Разоблачeниe маршала А.И.Егорова

Руководству СССР, в частности Иосифу Сталину приходилось делать странны е для себя вещи, так однажды Сталину и его коллегам по Политбюро пришлось выступить в роли следователей.

Это было во время расследования дела советского маршала А.И. Егорова, оно было настолько важным, что допросы вели сами члены Политбюро ЦК.

Дело маршала М.Тухчевского(слева) вели члены особых отделов НКВД, а дело маршала А.И. Егорова(справа), вели сами члены Политбюро

Во многом поэтому маршалу не удалось соскочить…

История

Впервые же его имя появилось в показаниях наркома финансов СССР Г.Ф. Гринько от 22 мая 1937 года и комбрига А.И. Сатина от 2 июля того же года.

Бывший глава наркомфина, арестованный  Г. Гринько был первым кто назвал маршала А.И. Егорова предателем

Следом покаания на маршала дали И.П.Уборевич и Б. Фельдман.

И. П. Уборевич был вторым военным кто назвал маршала А.И. Егорова  заговорщиком и шпионом, он подтвердил показания комбрига А.И. Сатина

Затем пошли и другие показания — командармов Н.Д. Каширина, И.П. Белова, комкора Н.В. Куйбышева.

Во главе Генштаба А.И.Егоров пробыл до 1937г., но был не способен к такой работе. Работу штаба Егоров передоверил своим заместителям – Левичеву и Меженинову, которые ее развалили.

Зам. нач. генштаба Егорова,  комкор С.А. Меженинов утратил ряд секретных документов, которые он как оказалось передавал иностраным разведкам

Во избежании ареста он застрелился

Зам. на. генштаба Егорова,  комкор В. Левичев был агентом немецкой разведки и симпатизировал итальянскому фашизму

Оба преете были изобличены еще в июне 1937 г, но их начальник маршал Егоров избежал ареста

Тогда сочли что маршал ничего об их измене не знал

 Егоров был смещен с поста,  затем занял пост 1-го наркома обороны и позже направлен командовать Закавказским военным округом. Смещение не было неожиданным: ему неоднократно делали  предупреждения, но вместо того, чтобы исправиться, Егоров обижался. Эти обиды и привели к сближению с М.Н.Тухачевским. До ареста последнего, успели определиться с тем, что, в случае неудачи их с Уборевичем выступления, Егоров попытается организовать новую группу.

Но продолжали поступать сигналы об подрывной работе маршала. Поступали сигналы и из РККА

Вот комбриг Я.М. Жигур из Академии Генерального штаба, — в своем письме на имя Сталина просил проверить деятельность маршала на посту начальника Генерального штаба РККА, как вызывающую сомнения:

«В ЦК ВКП(б)

Целый ряд важнейших вопросов организации РККА и оперативно-стратегического использования наших вооруженных сил, по моему убеждению, решен ошибочно, а возможно, и вредительски. Это в первый период войны может повлечь за собой крупные неудачи и многочисленные лишние жертвы.

Я прошу:

Проверить деятельность маршала Егорова в бытность его начальником

Генерального штаба РККА, т.к. он фактически несет ответственность за ошибки, допущенные в области подготовки оперативно-стратегического использования наших вооруженных сил и их организационной структуры.

Я политического прошлого и настоящего тов. Егорова не знаю, но его практическая деятельность как начальника Генерального штаба вызывает сомнения.

9 ноября 1937 года.

Член ВКП(б) с 1912 года. Я. Жигур»

С 19 декабря 1937 года вывод  о Егоров дал соответствующее поручение начальнику КРО Николаеву и в итоге были получены соответствующие показания от Белова, Орлова о связях Егорова с участниками военно-фашистского заговора.

Нарком ВМФ М.Орллв показал что Егоров был заговорщиком

Подлили масла в огонь и хорошо ему известные Ефим Щаденко и Андрей Хрулев (первый — заместитель наркома по кадрам, а второй — главный финансист РККА). Они в декабре 1937 года написали на имя Ворошилова докладные записки о том, что

/Маршал Советского Союза Егоров в беседе с ними за ужином высказывал недовольство недооценкой его личности в период Гражданской войны и незаслуженным, по его мнению, возвеличением роли Ворошилова и Сталина./

Генерал-полковник Е. А. Щаденко указал что маршал Егоров был настроен резко против Сталина

Андрей Васильевич Хрулёв подтвердил что маршал Егоров был настроен против Сталина

В другой обстановке подобный сигнал можно было бы оставить без внимания или же, наоборот, сделать его предметом широкой дискуссии в печати. В 1937 году такие варианты уже не проходили и сигналам Щаденко и Хрулева был дан ход по совершенно иному направлению — они стали темой критического обсуждения в высших инстанциях.

