А зачем ты приходил?

Был когда-то такой анекдот (не без маслянистости): как сидит возле юрты одинокая девушка; налетает всадник, хватает девушку и затаскивает в юрту; через какое-то время выбегает, вскакивает на коня и уносится; следом, оправляя платье, выбегает растрепанная девушка и кричит вдогонку всаднику: "А зачем ты приходил!?".

Как-то сам собой припомнился этот анекдот после известия, что операция против ИГИЛ (ДЕятельность КОторого ЗАпрещена В Росиии – декозавр) успешно завершена, и торжествующие победители, принесшие на сирийскую землю долгожданный мир, сделавшие жизнь сирийских христиан отныне и навсегда безопасной, исключившие любые будущие проявления исламского фундаментализма, с триумфом возвращаются на родную землю. Ура, товарищи!

Вот тут-то и возникает это интересующееся "А зачем ты приходил?". Что ты делал в Сирии? И что сделал? Чего добился? Покрыл Россию позором как опору ненавистного большинству сирийцев кровавого диктатора? Позором убийцы детей? Разогрел ненависть мусульман к России? (Недавняя жуткая история в Москве показывает градус этой ненависти.) Ослабил ИГИЛ (декозавр)? Или усилил ИГИЛ (декозавр)? Выбросил на ветер очередные сотни миллионов (или уж не знаю сколько) долларов? Потренировался? Испортил отношения с Турцией? Наладил отношения с Западом, чей главный президент отвешивает тебе теперь комплименты "Путин не совсем глупый", которые твой путинпроп, забавляя всех знающих английский, переводит как "Путин очень умный"? Этого ты добился? И мы все вместе с тобой? Ведь любая твоя победа – это наша общая победа. Твое преступление – наше преступление. И твой позор – наш позор. В этом отношении они, в самом деле, Россия – Путин, Лавров и далее по списку.

Такие вопросы народ обязательно должен был бы задать президенту. Если у него, у народа с президентом были бы более-менее естественные отношения. Но это не наш случай. Наш народ с президента не спрашивает. Он безмолствует. И делает вид, что всему верит. Впрочем, какой-то своей, а именно низшей частью и в самом деле верит. Но народ – это не одна только низшая часть.

Что я хочу сказать – что не надо уходить из Сирии? Нет, конечно – уходить надо. И чем скорее, тем лучше. Не надо было заходить. И главное – не надо врать о причинах: как прихода, так и ухода.

То, что сегодня заканчивается, не было даже авантюрой. У авантюриста все же есть некая цель и хоть какой-то шанс этой цели достичь. Сирийская кампания не имела никакой цели. Во всяком случае – видимой невооруженным глазом. Можно, конечно, гадать о каких-то тайных договоренностях с Обамой. Но реально мы о таких договоренностях ничего не знаем и извлеченных выгод не видим.

Да, и какими эти выгоды могут быть? Признание аннексии Крыма? Отказ от поддержки Украины? Невозможно. Может, какие-то круги на Западе этого бы и хотели, но не получится у них: они же живут в нормальном обществе, не в обществе глухих и согласных. Поэтому любой подобный шаг станет для любого западного политического деятеля убийством собственной репутации, то есть политическим самоубийством.

А у нас? Может ли у нас общество призвать политика к ответу за такую политику? Это не риторический вопрос. Потому что, вообще-то говоря, может. И очень даже просто. Только... мне бы этого не хотелось.

Почему? А потому что у нас требовать ответа будут не те и требовать ответа эти "не те" будут не за то. А за недостаток брутальности, за недостаток агрессивности, за недостаток крови. Реальная, или, используя гумилевский термин, пассионарная оппозиция режиму сегодня – это квачковы и стрелковы с наганом в руке и Прохановым-Дугиным в башке. Это реваншисты и реставраторы, норовящие дозагнать страну в тупик, упирающийся в пропасть. Это они заходятся в экстазе от Крымнаш, не понимая, что нашим Крым никак стать не может – ворованное не впрок.

Другой же оппозиции, оппозиции совести элементарно не хватает той самой пассионарности. Нет драйва, нет энергии порыва. И связано это только с одним – мы не понимаем, чего хотим. Квачковцы-стрелковцы хотят вымыть сапоги в Индийском океане. Дойти до Ганга. Чтоб от Японии до Англии... Только в отличие от поколения Павла Когана сиять им нечем – за душой у них нет ничего, чем можно было бы просиять в Японии: покорять мир они собираются не талантами, не любовью – какая уж там любовь – а тем, что у них есть: сапогами, силой... Но зато они знают, чего хотят. А мы не знаем.

То есть не то, что совсем не знаем, но понимаем, кто – в глубине души, а кто и не очень в глубине, что желания наши неосуществимы. Да – и не так уж привлекательны. И это отсутствие ясной и привлекательной цели делает нас бессильными. Всё известное истории привлекает нас мало, а придумать что-то истории неизвестное, что-то новое нам не хватает ни творческого потенциала, ни просто смелости. В новом мы видим старое, бессмысленно повторяя непонятые слова Экклезиаста.

Так что по-настоящему спросить с нашей власти у нас некому. И поэтому она боится ответственности за плохое поведение гораздо меньше, чем ответственности за то, что ее поведение не стало совсем страшным. Впрочем, на совсем страшное она тоже не решается. Понимая, что в этом случае отвечать придется уже не перед своим народом, а перед всем миром.