Стивен Кинг и американская литература ужасов

На модерации Отложенный

В первую очередь этот обзор посвящен американской литературе ужасов - одной из лучших в мире, по крайней мере, на мой скромный взгляд. В америке было четыре великих - действительно великих, писателя, посвятивших свои работы теме страха. Это подзабытый уже обществом Эдгар По, Говард Лавкрафт, Стивен Кинг и мало кому у нас известный Дин Кунц.

О творчестве Эдгара Аллана По я не буду здесь говорить - это в значительной степени больше европейский, французский писатель, чем американский. Своей литературнолй школы в америке не было, и По  скорее последователь европейской традиции, чем основатель американской. Назову только самые любимые его произведения: "Бочонок амонтильядо", "Золотой жук", и, конечно же, "Вильям Вильсон".

Действительным основателем американской литературы ужасов был Говард Лавкрафт, в его влиянии на свое творчество признавалось такое количество писателей, что и не упомнишь - назовем хотя бы Рэя Брэдбери, Роджера Желязны, уже поминавшегося Стивена Кинга и Роберта Блоха.

На мой взгляд, если Говард и был для своего времени писателем ярким, необычным, сильным, то сегодняшняя его популярность почти необъяснима. Он писал тяжелым, вялым языком, его книги читаешь, как бы продираясь сквозь заросли слов, а его идеи и сюжеты сейчас кажутся наивными и даже немного смешными.

Однако он был создателем сразу двух основных тем американской литературы ужасов: пробуждающегося древнего зла (смотри почти все его произведения, особенно ярко эта тема выражена в "Зове Ктулху") и грядущего конца света ("Тень над Иннсмутом").

Странно, что американский писатель, писатель самой молодой страны и самого молодого народа задумывался над этими темами, и еще удивительнее, что эти темы, страх перед этими темами, оказались так близки американцам. Говард первым высказал страх, потаенно мучивший целую нацию. Может быть, легкость, с которой эта земля была покорена, вызывала подозрения, неуверенность в ее действительной покоренности, подспудные мысли о ловушке и о мести проигравших. Может быть, американцы чувствуют на себе проклятье уничтоженного народа и изнасилованной природы. Об этом проклятье пишет и Глендон Суортхаут - совсем уж точно не мастер ужасов. Но он с уверенностью говорит об американцах, как о проклятом народе, народе, который с рождение был омыт не в воде, а в крови своих врагов. В повести "Благослави детей и зверей" он пишет и о выходе, освобождении от этого проклятья - посреди степи, весь залитый утренним солнцем, подросток, спасавший бизонов, то ли случайно гибнет, то ли убивает себя. Мы видим выход - это добровольная жертва, извинения, попытка отдать долг, вернуть человеческую жизнь за уничтоженный гармоничный мир природы.

И наконец Стивен Кинг. Мое знакомство с его творчеством проходило несколькими внешне не связанными между собой этапами. Забавно, что каждый этап был связан с романом "Оно".

Когда мы были детьми (мне было, кажется, пять или шесть лет) и ездили куда-нибудь с мамой, она часто пересказывала нам книги, которые тогда читала. Конечно, мы умели читать и сами, но мы все же читали совсем другие книжки, да и очарование ее рассказов было много сильнее радости чтения. В частности, пересказала она нам ( мне и сестре, хотя сейчас сестра, кажется, ничего не помнит) и "Оно". Я, конечно, понял очень немного даже из упрощенного варианта ее рассказа ("Оно" - сложная, умная книга, несмотря на внешнюю развлекательность жанра). Но впечатление было громадным - древнее зло, незаметно пропитавшее собой весь город, ставшее повседневным, ставшее обыденным, клоун из канализации. Я был так сильно впечатлен, что пересказал сюжет приятелю из своего детского садика - Паше Кругу (это фамилия, а не кличка). Удивительно, что я помню его имя - изо всех моих односадовцев только его и Арины - девочки, в которую я влюбился и это была моя первая любовь. Впрочем, ее фамилии мне точно не вспомнить (если я и знал ее).

Конечно, мой пересказ, был уже очень далек от оригинальной книги.

В следующий раз "Оно" вернулось ко мне в третьем классе школы, благодаря Яне. Яна была моей одноклассницей и у нее была очень мелодичная фамилия ( в ней сочетались буквы  "к" "л" "м" и "н", но ничего связанного с клюквой, близко к Климентьевой, но все же не то).