В течение двух дней (21 — 22 января 1938 года) в ЦК ВКП(б) разбиралось дело Егорова. Вместе с ним заслушивались также Дыбенко с Буденным, которым, предъявлялись аналогичные обвинения.

Все трое решительно отвергли клевету и ложь, содержащиеся в доносах Щаденко и Хрулева, а также в показаниях некоторых арестованных. Как проходило это разбирательство, можно узнать (с известной поправкой на условия, в которых находился тогда Егоров) из протокола его допроса от 11 мая 1938 года: «На разборе дела в ЦК 21 — 22 января я, Буденный и Дыбенко проводили крепко свою позицию и не сознались в своей антисоветской деятельности»

Егоров обвинит в соучастии в заговоре маршала Семёна Михайловича Будённого, но руководство страны в это не поверит

25 января 1938 года Политбюро ЦК ВКП(б) и СНК СССР приняли по итогам обсуждения следующее постановление (протокол № 57):

«СНК СССР и ЦК ВКП(б) устанавливают, что

а) первый заместитель народного комиссара обороны СССР т. Егоров А.И. в период его работы на посту начальника штаба РККА работал крайне неудовлетворительно, работу Генерального штаба развалил, передоверив ее матерым шпионам польской, немецкой и итальянской разведок Левичеву и Меженинову. СНК СССР и ЦК ВКП(б) считают подозрительным, что т. Егоров не только не пытался контролировать Левичева и Меженинова, но безгранично им доверял, состоял с ними в дружеских отношениях;

б) т. Егоров, как это видно из показаний арестованных шпионов Белова, Гринько, Орлова и других, очевидно, кое-что знал о существующем, в армии заговоре, который возглавлялся шпионами Тухачевским, Гамарником и другими мерзавцами из бывших троцкистов, правых, эсеров, белых офицеров и т.п. Судя по этим материалам, т. Егоров пытался установить контакт с заговорщиками через Тухачевского, о чем говорит в своих показаниях шпион из эсеров Белов;

в) т. Егоров безосновательно, не довольствуясь своим положением в Красной Армии, кое-что зная о существующих в армии заговорщических группах, решил организовать и свою собственную антипартийного характера группу, в которую он

вовлек т, Дыбенко и пытался вовлечь в нее т. Буденного.

На основании всего указанного СНК СССР и ЦК ВКП(б) постановляют:

1. Признать невозможным дальнейшее оставление т. Егорова А.И. на руководящей работе в Центральном аппарате Наркомата обороны ввиду того, что он не может пользоваться полным политическим доверием ЦК ВКП(б) и СНК СССР.

2. Освободить т. Егорова от работы заместителя наркома обороны.

3. Считать возможным в качестве последнего испытания представление т. Егорову работы командующего одного из неосновных военных округов. Предложить т. Ворошилову представить в ЦКВКП(б) и СКК СССР свои предложения о работе т. Егорова.

4. Вопрос о возможности оставления т. Егорова в составе кандидатов в члены ЦК ВКП(б) поставить на обсуждение очередного Пленума ЦК ВКП(б).

5. Настоящее постановление разослать всем членам ЦКВКП(б) и командующим военными округами

Председатель СНК СССР Молотов

Секретарь ЦК Сталин»

Аналогичное постановление в тот же день было принято и в отношении командарма 2-го ранга П.Е. Дыбенко, которого освободили от должности командующего войсками Ленинградского военного округа.

Командарм Дыбенко был обвинен как соучастник маршала Егорова

Буденный же, как скала, остался непотревоженным как в партийных и советских органах, так и на посту командующего войсками столичного округа. 

Все пункты приведенного выше постановления были неукоснительно выполнены соответствующими органами. В ЦК ВКП(б) и СНК СССР согласились с предложением Ворошилова назначить маршала Егорова на должность командующего войсками Закавказского военного округа, в которой он пробыл совсем недолго.

