Судьбы, перечеркнутые тиранией

Мне казалось, что после работы над «Шедеврами и драмами чемпионатов СССР. 1920–1937» (2007) я знаю всё – ну, или почти всё – о предвоенных советских шахматах. И до сих пор помню свое удивление, когда в книге «Призрачные тени шахматной истории (судьбы, перечеркнутые тиранией)», изданной в Одессе еще в 2004-м, прочитал о «шахматном деле» 1937 года, по которому якобы были арестованы ближайшие шахматные сподвижники Крыленко – Николай Григорьев и Валериан Еремеев. Да не просто арестованы:

«Всех, проходивших по шахматному делу, мучили изуверски, до потери сознания, чтобы выбить нужные показания против наркома юстиции СССР. После ареста Крыленко Сталин, встречаясь с Вышинским, каждый раз спрашивал его, усмехаясь в усы: “Ну что, подписал?” И Вышинский чувствовал – отсутствие подписи наркома под признанием своей вины будет означать конец его жизни. В этом совершенно безумном деле у них сначала ничего не получалось – терял сознание сразу после применения силы хилый Григорьев, к тому же у него постоянно шла кровь горлом и после допросов приходилось вымывать кабинеты…»

Хватало там и других, не менее поразительных фактов (пересказывать не буду – книга есть в интернете), однако доверия у меня прочитанное не вызвало, тем более что имя автора – Татьяна Морозова – мне ни о чем не говорило. Но главное – не было никаких ссылок на первоисточники. А как доверять фактам, происхождения которых не знаешь?.. Единственным способом узнать подробности был бы разговор с Морозовой, но мои попытки получить ее имейл или телефон результата не дали: мне сказали, что она вообще очень неохотно идет на контакт…

Так бы всё, наверное, и заглохло, если бы в июне 2013-го я по приглашению Сергея Ткаченко не оказался в Одессе. Повод был важный – презентация моего двухтомника о Богатырчуке. Пришла на встречу и Татьяна Васильевна.

На презентации книги «Федор Богатырчук. Доктор Живаго советских шахмат» в пресс-центре Одесской региональной организации Национального союза журналистов Украины (14 июня 2013). Татьяна Морозова рекламирует книгу Воронкова, а Воронков и гроссмейстер Михаил Голубев – книгу Морозовой!

 Мы познакомились, и она пригласила нас с женой и Сергея к себе в гости на следующий день. Я спросил хозяйку, откуда она почерпнула сведения об аресте Григорьева и Еремеева. «От самого Еремеева». – «А почему ж вы об этом не упомянули?!» – «Мне казалось, это и так ясно». – «Из чего? У вас нет ни одной ссылки на Еремеева!» – «Я считала, это понятно из моего посвящения к книге… Там же написано, смотрите: “Валерьяну Евгеньевичу Еремееву, русскому интеллигенту, первому секретарю Всесоюзной шахсекции посвящается”». – «А вы что, были с ним знакомы?!» – «Да. Он судил тот турнир, где я стала чемпионкой ВЦСПС, и мы с ним тогда несколько раз подолгу беседовали…»

Вот так поворот! «Татьяна Васильевна, а вы могли бы рассказать об этих беседах? Мог бы получиться отличный материал…» – «Обещать не буду. Я сейчас пишу воспоминания; возможно, напишу и о встрече с Еремеевым». На том и расстались. Ждать пришлось более двух лет…

Сергей ВОРОНКОВ

1970 год был для меня успешным: удалось впервые стать чемпионкой Украины и уже во второй раз выступить в чемпионате СССР. А весной 1971-го мне предстояло участвовать в финале личного первенства ВЦСПС в городе Орле, и перед турниром я могла отдохнуть в профилактории в Брюховичах под Львовом, где я тогда жила. Однако от шахматного сбора отказалась: и ранняя весна не располагала, и жуткие сцены конвоирования из местной тюрьмы избитых молодых ребят, не согласных с советской диктатурой, травмировали бы психику. Не хотелось опять, как прошлым летом, слушать почти каждый вечер заунывное, похожее на собачий вой, пение женщины-следователя, издевавшейся над арестантами со связанными руками и напивавшейся после допросов.

