Последний номер

Я проснулся от шума ветра… Не сказать, что он был слышен за окном… он был слышен за стеной… Большой, блочной стеной, которая снаружи казалась такой крепкой и надёжной, а на  деле оказалась просто … просто винтиком… или гайкой

  Сон был неспокойный, и я обрадовался тому что он закончился… Дурная примета, когда плохо спишь… и ночь мимо и день пустой… За окном было темно и мокро… Хотя часы упорно показывали 11-00… Но было темно, как ночью и шёл дождь… Я выбрался на кухню, зажёг свет – лампочка едва горела, иногда меркла, иногда вспыхивала сильней… Телевизор не работал, радио тоже… такая тишина… Только ветер, дождь, его крупные капли, бьющие по стенам, окнам и крыше…

            Я сунул кипятильник в кружку с водой… Ржавой, противной… Но всё-таки кофе хотелось,… Взял пачку сигарет, убедился, что там осталось всего две… Помешкав, закурил… Мой взгляд упал на календарь, висящий на стене… Сегодня же понедельник… Понедельник… Каждую неделю в понедельник я покупаю свежий номер газеты…

            Кофе в банке оставалось совсем чуть-чуть… Сахара не было… Кофе должен быть крепкий, горячий и сладкий… ни того, ни другого, ни третьего я добиться не смог. Поэтому бросил пить его и стал собираться… Теперь у меня была цель…

            Лифт не работал, пришлось с седьмого этажа спускаться пешком… Лестничные пролёты – холсты юных художников сейчас больше напоминали наскальную живопись. Они не пытались передать проходящему какую-то короткосрочную информацию, вроде «Саша+Маша=ХУЙ»… Нет, сейчас лестничные пролёты выражали надежду в том, что когда нас не станет, останутся они и информация на них… Как последнее доказательство того, что люди всё-таки жили…

            Улица была пуста, дождь лил как из ведра, образуя огромные реки, берегами которых становились тротуары… Машин не было… Только разбитая «копейка» во дворе, которую сосед почему-то рьяно охранял от посягательств властей города, наверное, пытаясь продать, или дорожил ей, как памятью…

            Я торопливо зашагал по улице. Даже сейчас я пренебрег зонтом и крепкими ботинками. До лотка с прессой было не так далеко… Я шёл и думал… Что же будет в новом номере газеты… такой прямой, разоблачающей,.. Такой честной и открытой… Со штатом её правозащитников и адвокатов. В каждом номере они критиковали власть, существующий режим, поступки отдельных людей… Они писали хлёстко, чётко, нагло… Не страшась правды… Они писали об о всём… политике, культурной жизни, спорте, эстраде, науке… Их последние номера пестрили красочными заголовками и фотографиями… Что же будет сегодня…

            В некоторых окнах горел свет, но было тихо.

Мир замер и ждал…

            Я подошёл к киоску. Как ни странно, но он работал. На меня посмотрел продавец. Глаза его были невидящими. Он смотрел мимо меня, куда вперёд… Я бы даже сказал – вглубь… Да, он смотрел в себя…

            Я протянул ему деньги – помятые и промокшие 10 рублей, это было последнее, что у меня оставалось. Он даже не заметил их. Протянул мне газету…На всякий случай деньги я оставил, взял газету, засунул её в куртку и бегом помчался домой… По дороге мне встретился мужчина, он стоял на коленях под проливным дождём, его лицо было полно скорби. Когда я почти прошёл мимо, он вдруг закричал:

            - Господи, да прости же меня!!!! – его голос был страшен. Он срывался, он выл, словно этот промозглый ветер. Это был голос его души. Он не был красив, наоборот. – Господи, прости, я стрелял в невиновных, я расстреливал дезертиров в Чечне, Господи, прости…

            Я постарался поскорей уйти от него. Слишком страшен был его крик. Страшен и безнадёжен. Безнадёжен и бессмыслен… Вприпрыжку я домчался до своей квартиры, открыл дверь, сбросил одежду, забежал на кухню, удобно устроившись на старом и потрепанном диване, под старым и потрепанным торшером… И только сейчас позволил взглянуть на новый номер газеты…

            Как обычно на титульном листе было название издания, под ним вместо номера и даты только одно слово «Последний»… И всё… Больше ни слова, ни буквы, ничего…

            Когда появились первые признаки грядущей катастрофы, газеты пестрили заголовками. Сначала среагировала жёлтая пресса, получив баснословные гонорары, потом медленно но верно включилась официальная… Вся ситуация до последнего дня представлялась, как хороший бренд, фишка, продукт, на ней делали деньги, политики зарабатывали на этом имидж, рейтинг и славу…

            Но когда стало понятно, что катастрофы не избежать, что всем нам жить осталось несколько дней… Им нечего сказать… Они молчат… В их глазах такой же немой вопрос, как в глазах продавца газет… Вопрос устремленный в себя… А зачем? Зачем я жил… Мир рухнул… Иллюзорный мир, в который можно было засунуть свой сознание – патриотизм, пофигизм, коммунизм, демократию, онанизм в конце концов… Всё это рухнуло… И осталась пустота…

            Тогда, в той жизни, в другой… идя по длинному тоннелю метро, я часто думал, а что напишут в последней газете, что скажут в последней телепередаче, о чём напишут последнюю книгу и снимут последний фильм… О чём?