел (из приговора)".

Следует особо подчеркнуть, что о методах допроса им арестованных Ушаков не допрашивался. Это говорит о том, что он их не пытал.

 

Вскоре его переправляют в Киев, где он в начале 30-х годов работал под руководством Леплевского, которого и определили ему в качестве вербовщика. Первая встреча с настоящим следователем у него состоялась в Лукьяновской тюрьме. Фамилия следователя была Яралянц...

«Некоторые следователи считают, что с арестованного надо сначала «сбить спесь», так поступил и Яралянц. Он сказал, что им известно о моем участии в сионистской организации на Украине, и предложил давать правдивые показания.

Я предложил следователю выслушать мою биографию и тотчас же проверить ее при помощи моего брата плотника, живущего в Киеве, й одного из братьев Л.М. Кагановича, хорошо знающего нашу семью. Тогда меня стали бить. Пробовал протестовать...»

 

Ушаков сильно надеется на то, что нарком Ежов вспомнит о нем и выручит и поможет ему.

Не имея возможности лично обратиться к наркому и зная, что тот интересуется протоколами допросов арестованных чекистов, Ушаков в своих заявлениях и в показаниях, заносимых в протокол, всячески превозносит организаторские качества и революционные заслуги Ежова, надеясь, что эти слова попадут в поле зрения Николая Ивановича. Ссылкой на имя Ежова Ушаков в то же время преследует и другую цель — уменьшить опасность применения к нему мер физического воздействия.

 «Не расставаясь мысленно и сердцем с Николаем Ивановичем, я.заявил, ссылаясь на его же указания, что бить надо также умеючи, на что Яралянц цинично ответил:

«Это тебе не Москва, мы тебя убьем, если не дашь показания».

 

Находясь под арестом Ушаков просил помощи у Ежова.....Ушаков писал что его арест это дело рук врагов народа и предателей

Он видимо не знал что его арест и дело было полностью спровоцированно Ежовым, принявшим решение его уничтожить...


Когда Берия воцарился в НКВД Ушаков просит Лаврентия Павловича вернуть его на прежнюю работу. Перечислив свои заслуги, Ушаков заявляет, что до конца осознал все прежние ошибки, а в показаниях ничего не утаил, как к этому и призывал его Лаврентий Павлович.

 Подобными показаниями заполнено много страниц. На следующем допросе с присутствием тех же Берии и Кобулова все написанное до этого Ушаковым оформляется в качестве протокола с добавлением ряда новых участников заговора.

Так и не дождавшись от Берии положительного решения своих просьб или хотя бы некоторого смягчения собственной участи, Ушаков в середине ноября 1938 года снова отказывается от показаний. Однако вновь он подтверждает их, заявляя, что таким демаршем хотел дискредитировать следствие.

23 февраля 1939 года (в день Красной Армии) Ушаков еще раз отказывается от всего, что он показывал ранее.27 февраля он письменно приносит руководству НКВД извинения за свое «плохое» поведение, подтверждая, что его показания следует считать достоверными.

 

Так проходит 1939 год, в течение которого Ушаков активно сотрудничает со следователем. В протоколах допросов и собственноручных показаниях этого периода появляются все новые и новые заговорщики. Дело приближалось к суду.

Возможностей подумать «о времени и о себе» у Зиновия Марковича было предостаточно, и на последнем допросе (4—5 января 1940 года) он теперь уже окончательно и бесповоротно отказывается от всех своих показаний. Не помогла даже очная ставка с арестованным Фриновским.

Точно так же Ушаков ведет себя на заседании Военной коллегии 21 января 1940 года, приговорившей его к расстрелу. В период реабилитанса родственникам Ушакова в ходатайстве о его реабилитации было отказано.

……..

Был ли предателем следователь Ушаков? Сказать сложно, не исключена и судебная ошибка в данном случае, все таки дело то ежовское.

Но одно можно сказать точно--следователь Ушаков-Ушимирский был очень талантливым следователем, лучшим в НКВД.