Добираться в Орел пришлось через Киев, так как прямого поезда из Львова не было. В Киев приехала рано утром и решила уточнить в клубе «Авангард» сроки товарищеского матча сборных Украины и Западного Берлина, в котором должна была участвовать. В течение нескольких месяцев все заполняли анкеты и встречались с кураторами из КГБ; с меня тоже взяли обещание описать потом во всех подробностях, как проходил матч.

В клубе встретила гроссмейстера Игоря Платонова – руководителя нашей делегации. Оказалось, что киевские чекисты не пропускают двух участников, и поездка под большим вопросом (в итоге она так и не состоялась). С этой не очень приятной новостью и прибыла в Орел.

Поселили меня неудачно. Мало того что в номере была разбита ванна, а аромат от сильно пахучего туалета проникал в комнату, так еще оказалось, что моя соседка не имеет отношения к турниру и назавтра уезжает. Постоянное подселение меня никак не устраивало, и я решила попросить одиночный номер за свой счет, хоть это было и недешево. Но тут зазвонил телефон, и вежливый мужской голос, представившись главным судьей турнира, поинтересовался, как я устроилась и довольна ли номером. Я ответила: «Номер ужасный, готова доплачивать за одиночный, если все участницы уже заехали». Собеседник сказал, что сейчас же поднимется ко мне, и уже спустя пять минут в дверь постучали.

Первый шахматный мастер Одессы среди женщин, чемпионка Украины и ВЦСПС Татьяна Морозова.

«Входите, не заперто», – крикнула я. На пороге комнаты появился высокий пожилой худощавый мужчина с удивительно приветливым взглядом. Так произошло мое знакомство с Валерианом Евгеньевичем Еремеевым, настоящим русским интеллигентом, дружба с которым продолжалась в переписке несколько лет. Особенно располагали в нем неизменное дружелюбие и готовность бесконфликтно решать чужие проблемы. Спустя десятилетия, когда я писала статью «Как воспитать в себе интеллигентность», то особо отметила наличие дружелюбного взгляда и черты бесконфликтности.

Внимательно осмотрев номер, главный судья несколько раз извинился, а затем поселил меня в одиночный, не взяв никакой доплаты. Такое уважительное поведение сильно удивило, и после первого тура я спросила одного из местных судей, почему раньше мы не встречали этого интеллигентного, никогда не повышающего голос судью на соревнованиях. Ответ обескуражил и заинтриговал. Оказалось, что Еремеев долгие годы находился в заключении, якобы целых двадцать семь лет, и только недавно был реабилитирован. «Как же так? – удивилась я. – Ведь реабилитация после двадцатого съезда КПСС носила массовый характер». «Про Валериана Евгеньевича просто забыли – думали, что его уже нет в живых».

Между тем турнир складывался для меня удачно: я выигрывала партию за партией и уже в середине дистанции захватила лидерство. Еремеев поздравлял меня с каждой победой и однажды признался, что за меня болеет: «Наконец-то русская шахматистка имеет реальный шанс стать чемпионкой, а то всё иностранки да иностранки». Его слова меня шокировали: ведь и грузинки, и армянки, и эстонки были тогда не только такими же, как и мы все, советскими гражданками, но и нашими подругами.

После партии с Варданян, в которой я победила с жертвой коня, Валериан Евгеньевич попросил дать комментарии для публикации. Вечером он пришел ко мне в номер с папкой, и мы разобрали несколько партий. Под конец я отважилась спросить, за что ему пришлось отбывать такой долгий срок. Он поинтересовался, знаю ли я, кто возглавлял Всесоюзную шахматную секцию после снятия Крыленко. Я ответила, что нет, – эти сведения в прессе замалчиваются, но по слухам в 1938-м руководителем вроде бы один год был Ботвинник.

И тогда Валериан Евгеньевич поведал о мастерах дореволюционной России, о начале становления советской шахматной школы, об отъезде Алехина в 1921 году за границу и об издании им в Германии книги на немецком языке «Шахматная жизнь в Советской России», в которой был описан ужас экономической разрухи, когда буржуйки «топили шахматными фигурами». Шахматисты не осуждали Алехина за отъезд и обличительную книгу – ведь он был нацелен на борьбу за шахматную корону, а рассчитывать в то время на поддержку государства никак не мог.

Николай Крыленко (в центре) в окружении шахматных сподвижников. Сидят (слева направо): Константин Мехоношин, Семен Левман, Александр Ильин-Женевский, Вячеслав Рагозин. Стоят: Валериан Еремеев (второй слева), Николай Зубарев (третий справа).