Анатолий Чубайс живет на свалке

Хроника суда по делу о "покушении" на Чубайса

Суд с участием присяжных – конструкция хрупкая, и рассыпается часто, не дожив до вердикта. Но не потому, что не просто по многу месяцев сохранять коллектив из двенадцати членов коллегии и нескольких запасных, при том, что люди эти обременены ещё и прежней работой, и семьёй. Жизнь показывает, что присяжные, давшие согласие вершить судьбы других, как правило, понимают, какой груз ответственности берут на свою совесть, а из процессов уходят вовсе не по своей воле. К примеру, дело о покушении на Чубайса до нынешнего процесса слушалось тремя коллегиями присяжных заседателей, и первые две коллегии распались не сами по себе, они были развалены тандемом обвинения с судьей.

Как поведали нам адвокаты, участвовавшие в тех судебных слушаниях, в первой коллегии присяжных, когда в ней не оставалось уже запасных, вдруг обнаружилось, что одна из народных заседателей оказалась пациенткой наркологического диспансера, что категорически запрещено законом. Присяжная сама была ошарашена новостью и отрицала в суде данный факт, но прокурор предъявил невесть откуда взявшуюся справку, и вся коллегия пошла «под нож» вместе с уже полгода слушавшимся процессом. Вторая коллегия прекратила свое существование, также перевалив за половину судебных слушаний. Старшину тех заседателей обвинили в недоплате налогов, о которых он сном-духом не ведал, и по формальным причинам распустили коллегию, заподозренную в симпатиях к обвиняемым. В третьей коллегии, в той, что всё-таки стойко продержалась до оправдательного вердикта, прокуратура тщательно отслеживала настроения её членов, и малейшее недоверие кого из них к аргументам обвинения через улыбку, усмешку, нахмуривание бровей или недовольное хмыканье, аукалась отставкой. Придравшись к одной из присяжных за то, что она шла по лестнице впереди адвоката защиты и на миг поравнялась с ним на лестничной площадке, о чем доложила в суде бдительная, как Павлик Морозов, секретарь суда, обвинители устранили неугодную в назидание остальным. Так что если Вы - присяжный заседатель, и желаете оставаться таковым до оглашения вердикта, срочно заплатите все налоги, желательно, на год вперед, уточните, не числитесь ли Вы «совершенно случайно» в каком-нибудь из диспансеров. Да, и непременно обходите околицей представителей защиты, чурайтесь их, как холеры, избегайте с ними даже здороваться. Целее в коллегии будете!

Однако, прокуратура - контора творческая и помимо фантастов-следователей там есть неплохие сценаристы-постановщики, которые понимают, что разгонять самим коллегию за коллегией не только бездарное лобовое решение проблемы, но и чревато брожением у граждан страны подозрений в недемократичности судебной системы страны вопреки утверждениям самого Президента-юриста. Поэтому изящнее будет, если неугодная обвинению коллегия присяжных рассыпется вроде как сама по себе, по собственной, так сказать, инициативе. Нанотехнология подобного разгона присяжных «по собственному желанию» отрабатывается сейчас на четвертом процессе по делу о покушении на Чубайса.

В чем суть технологии? Присяжным было обещано, что к маю обвинение с защитой закончат предъявлять доказательства и в начале июня присяжные смогут вынести вердикт. Но проходит и май, и июнь, и июль… Дело не кончается. Кошмарная жара изнуряет всех участников процесса, кроме прокурора и представителей Чубайса, которые жароустойчиво предъявляют присяжным все новые и новые «дополнения по делу», и не важно, что это никакие не новые дополнения, и не новые вовсе, и не дополнения, а по второму и третьему кругу всё те же уже набившие оскомину «доказательства» обвинения, а если и новое что, то и близко никакого отношения к фактическим обстоятельствам дела не имеющее. И конца края этой муке не видно, а дома - дети, работа, рухнувшие планы на отдых… И, кажется, что вроде всё, закончило обвинение, ан нет, новая затяжка, зачитывается целое досье оформления российского гражданства гражданской женой Роберта Яшина Натальей Савенко в … 2007 году. Какое это имеет отношение к событиям 17 марта 2010 года?! Только одно, хоть и беззаконный, но повод ещё потянуть суд и ещё… Затяжка, еще затяжка… Цель прокуратуры одна, чтоб, не выдержав измора, издевательства над здравым смыслом и людьми, встали возмущённые присяжные и ушли. И обвинение сохранит явно потерянное в процессе своё лицо, и потрясающий удар по институту присяжных, единственной на сегодня оставшейся форме участия народа во власти.

Именно об этом были все наши мысли, когда мы слушали очередные «дополнения по делу», представленные обвинением в данном судебном заседании.

