Николай Васильевич Крыленко

Николай Крыленко (в центре) в окружении шахматных сподвижников. Сидят (слева направо): Константин Мехоношин, Семен Левман, Александр Ильин-Женевский, Вячеслав Рагозин. Стоят: Валериан Еремеев (второй слева), Николай Зубарев (третий справа).

Однако с его мнением, что шахматы в советском государстве обречены на длительное забвение, такие энтузиасты игры, как мастер Николай Дмитриевич Григорьев и Александр Федорович Ильин-Женевский, не согласились. И их усилия по быстрейшему возрождению шахматной культуры в Советской России принесли плоды. Уже в 1924 году на 3-м Всесоюзном шахматном съезде, проходившем под лозунгом «Шахматы – могучее оружие интеллектуальной культуры», председателем Всесоюзной шахматно-шашечной секции был избран заместитель наркома юстиции РСФСР Николай Васильевич Крыленко.

На этом же съезде по предложению Григорьева ответственным секретарем секции выбрали моего собеседника, и он вместе с женой переехал из Иваново-Вознесенска в Москву. Тогда же решено было организовать в следующем году турнир с приглашением лучших зарубежных шахматистов, включая Капабланку и Ласкера.

Больше часа Еремеев рассказывал мне про Первый Московский международный турнир: как встречали и устраивали иностранцев, как пришлось купить шубу и шапку Карлосу Торре, приехавшему в ноябре в одном костюмчике, как после такого гостеприимства мексиканец до десятого тура претендовал на первый приз вместе с Ефимом Боголюбовым, отказавшимся в следующем году от советского гражданства…

Рассказчик он был отменный, и слушать его было сплошное удовольствие, тем более что многие эпизоды являлись в то время белыми пятнами шахматной истории. О себе Еремеев в тот вечер почти не упоминал, но о Григорьеве, Ильине-Женевском и Крыленко говорил много и с большой симпатией. Николая Дмитриевича, по его словам, рано свела в могилу тяжелая, резко обострившаяся болезнь. По официальной же версии, скончался он якобы от неудачно проведенной операции аппендицита. Думаю, что именно утверждение Еремеева соответствует действительности: Григорьев был хлипкой комплекции и к тому же заядлым курильщиком, поэтому допросы с пристрастием в НКВД не могли не отразиться на его здоровье. Летом 1938-го Григорьева назначили, видимо для отвода глаз, заместителем главного редактора журнала «Шахматы в СССР», однако уже 10 октября он умер в возрасте всего 43 лет. К этому времени Николая Васильевича Крыленко уже не было в живых – его расстреляли 29 июля того же года.

Некролог Николая Григорьева в журнале «Шахматы в СССР» (№ 11, 1938).

Несмотря на многочисленные публикации бывших сотрудников КГБ, стремящихся оправдать и обелить преступления Большого террора, при внимательном сопоставлении дат, событий и биографических сведений кое-что все же можно выяснить.

Ни в биографии Еремеева, ни в биографии Григорьева нет ни слова об их задержании сотрудниками НКВД. Как не найти упоминания о допросах на Лубянке и в биографии легендарного первого коменданта Берлина генерала Берзарина, любимца маршала Блюхера, расстрелянного в 1938 году…
– Странно, что Григорьева не посадили. Тогда хватали и родственников, и друзей, – заметила я.
– Николай Дмитриевич был обречен на скорую кончину, – коротко ответил Еремеев.
– Почему Крыленко попал в опалу и был расстрелян, мне понятно. Он был старым большевиком, представителем ленинской гвардии, от которой Сталин решил избавиться, чтобы возвысить себя…
Валериан Евгеньевич возразил, что отнюдь не по этой причине:
– Николай Васильевич за двенадцать лет создал сильную советскую шахматную школу и был Сталиным не только уважаем, но и обласкан, получив в 1936 году пост наркома юстиции СССР. Однако в начале 1937 года он вступил в полемику с прокурором СССР, считавшим признание вины обвиняемым основным доказательством. Принципиальный спор с Вышинским на тему презумпции невиновности перерос в обвинение в предательстве родины. До начала 1936 года Вышинский подобострастно кланялся при каждой встрече с Крыленко, но, выбившись в главные инквизиторы, решил избавиться от влиятельного наркома юстиции, критиковавшего его теорию, нужную товарищу Сталину для установления тоталитарного режима. Газеты по распоряжению вождя печатали речи Вышинского на первых полосах.
– А как же вас и Николая Дмитриевича приобщили к атаке Вышинского на Крыленко?
– Дорогая Татьяна Васильевна, я давал подписку о неразглашении. Да и незачем ворошить дела давно минувшие.
– Дела минувшие могут повториться, если не разглашать и не осуждать преступления против человечности, – парировала я, но Еремеев уже собирал бланки в папку. Уходя, он извинился и повторил, что давал подписку о неразглашении.

«Видимо, их просто преследовали из-за того, что они работали вместе с Крыленко», – подумала я, оставшись одна…

Те самые стопочки Еремеева! Они до сих пор хранятся у Татьяны Васильевны…

За тур до финиша я уже была недосягаема!

