О правах женщин в Дагестане

На модерации Отложенный

Писательница Марина Ахмедова в The Guardian рассказывает о журналистке, борющейся с насилием, которому подвергаются женщины в Дагестане, где столкнулись религиозные, светские и племенные законы

«Я расскажу вам забавную историю, — говорит Светлана Анохина. На ней черная футболка с изображением женщины в красной косынке, прижавшей палец к губам. — Мама одного моего знакомого позвонила и сказала, что у ее родственников проблема: дочка на последнем месяце беременности, а ее отец говорит, что готов убить ее, чтобы избежать позора. Моего друга внезапно осенила идея, и он сказал: "Передайте ему, что наказание за это преступление ужесточили. Он легко не отделается". Его мама сказала это отцу девушки, и тот смягчился. Он придумал другой выход. И я подумала: а что, если он и не хотел убивать свою дочь, но то, что так поступают все, а преступления остаются безнаказанными, не оставляло ему другого выхода?»

Светлана знает много подобных «забавных» историй. Собирать их — ее работа. Она редактор «Даптара», дагестанского женского онлайн-журнала, занимающегося такими проблемами, как домашнее насилие, «убийства ради чести», увечья половых органов, которые наносят женщинам, и тому подобное.

Дагестан, многонациональный горный регион у Каспийского моря, — часть России, но исламские и местные племенные законы здесь часто более весомы, чем российские.



«"Убийства ради чести" до сих пор случаются здесь, в Дагестане, и существует целая система, покрывающая их, — говорит она. — Врачи подделывают истории болезни, пишут, что женщина была тяжело больна, выписывают свидетельства о смерти о естественных причин. Односельчане тоже покрывают убийц». Из-за таких случаев укрывательства преступлений Светлана и ее коллега Закир Магомедов и создали «Даптар».

«Представьте себе, что вы узнали, что произошло такое, — говорит она. — Вы журналист, и ваша работа — написать об этих страшных вещах, поднять проблему. Но всегда приходится следить за тем чтобы не были названы ничьи имена, потому что иначе поднимется колоссальный шум: "Что? Здесь такого никогда не было! Вы клевещете на наш прекрасный народ!" — Вот что они говорят».

Но это присходит. Слишком часто. «Я расскажу еще одну историю. Произошло убийство — девушка зарезала своего отца ножом. Следствие установило, что он годами ее насиловал. В конце концов она не выдержала и убила его. Тогда седобородые аксакалы сказали девушке: "Ты должна предстать перед судом. Но мы просим тебя не рассказывать о том что случилось. Скажи, что ты пристрастилась к спиртному, а твой отец не мог с этим примириться. Он пытался отговорить тебя, наказывал, стыдил… И ты его убила».

Светлана говорит, что рассказала эту историю ученому, «человеку, прекрасно образованному и воспитанному», и его ответ объяснил причины этого молчания. «Он сказал: "Знаете, если бы они пришли ко мне в такой ситуации, я бы долго думал, но в результате пошел бы к девушке и попросил бы ее не открывать правду. Ей уже ничем не поможешь, в любом случае в Дагестане ей жить уже не дадут. Но она может спасти целое село. Потому что если эта история станет известной, в будущем ни одна девушка из этого села не сможет выйти замуж. Они ни в чем не виноваты, но на их репутации будет черное пятно"».

Анохина называет это «психологией муравейника» — слабых постоянно приносят в жертву сильным. «Вчера мне прислали подробности дела: дядя изнасиловал свою племянницу. Она смогла убежать, история выплыла на свет, родственники от него отреклись. Я спросила: "И как он теперь себя чувствует?" Мне ответили: "Он несколько расстроен". Несколько расстроен! Когда приходится выбирать, наказать преступника или скрыть позорную историю, выбирают последнее. Все образование в Дагестане основано на одном принципе — цензуре и боязни критики. Что скажут соседи? А родственники? А старшие?»

Средняя школа в селе Анди, 2010 год.

Салон красоты в Махачкале
Случай в салоне красоты позволяет понять сущность отношений между полами в Дагестане. Пять маникюрш и пять посетительниц сидят за маленькими столиками, поставленными в ряд. Пахнет лаком для ногтей.

— Какой оттенок мы выберем? — спрашивает маникюрша одну из женщин, глядя на ее руки. — Бордо?
— Мой муж не разрешает мне красить ногти в такие вульгарные цвета, — отвечает она. — Если он увидит меня с «ногтями шлюхи», он меня убьет.