Процесс начался с того, что прокурор Каверин потребовал (Каверин давно уже ничего не просит у суда, он с самого начала дополнений надиктовывает судье Пантелеевой, что ей надо «удовлетворять» по требованию обвинения), так вот Каверин потребовал по новой зачитать детализацию телефонных соединений подсудимого Найденова, присланную компанией «Вымпелком» по его запросу.

«Данная детализация имеет теперь в себе названия базовых станций, - уточнил прокурор, - и она оказалась более полной по сравнению с детализацией, представленной следствию и зачитанной ранее».

Изумленный Найденов тут же отыскивает в деле запрос судьи Козлова, который еще в 2006 году официально от имени суда просил у «Вымпелкома» эту детализацию с базовыми станциями и ему, федеральному судье!, «Вымпелком»официально ответил, что запрашиваемые судом данные на период 2004 – 2005 годов не сохранились. Изумлённая не меньше Найдёнова защита попросила предъявить присяжным запрос судьи Козлова, имеющийся в деле, и ответ «Вымпелкома» на его запрос, против чего, естественно категорически восстал Каверин, как всегда явивший суду блестящий образец прокурорской софистики, густо замешанной на чувстве подавляющего превосходства: «Да, мною в кампанию «Вымпелком» был направлен запрос о представлении в суд детализации переговоров подсудимого Найденова, и то, что я получил, - это восстановленная детализация! Анализируя показания Найденова, я пришел к выводу, что подобная детализация на руках у Найденова имеется, поскольку он называет в показаниях те места, где действительно зафиксированы его звонки. И это что же – по памяти?».

Похоже, чувство превосходства порой затмевает рассудок обвинителя, ибо прокурор представил, по его собственным словам, документ, который подтверждает, а не опровергает показания Найденова.

Что же такое «восстановленная детализация»? Реставрированный памятник письменности, отысканный в архивах «Вымпелкома», или уточненный по показаниям Найденова, заново родившийся текст? Выяснить это в суде так и не удалось. Детализацию прокурор огласил перед присяжными, а вольные слушатели и судья получили благодаря этому часовую возможность для тихого сна. Но оглашать запрос судьи Козлова судья Пантелеева не позволила. Может, коллега Козлов её чем обидел, может, судья Пантелеева просто не хотела вспоминать, что помимо неё есть ещё на этом свете и другие судьи.

После зачтения верстовых столбцов цифр, присяжных вывели. Следующим номером прокурорского представления был удар по подсудимому Ивану Миронову. Из кипы бумаг прокурор извлек нечто, чем предполагал сразить подсудимого наповал: «Подсудимый Миронов неоднократно допускал в судебном процессе разглашение информации, которая строжайше запрещена законом».

Зал затаил дыхание, предвкушая продолжение шпионского скандала между Россией и Америкой. Но прокурор разочаровал: «В частности, Миронов говорил, что ему в тюрьме сломали ребра и проломили голову. По моему запросу из следственного изолятора получено личное дело и медицинская карта подсудимого. Я личное дело посмотрел: никаких документов, представляющих интерес для обвинения, не обнаружено. А медицинская карта представляет интерес для обозрения присяжных заседателей, поскольку она свидетельствует о том, что физическое насилие к Миронову не применялось».

Судья дозволила обсудить медицинскую карту.

Подсудимый Миронов: «Прокурор как всегда передёргивает факты. Я никогда не говорил, что меня избивали в тюрьме. Меня избили при задержании, а не в тюрьме. Медицинского обследования сразу после задержания не было. Медицинские справки в карте не содержат ни томографии головного мозга, ни рентгеновского исследования. Но даже и в этой карте имеются сведения о резком снижении зрения и головных болях как последствиях сотрясения головного мозга. Но само по себе оглашение медицинской карты – это разглашение личных данных человека, что не допустимо ни по каким законам».

За права человека вступились адвокаты защиты.

Чепурная: «Данные о здоровье человека являются конфиденциальными, их оглашение является грубейшим нарушением прав подсудимого».

Михалкина: «Ходатайство прокурора Каверина меня уже не удивляет, потому что мы рассматриваем все, что угодно, кроме фактических обстоятельств дела. Сведения о группе крови подсудимого, о количестве флюорографий, о его давлении и пульсе за 2007-2008 годы – каким образом все это имеет отношение к фактическим обстоятельствам дела?».

Подсудимый Найденов напомнил прокурору о двойных стандартах в его медицинских экзерсисах: «На том основании, что суд раньше отказал в оглашении медицинской справки о побоях, проведенных в ходе моего задержания, а также медицинской справки о повреждении моей руки, прошу в оглашении такого же документа обвинения, если мы в равном положении находимся, отказать».

Судья надолго погружается в состояние здоровья Миронова, вчитываясь в анализы, листая описания его дыхания и сердцебиения.

