Автор достаточно беспомощный

На модерации Отложенный

«Московский Комсомолец» опубликовал рассказ Юрия Лужкова «Особенности национальной жары, или смерть осьминога Пауля».

Рассказ, на самом деле, достаточно беспомощный. Хотя бы по композиции. Начинается все с описания охоты, затем неожиданно разговор касается осьминога Пауля как символа чуда, а затем чудом оказывается лось, который затаскивает лодку в лес. Эти темы увязаны достаточно странно, да и характеры двух чиновников не вполне прояснены. В принципе, построение характеров вполне согласуется с номенклатурным статусом двух героев. Они говорят достаточно бесцветным языком, вспоминаются общие места не только с советскими номенклатурно-партийными деятелями, но и с современной номенклатурой вообще, с поправкой на народность. 

Некоторые реалии рассказа подсказывают нам, что его автор воспитывался, скорее всего, в 50–60-е годы. Отсюда такая стилистическая разноголосица. Наряду с современным заимствованием слова «девальвировались» (охотники девальвировались до рыбаков) существуют слова, относительно забытые или забытые вовсе, как, например, «фарт». 

Любопытно все-таки, что несмотря на то, что автор подсмеивается над собственными героями и пытается смотреть на них несколько сверху, по своей ментальности и по своему мировоззрению он вполне с ними согласуется. Это, скорее, позиция не автора и героев, не отстраненного наблюдения за тем, что происходит, а это позиция начальника и подчиненных, который, с одной стороны, не может воспринимать этих героев как ровню, а с другой стороны, их образ мыслей, привычки, интересы и желания ему вполне понятны.

В целом этот рассказ удивляет стилистической разноголосицей, попыткой стилизовать такой псевдопатриотический рассказ. Местами он напоминает многие любительские рассказы, которые печатаются в журнале «Охота». Там печатаются рассказы совершенно разные по качеству, но если иметь в виду публикацию в «Московском комсомольце», то она приближается к таким средним примерам баек для охотников. Здесь, правда, есть претензия на художественность. Присутствует очень странное композиционное построение рассказа, когда автор решил написать все-таки довольно сложное произведение, то есть увязать воедино случай с лосем, осьминога Пауля и московскую жару. Получилось не слишком хорошо. 

Что касается того, какому писательскому стилю подражает автор, то, скорее всего, это советская бытовая реалистическая проза.

Причем не проза как таковая, сколько представление о ней. Еще я думаю, тут можно искать некие следы влияния «деревенщиков» советского периода. Но все это, с моей точки зрения, не столько прямое заимствование, сколько само представление о настоящей русской иронично-бытовой прозе, которая описывает обыкновенные ситуации и до сих пор еще доминирует у многих обывателей-любителей литературы.

С точки зрения писательского ремесла, автор достаточно беспомощный. На что указывает отсутствие какого-либо стилистического единства, случайное употребление слов, лексическая многоголосица, которая приводит к невозможности составления какого-либо представления о едином стиле. Точнее, есть попытка создать какой-то единый стиль, но сама эта стилистика не выдерживается. При этом видны некоторые заимствования, и это не только советская бытовая проза 70–80 гг., но и язык чиновников, воспоминания о городском фольклоре и просто шаблонное номенклатурное мышление, выраженное в патриотически-простонародных терминах. Выбор места: Костромская губерния, охота, рыбалка – все это общие места в мировоззрении высокопоставленного чиновника или чиновника средней руки. Таким образом, автор находится, скорее, не под литературным влиянием, а под влиянием общеязыковым, мировоззренческим, куда литература входит как одна из составляющих, а не непосредственно. Это воспоминания не о конкретных произведениях, а об общем тоне литературы, с которой автору, видимо, приходилось сталкиваться. 

Есть недостатки в ремесленной части: рыхлость композиции, странное соответствие частей. Ведь можно было бы просто рассказать историю о том, как лось затянул лодку в лес. Но у автора, видимо, существуют еще какие-то писательские претензии. Однако в писательском мастерстве они, к сожалению, воплотиться не могут. И если иметь в виду эту ремесленную неумелость, то, мне кажется, что это письмо человека, который думает: «Почему, прожив достаточный период времени, я не могу все услышанные или придуманные истории записать?» Записать тем языком, которым, как ему представляется, должен писать автор.

Все вышеперечисленное говорит о том, что автор взялся за перо, в общем, относительно недавно. Более того, излишняя усложненность текста говорит, скорее, о том, что в писательстве человек делает первые шаги. То есть это произведение настолько незрелое, что оно просто не позволяет судить о таланте автора. Хотя, конечно, это не тот случай, когда сильное художественное дарование прокладывает себе дорогу, а необходимые навыки добывает уже потом. Такого мощного художественного воздействия здесь тоже не чувствуется, и поэтому рассказ получается достаточно беспомощным.