Она звонит мужу.
— Можно мне покрасить ногти в бежевый?
Пауза.
— Это не вульгарно, это цвет кожи.
Пауза.
— А еще есть французский маникюр. Хорошо, так и сделаем. — Она кладет телефон на стол и смотрит вверх. — Муж говорит, что французский можно.

Анохина спрашивает:
— Скажите, это просто такое выражение, или вы имеете в виду, что он действительно может вас убить?

Женщина ненадолго задумывается.
— Да, он может меня убить, — отвечает она.

В других местах это можно было бы принять за шутку, но в Дагестане нет сомнений в том, что это абсолютно всерьез.

Журнал «Даптар» создали, чтобы писать о таких проблемах, но Анохина говорит, что есть такие темы, которых даже ее корреспонденты не хотят касаться. «Одна из них отказалась писать об инцесте, — говорит она. — А другая — о домашнем видео».

Безобидное выражение «домашнее видео» означает широко распространяющийся сейчас обычай снимать компрометирующие видеосюжеты о молодых женщинах и показывать их друзьям. «Когда я начала изучать эту тему и посмотрела некоторые видеоролики, я почувствовала себя так, как будто меня отравили, — говорит Светлана. — Сюжеты бывают разные: в некоторых женщин принуждают к сексу, в других их шантажируют». В письме одного из читателей «Даптара» был интересный вопрос: «Почему считается, что мужчины, снимающие такое видео, не нарушают законов шариата?» «Это был первый на нашей памяти случай, когда мужчина традиционного воспитания сказал такое, — говорит Светлана. — И тогда мы поняли, что надо активно вовлекать мужчин в нашу работу, чтобы остановить эту войну полов».

Еще одна проблема, к которой журнал привлекает внимание, — это увечья женских половых органов, так называемое «женское обрезание». «Недавно мне прислали ссылку на статью, где говорилось, что это сунна — закон, основанный на словах самого пророка Мухаммеда. Я провела исследование и выяснила, что это неправда».

Анохина рассказывает, что некоторые из ее корреспондентов отказались писать об этом варварском обычае, и она взялась за эту тему сама.

История Амины
Амина — архитектор. В офисе в городе Избербаше, где она работает, ужасно холодно. На столе высокие стопки карандашных чертежей. Амина поворачивается на стуле, встает, ходит по комнате. Такое впечатление, что она не может сидеть спокойно.

«Я не придаю этому особого значения, — говорит она. — Но если мое имя станет известно, надо мной, конечно, будут смеяться. Пожалуйста, напишите об этом так, чтобы никто не понял, кто жертва».

В детстве Амина жила в селе. Ее мама работала в городе врачом и иногда брала маленькую Амину с собой на работу. Соседям не нравилось, что она была слишком энергична и непоседлива и что родители дают ей слишком много свободы. Однажды, как рассказывает Амина, соседи без ведома ее родителей устроили для нее обряд «женского обрезания».

«Со мной были еще три девочки, и это было варварство, — говорит она. — Женщина задрала мне юбку и отрезала клитор ножницами вроде тех, которыми стригут овец. Перед этим она держала ножницы в огне. Другие девочки испугались и убежали, а я осталась на месте. В этом смысле я герой».

Когда об этом узнала ее мама, она очень разозлилась, но ничего не могла сделать. «Она понимала, что нет смысла ругаться, когда дело уже сделано», — сказала Амина.

Убежище
Светлана понимает, что одной только журналистики недостаточно, чтобы противостоять насилию против женщин и девочек, и часто вмешивается в ситуацию, чтобы помочь тем, чьи истории она рассказывает. «Теперь у нас есть юрист и психолог, которые работают с нашими женщинами бесплатно. Недавно мы пытались спасти женщину от домашнего насилия. Мы даже предложили ей снять для нее квартиру в Москве, чтобы она оказалась подальше от мужа. Но она не согласилась. Почему? Во-первых, потому что ее воля была сломлена, а во-вторых, потому что она боялась Москвы».

Анохина надеется создать сеть убежищ во всех кавказских республиках: «Мы сможем отправлять женщин на период реабилитации в Кабардино-Балкарию и принимать женщин из Осетии. Тогда они будут оставаться на Кавказе, который боятся покинуть, но вдали от своих семей».