Егоров уехал в Тбилиси, в штаб округа, а на него в Москве продолжали поступать все новые и новые показания, в частности от арестованного комкора Н.В. Куйбышева, его предшественника на посту командующего войсками ЗакВО. В этот промежуток времени (февраль — март 1938 года) маршал Егоров прошел через очные ставки в НКВД СССР с ранее арестованными И.П. Беловым, Г.Ф. Гринько, И.К. Грязновым, Н.Д. Кашириным, А.И. Седякиным. Все они, за исключением Каширина, называли Егорова участником антисоветской организации.

Арестованный командарм 2-го ранга А.И. Седякин назвал Егорова участником антисоветской организации.

Арестованный комкор И. К. Грязнов указал на  маршала Егорова как на изменника

Арестованный  командарм 2-го ранга Н.Д. Каширин  подтвердил что маршал Егоров изменник

С каждым из вышеперечисленных лиц проводилась очная ставка

Маршал решительно отрицал выдвинуты  против него тягчайшие обвинения, как он это сделал 21 февраля на очной ставке с Гринько в присутствии Ворошилова. Очные ставки, объяснительные записки — так проходил день за днем, и времени на командование округом совсем не оставалось, ибо надо было отбиваться то от одной серии обвинений, то от другой.

О том, насколько тяжело переживал опальный маршал обвинения в свой адрес, свидетельствуют его письма, в том числе и к Ворошилову. Приведу выдержки, например, из письма наркому обороны от 28 февраля 1938 года, то есть написанного через два дня после очной ставки с Н.Д. Кашириным.

И писал его маршал Егоров писал:

«Я представил Вам свои выводы по основным вопросам, которые были поставлены на очной ставке со мной врагами народа. Со всей глубиной моей ответственности за себя, за свои поступки и поведение я вновь и еще раз вновь докладываю, что моя политическая база, на основе которой я жил в течение последних 20 лет, живу сейчас и буду жить до конца моей жизни — это наша великая партия Ленина — Сталина, ее принципы, основы и генеральный курс.

За все эти 20 лет, проводя в жизнь все задачи партии и борясь за их осуществление, у меня не было ни одного облачка, которое вызывало бы какое-либо малейшее сомнение и тем более колебание в отношении правильности задач партии и критики руководства. Этого никогда не было и никто не посмеет говорить обратное. На тех же основах было и зиждилось мое отношение к задачам Красной Армии и отношение к руководству армии в Вашем лице. Я со всей решительностью это подчеркиваю и заявляю, как бы и что бы ни говорили по этому вопросу в отношении меня предатели и шпионы.

Я не безгрешен. Допускаю, что и я и мне говорили по отдельным моментам практической работы. Но со всей решительностью скажу, что я тотчас же перегрыз бы горло всякому, кто осмелился бы говорить и призывать к смене руководства.

Моя политическая база оставалась и остается незыблемой. Мое политическое лицо не обрызгано ни одной каплей грязи и остается чистым, как оно было на протяжении всех 20 лет моего пребывания в рядах партии и Красной Армии. Исходя из этого сознания, тем более тяжело переживать всю ту обстановку, которая сложилась в отношении меня. Тяжесть переживаний еще более усугубилась, когда узнал об исключительной подлости и измене Родине со стороны бывшей моей жены, за что я несу величайшую моральную ответственность.

Дорогой Климент Ефремович! Я переживаю исключительно тяжелую моральную депрессию. Я знаю и сознаю, что показания врагов народа, несмотря на их вопиющую гнусность и клеветничество, надо тщательно проверить. Но я об одном не могу не сказать, а именно: конечно, партия должна получить исчерпывающие данные для окончательного решения моей судьбы. Решение будет являться следствием анализа показаний врагов против меня и анализом моей личности, в совокупности всех моих личных свойств.

Если бы я имел за собой, на своей совести и душе хоть одну йоту моей вины в отношении политической связи с бандой врагов и предателей партии, родины и народа, я не только уже теперь, а еще в первые минуты, когда партия устами вождя товарища Сталина объявила, что сознавшиеся не понесут наказания, да и без этого прямо и откровенно об этом заявил в первую голову товарищу Сталину и Вам.