Помню, что Яна подарила мне котенка (который  позже сбежал) и что у нее была старшая сестра, поразившая меня своей взрослой красотой (ей было, наверное, четырнадцать или пятнадцать лет).

Однажды Яна дала мне кассеты (они были в ходу тогда) с фильмом - это было "Оно", первая и вторая часть. У меня не было видеомагнитофона, но я взял, мне кажется, я сам и попросил, чтобы все думали, что видеомагнитофон у меня есть. И грустно и смешно вспоминать сейчас эти детский хитрости. Прочитав содержание фильма на обложках, я через пару дней вернул ей кассеты. Она спросила, понравился ли мне фильм. Я сказал, что да, очень. Страшно ли было? Еще как. Тут она улыбнулась и сказала: правда жалко, что они вырезали ту сцену. Я боялся попасть впросак, я даже  подозревал подвох, но все же спросил: какую? Ну, ту, где дети в канализации. Я нелепо кивнул, хотя ничего не понимал. Не помню конца разговора. Да и весь приведенный диалог, конечно, не точен.

Здесь наверное, стоит немного сказать о Яне. Она была маленького роста - даже для нас 8ми и 9тилетних. У нее был нос пуговкой и веселая улыбка. Когда только появились Тату со своим скандальным имиджем, она пришла в школу с деревянным транспарантом с названием группы - это было во все тот же третий класс или, может быть годом позже.

Она была веселая и неиспорченная (хотя вообще слово "испорченный" насквозь фальшиво) девочка. Яна перешла в другую школу то ли шестом, то ли в самом начале седьмого класса. Когда я пьян или в сентиментальном настроении, я пытаюсь отыскать ее. Но без фамилии это, конечно, невозможно. Нужно еще заметить, что тогда я  не был в нее влюблен.

Итак, Стивен Кинг. Вскоре после этого случая я решил прочитать книгу. Дома у нас ее не было и я взял ее в библиотеке. Она сразу затянула меня. Я зачитывался до часу или двух ночи - очень позднее время для тогдашних третьеклассников. А потом закрыв книгу, не мог лечь спать - мне хотелось в туалет, но было слишком страшно приближаться к ванной, к туалету, к чему угодно, связанному с канализацией. Я прямо видел - ярко, в цветах, как открываю дверь, а за ней стоит клоун. Иногда я решался выйти из комнаты, иногда нет.

В книге говорится о детях, борющихся со злом. Это зло очень древнее, очень чужое, оно пропитало весь город, оно сблизилось с городом, кормится этим городом, и в то же время делает все, чтобы город процветал, потому что ей нужна кормушка. Все та же тема - очень древнее зло, сумевшее так органично слиться с реальностью, что мы даже не замечаем его присутствия, а если замечаем, то оно кажется вполне естественным. Это оно, верней она, последняя из давно исчезнувшего народа, прибывшая на землю чтобы "убить всех женщин и изнасиловать всех мужчин".

Другие лучшие книги Кинга говорят о Тэке - тоже древнем и тоже чужом, тоже питающимся нашим страхом и нашей болью.

Скажем немного о страхе в книгах Кинга. Это особенный страх. Вы не боитесь того, что зло с вами сделает, вы боитесь самого зла. Я никогда не видел клоуна, топящего меня в унитазе (один из эпизодов "Оно"), я просто видел клоуна. То же и с Тэком. Объект вызывает страх много больший, чем любые его возможные действия с вами. Далеко за гранью представимого и человеческого едят и спят Оно и Тэк.

Теперь о Дине Кунце. Он разрабатывает вторую из двух основных тем американских ужасов - крушение мира, апокалипсис. Это может быть крушение мира личного, но чаще всего это гибель америки, умирание всего хорошего, что в ней было. И появление зла, зла опять-таки чужого, но вдруг становящегося обыденным. И главный герой - человек, которрый вдруг, благодаря некоторым обстоятельствам, заметил это. Заметил из окна своей машины или дома, за улыбками жены и коллег, в корридорах оффисов, в тенях полицеских участков. Кунц пишет об умирающей "старой доброй" америке пятидесятых, о том как постепенно и вроде бы совершенно естественно она превращается в свою противоположность, в нечто ужасающее. И всегда в его книгах есть надежда, есть люди, чувства или даже научные открытия, которые изменят мир, скатывающийся все ниже и ниже.