Идея равного положения сторон, высказанная Найденовым, ее всерьез зацепила. Теперь надо было эту идею грамотно применить к конкретному случаю. Судья величественно подняла голову и как подлинная защитница прав человека торжественно провозгласила: «Постановляю. Огласить в судебном заседании содержание медицинской карты Миронова. Суд исходит из необходимости соблюдения требований Конституции Российской Федерации о равноправии сторон. В предыдущих заседаниях подсудимый Миронов неоднократно заявлял о применении к нему физического воздействия. Суд не находит оснований для отказа стороне обвинения в предоставлении доказательств».

Вошли присяжные заседатели.

Прокурор встал в позу античной статуи: «Оглашается медицинская карта подсудимого Миронова во время пребывания его в тюрьме. Здесь приведены медицинские анализы, сведения о проведенных флюорографических исследованиях. 21 февраля 2007 года результат исследования – норма...». При всем честном народе прокурор долго и нудно поведывал присяжным заседателям, что у Миронова хронический гастрит и боли в коленных суставах, что он жаловался на боли в сердце, что у него упало зрение, и регулярно болела голова, повышалось кровяное давление... Все это с мельчайшими подробностями, с диагнозами, с конкретными датами осмотра врача...

Ощущение неловкое, даже гадливое. Нет, мы не услышали ничего предосудительного о болезнях подсудимого при озвучивании медицинской тюремной карты, просто каждый из нас подумал о том унижении, которое переживает человек, когда прилюдно перетряхиваются детали его нездоровья типа «язык обметан серым налетом». А ведь у большинства болячки покруче мироновского тюремного гастрита, да еще в самых разных, не доступных зрению местах организма, а ну, как кто-нибудь типа Каверина или Пантелеевой когда-нибудь возьмется их оглашать по делу или без дела. Был бы прецедент! Пусть Пантелеева хоть на миг представит себе, как Каверин с выражением и в полный голос читает в зале её медицинскую карту.

А ведь ещё совсем недавно суд был более целомудрен и берег человеческие тайны. Вспомнить хотя бы допрос потерпевшего Чубайса. Главный энергетик ныне нанотехнолог утверждал тогда, что его контузило, был звон в ушах, но когда сторона защиты поинтересовалась, обращался ли потерпевший к врачу, Чубайс с чувством оскорбленного достоинства ответствовал: «Нет, ну что вы!». И ни судья, ни прокурор, ни даже въедливая защита, которая сильно сомневается в том, что Чубайс вообще был на месте происшествия, не потребовали медицинской карты Чубайса за последующие после событий два года его жизни, чтобы предъявить ее для обозрения присяжным заседателям.

По тому, как страстно вчитывался в медицинскую карту Каверин, наслаждаясь, как музыкой, чтением чужих анализов, становилось ясно, что ни прежнее его поприще армейского политработника, ни нынешнее прокурорское не дают ему удовлетворения, и в рутине ненавидимых им буден остаётся, наверное, нереализованной мечта стать, может, стоматологом, может быть, проктологом, может, патологоанатомом, словом, поменять нынешнюю голубизну своих одежд на медицинскую белизну.

Следующим номером в программе обвинения после любителя медицинских тайн солировал адвокат Чубайса Шугаев. По этому случаю он предусмотрительно принарядился в малиновую рубаху, в какой обыкновенно на свадьбах щеголяют сельские гармонисты, и желтые штаны, в сочетании с малиновой зарей, делавшие его похожим на очень крупной величины певчего щегла.

Адвокат встал к трибуне, включил микрофон, откашлялся, как будто и в самом деле собирался петь, и проникновенным голосом возвестил, как конферансье на концерте объявляет репертуар: «Уважаемые присяжные заседатели, уважаемый суд, уважаемые участники процесса! Справка о погоде!».

Вдохновенным голосом артист-самородок поведал о погоде, бывшей с десятого по восемнадцатое марта в районе аэропорта Внуково, метеорологическая служба которого и предоставила справку. При этом, как всякий подлинный творец, наш адвокат допускал вольное обращение с текстом справки, вставляя в нее собственные литературные вымыслы: «По вашему запросу сообщаем сведения о погоде в том районе, где произошло покушение на убийство Чубайса…».

Адвокат Першин справедливо возразил, что метеорологическая служба аэропорта Внуково, во-первых, не могла быть заранее осведомлена о покушении на Чубайса, когда собирала данные о погоде в марте, во-вторых, она вряд ли бы вписала эту душещипательную фразу в сухую погодную сводку, предназначенную для пилотов и авиадиспетчеров.

«Читайте по тексту», - потребовала судья.

Пойманный на творческой интерпретации документа Шугаев невозмутимо продолжал декламировать: «10 марта. Ночь. Количество осадков 4 мм, температура воздуха -8 градусов, влажность воздуха – 89 %, ветер северо-западный 5 метров в секунду. День. Облачно с прояснениями. Слабый снег. Количество осадков 2 мм…».

