«Дым на солнце облаком падает больным…» Куда только смотрит правительство?

Дорогие мои, как ваши дела?

Наши – не очень.

И беда не в том, что теперь каждый, покидая дом, знает, что чувствует курочка-гриль, когда на ней появляется корочка.

В последние дни по ночам в Москве особенно хорошо слышно, как стучат с той стороны Неба…

Жара, всё высохло, вечерами (иногда) грозовые бури, а с утра наползает торфяной дым, сквозь который можно смотреть на солнце, не щурясь.

Иеромонах Димитрий (Першин)

Все вокруг ругают климат, кризис, экологию и правительство. И чем жарче на улице, тем громче мы бубним про себя: да что же это такое в конце концов? Куда катится мир? Куда только смотрит правительство? Вы нам тут ещё Сахару устройте! Скоро из-за вас нормальным людям и жить будет негде!

Не все, правда, замечают, что на «вы» они обращаются уже не к правительству, а к Небу, а сам этот бубнёж заглушает стук — тихий, но настойчивый — с той его стороны.

А затем наступает ночь. Внутренняя ругань стихает, суета отходит и приходят вопросы: а зачем я на этой земле? И зачем земля? И почему она горит в эту засуху с грозами? И человек слышит в ответ: чтобы хотя бы по ночам ты задумывался об этом.

А потом приходят мысли.

Ведь я меньше планктона в бесконечном звездном океане.

Но я-то это понимаю, а океан вокруг меня нет. Значит, не Вселенная – моя родина. Не звезды дали мне ум и чувства. Всё ровно наоборот: как раз мои ум и чувства дают мне звезды. Я-то их вижу и «думку гадаю», а они меня – нет. Значит, я не просто звездная пыль, научившаяся мечтать. Во мне есть то, чего нет во Вселенной. Это я сам. И атомы повторяются, и молекулы повторяются, и законы природы везде одинаковы, а меня больше нигде нет и не будет.

Кроме того, я — свободен и способен любить, и знаю об этом. Миру атомов и молекул это не свойственно. Значит, я больше этого мира.

Таблица Мендеелева не знает элементов любви и свободы, разума и творчества. Не знает их и теория Эйнштейна, и квантовая механика, и генетика. Значит, всего меня нельзя объяснить на языке химии, физики и биологии. Моя мама — не анархия большого взрыва, и папа – не стакан первичного бульона с аминокислотами. Я не случаен в космической бесконечности.

Но откуда тогда в несвободном космосе эти семена свободы и любви, каждое из которых может прорасти наперекор всем космическим и биологическим ритмам Вселенной?

Кто мне дал меня самого? Не моё тело, не мои чувства, не мои мысли, а меня самого? Ведь, как писал Державин, «сам собой я быть не мог». Кому мне сказать спасибо за эти звезды и за себя самого, как я говорю спасибо маме за вкусно испеченный пирог? И наконец, кому мне сказать спасибо за мою маму и моих родных?

И тогда человек чуть-чуть, на самую щелочку, приоткрывает ту дверь, в которую стучится бездомное Небо. И пускает Небо жить к себе.