По окончании турнира мне предложили самой выбрать два ценных приза. В тот же день мы поехали с главным судьей в ювелирный магазин и купили пять коньячных стопочек из серебра и позолоченную ложечку для торта.

После закрытия я пригласила Еремеева к себе в номер на ужин, чтобы отметить мой успех. Это был незабываемый вечер: цветы, поздравления, задушевная беседа. Валериан Евгеньевич поведал, как ему помогал в реабилитации Яков Герасимович Рохлин, в то время председатель Всесоюзной шахматной федерации профсоюзов. По его настоянию Еремееву выделили двухкомнатную квартиру в Москве, но он не захотел доживать свой век там, где пережил столько горя (да и кое-кого из бывших коллег не хотелось видеть), и попросил дать ему аналогичное жилье в Сочи. Незаметно разговор коснулся подписки о неразглашении, и мы пришли к согласию, что если все будут молчать, то преступления, совершенные в годы террора, могут повторяться еще не раз.

Я попросила рассказать, как начиналось преследование Крыленко, бывшего в фаворе всего год назад. Непонятно было, почему такой мужественный и принципиальный человек написал собственноручное признание в том, чего не было на самом деле?! По мнению Еремеева, Сталин понял еще в 1936 году, что на роль преданного ему лично инквизитора Вышинский подходит больше, чем Крыленко, и стал его приближать. И Андрей Януарьевич, прозванный Ягуаровичем, с готовностью взялся ее играть. С согласия Сталина бывший меньшевик Вышинский собирался использовать для обвинения Крыленко в шпионаже его увлечение… шахматами!

Вышинского стали бояться сами юристы, вынужденно согласившиеся с его «Теорией судебных доказательств в советском праве». В этой монографии акцентировалось внимание на одном из основных постулатов древних правоведов: «Признание обвиняемого – царица доказательств». В начале 1937 года особой директивой НКВД было разрешено добывать признания с помощью «специальных методов дознания». По свидетельству очевидцев, применять пытки к «врагам народа» и создавать тройки, выносящие внесудебные приговоры обвиняемым, предложил Сталину именно Вышинский.

На февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года с докладом о преступной деятельности Бухарина, Рыкова и других выступил «кровавый карлик» Ежов. Крыленко уже не подпускали ни к материалам дела о шпионаже военных, ни к самому процессу Тухачевского. В марте был арестован шахматный композитор, журналист и переводчик Петр Муссури, сотрудник газеты «64», которого вскоре расстреляли. А 26 июля обвинение во вредительстве предъявили брату Крыленко, работавшему на Уралмедстрое заместителем главного инженера. Его расстреляют после ареста Николая Васильевича, в марте 1938-го.

Приезд Эмануила Ласкера и фрау Марты на 2-й Московский международный турнир (1935). Справа – ответственный секретарь Всесоюзной шахматной секции Валериан Еремеев.

В рассказе Валериана Евгеньевича больше всего меня поразило, что на допросах от арестованных требовали признания, будто еврей Эмануил Ласкер, сбежавший в 1933-м от нацистов в Англию, являлся немецким шпионом! Это дикое обвинение возмущало своей абсурдностью, и, несмотря на специальные методы воздействия, они, даже теряя сознание, отказывались подписывать заготовленные протоколы. У Григорьева постоянно шла кровь горлом, и после допросов приходилось вымывать кабинет. Николаю Дмитриевичу, видимо, отбили больные легкие, и он был врачами приговорен.

Крыленко, конечно же, стало известно об опасности, нависшей над жизнью Ласкера, и посланник от него посетил экс-чемпиона мира. Он посоветовал как можно быстрее покинуть Советский Союз под предлогом посетить дочь Лотту. Ласкер внял совету: оставил в квартире берлинскую мебель, демонстративно взял обратные билеты и в октябре 1937 года выехал в Америку. Однако с его отъездом преследование Крыленко не закончилось. В конце года в ЦК стали поступать, как по заказу, доносы и заявления, в которых осуждалась деятельность наркома юстиции СССР.

12 января 1938 года на 1-й сессии Верховного Совета СССР его работа подверглась резкой критике палачом из Азербайджана Багировым, который был лучшим другом Берии: «Вопросами наркомюста товарищ Крыленко занимается между прочим. Руководство наркомюстом требует большой инициативы и серьезного отношения к себе. Если раньше товарищ Крыленко большую часть своего времени уделял туризму и альпинизму, то теперь отдает время шахматной игре». Никому другому Сталин не отважился доверить публичное осуждение Николая Васильевича за его «чрезмерное» увлечение альпинизмом и шахматами.

В новое правительство Крыленко не вошел. Более того: по заданию вождя органы НКВД собрали материалы на его арест, где указывалось, что он «является активным участником антисоветской организации правых и организованно был связан с Бухариным, Томским и Углановым. С целью расширения антисоветской деятельности насаждал контрреволюционные кадры правых в наркомате».