Зал приуныл. Слушать в сорокаградусную жару, что когда-то в Москве и её окрестностях стояли благословенные минус восемь и падал слабый снег, было невыносимо и выглядело изощренным издевательством над судом. Но пришлось терпеть, не освистывать же незадачливого декламатора. А тот, в свою пользу истолковав молчание аудитории, разнообразил репертуар новым сольником.

Все тем же голосом влюбленного трубадура Шугаев зачитал два письма из Департамента некоммерческих организаций Министерства юстиции России, в которых сообщалось о только что признанных экстремистскими двух изданиях, имеющих прямое отношение к настоящему делу. Это книга Бориса Миронова «Приговор убивающим Россию», которая, как убеждало следствие, явилась идеологическим основанием ненависти к Чубайсу, и статья Владимира Квачкова «Национальное восстание – да!». Адвокат поделился с присяжными радостной вестью, подоспевшей аккурат к вынесению вердикта: судебные решения о признании этих изданий экстремистскими были приняты вот только что, в марте и в мае 2010 года, причем по книге «Приговор убивающим Россию» на далекой Камчатке, где, как выразился подсудимый Иван Миронов, «это стоило Чубайсу дешевле всего». И не важно, что закон обратной силы не имеет, «мочить экстремистские издания в сортире» - долг и священная обязанность каждого законопослушного гражданина. Таков был проникновенный пафос речи адвоката Чубайса, обращенной к патриотическим чувствам присяжных заседателей.

Но все же в творческом состязании на артистизм и выразительность «дополнений по делу» по степени воздействия на зал победил не Шугаев, а представитель потерпевшего Чубайса Леонид Гозман. Его дополнения безоговорочно признаны присутствующими самыми впечатляющими в этот тягостный знойный день. Они и освежили, и взбодрили, и просветили, если кто еще чего не понял.

Гозман не блистал нарядом, как Шугаев, не изображал из себя античный монумент, как Каверин, Гозман негромким голосом, скромно сказал: «Господа присяжные, я хочу огласить документы о том, что было раньше там, где находится сейчас дача Чубайса. Это я говорю для того, чтобы опровергнуть утверждения защиты, что прежде на этом месте был детский садик РАО «ЕЭС». Справка администрации сельского поселения «поселок Жаворонки». Земельный участок 2,58 га, расположенный по адресу: пос. Жаворонки, улица Победы, на момент выделения его собственнику был свободен от объектов социального строительства и детских учреждений».

Гозман обвел глазами присяжных, но, не увидев должного эффекта от своей речи, вполголоса, доверительно, как матерый психотерапевт, добавил: «Вообще-то там была мусорная свалка. Участок принадлежит Вишневской Марии Давидовне. Здесь еще одна справка о принадлежности Марии Давидовне Вишневской еще одного земельного участка, в размере 0,9 га, там же в Жаворонках. А вот это свидетельство о браке М. Д. Вишневской и А. Б. Чубайса». Гозман взмахнул заверенной копией чубайсовских уз Гименея, в подтверждение того, что владелица трех с половиной гектаров бывшей мусорной свалки в центре элитного поселка Жаворонки – законная супруга главного энергетика и владелица всего, что нажито им непосильным трудом, чтобы не отняли.

Вот тут-то и достиг Гозман желанного эффекта. До зрителей дошло, наконец, что Чубайс, оказывается, радетель и благодетель всего жаворонковского народа, взял три с половиной гектара пустыря в центре элитной дачной местности, куда жители сносили и свозили ненужный хлам, куда ссыпали строительный мусор, пищевые, а, может, украдкой и ядерные отходы, а он, Чубайс, превратил эти брошенные, никому не нужные, обезображенные земли в цветущий рай! За что мы его только прихватизатором клеймим? Человек нашу землю украшает! Спасибо Гозману, просветил! Правда, не все в зале восхитились красотой подвига Чубайса, проворчав, чтоб отходы не пищевыми оказались, и уж если и поселился Чубайс на свалке, то пусть там действительно найдутся ядерные отходы. Ну, что ж, в нашей демократической стране каждый имеет право на собственное мнение.

Конкурс на лучшее «дополнение по делу» среди прокуроров и адвокатов Чубайса продолжается. Только какое это имеет отношение к фактическим обстоятельствам дела?! Неужели на самом деле ради одного – чтобы вконец измотанные присяжные, не выдержав глумления и издевательства над собой, хлопнули дверью на радость Чубайсу и его присным во главе с судьей Пантелеевой?

Проезд до суда: от станции метро «Мякинино» 15 минут пешком до Московского областного суда. Вход свободный. Нужен только паспорт. Зал 308.