Но ведь нет самого факта для признания, нет вопросов моей политической вины перед партией и Родиной как их врага, изменника и предателя...

Дорогой Климент Ефремович!

Я подал записку Сталину с просьбой принять меня хоть на несколько минут в этот исключительный для моей жизни период. Ответа нет. Я хочу в личной беседе заявить ему, что все то светлое прошлое, наша совместная работа на фронте остается и впредь для меня самым дорогим моментом жизни и что это прошлое я никогда и никому не позволял чернить, а тем более не допускал и не могу допустить, чтобы я хоть в мыслях мог изменить этому прошлому и сделаться не только уже на деле, но и в помыслах врагом партии и народа. Прошу Вас, Климент Ефремович, посодействовать о приеме меня тов. Сталиным. Вся тяжесть моего переживания сразу же бы спала, как гора с плеч.

Я хочу, мне крайне необходимо моральное успокоение, какое всегда получаешь от беседы с тов. Сталиным.

Еще раз заявляю Вам как моему непосредственному начальнику, соратнику по боевым дням Гражданской войны и старому другу (как Вы выразились в своем приветствии по случаю моего пятидесятилетия), что моя политическая честность непоколебима как к партии, так к Родине и народу.

Уважающий Вас

Маршал Советского Союза

А.И. Егоров»

Напомним, что очные ставки Егорову, находившемуся еще на свободе, делали с арестованными в разное время командармами Беловым, Кашириным, Седякиным, комкором Грязновым

Не получив существенной поддержки и помощи со стороны своего наркома, Егоров вновь и вновь пытается добиться приема у Сталина.

Так он направляет 2 марта 1938 года в его адрес очередное письмо, в котором отрицает все утверждения Гринько, Седякина, Белова и Грязнова о его вражеской деятельности, как сплошь клеветнические, и заявляет, что он чист перед народом, партией и Красной Армией.

Это письмо по своему содержанию во многом перекликается с приведенным выше его посланием к Ворошилову. В нем, в частности, Егоров клятвенно заверяет:

«Я заявляю ЦК ВКП(б), Политбюро, как высшей совести нашей партии, и Вам, тов. Сталин, как вождю, отцу и учителю, и клянусь своей жизнью, что если бы я имел хоть одну йоту вины в моем политическом соучастии с врагами народа, я бы не только теперь, а на первых днях раскрытия шайки преступников и изменников Родины пришел бы в Политбюро и к Вам лично, в первую голову, с повинной головой в своих преступлениях и признался бы во всем...»

Промежуток времени между написанием процитированных писем был для Егорова наполнен тревожным ожиданием решения вопроса о его пребывании в составе ЦК ВКП(б).

Несмотря на титанические усилия Егорова дезавуировать показания на него опросом членов и кандидатов ЦК ВКП(б) принимается постановление следующего содержания:

«О тов. Егорове.

Ввиду того, что, как показала очная ставка т. Егорова с арестованными заговорщиками Беловым, Грязновым, Гринько, Седякиным, т. Егоров оказался политически более запачканным, чем можно было бы думать до очной ставки, и, принимая во внимание, что жена его, урожденная Цешковская, с которой т. Егоров жил душа в душу, оказалась давнишней польской шпионкой, как это явствует из ее собственного показания, ЦК ВКП(б) признает необходимым исключить т. Егорова из состава кандидатов в члены ЦК ВКП(б).

Секретарь ЦК

И. Сталин»

Таким образом, маршала фактически загнали в угол.

И первым человеком, к кому обращается он в такой скорбный для него час, опять-таки был Ворошилов. С грифом «совершенно секретно» Егоров пишет 3 марта 1938 года очередное письмо-исповедь наркому.

Удивляет одно: почему все-таки он не изложил все наболевшее при личной встрече Ворошилову? Или к тому времени нарком уже перестал принимать его? Видимо, так оно и было на самом деле.

«Дорогой Климент Ефремович!

Только что получил решение об исключении из состава кандидатов в члены ЦК ВКП(б). Это тяжелейшее для меня политическое решение партии, признаю абсолютно и единственно правильным, ибо этого требует непоколебимость авторитета ЦКВКП(б), как руководящего органа нашей великой партии. Это закон и непреложная основа. Я все это полностью осознаю своим разумом и пониманием партийного существа решения.

Вы простите меня, Климент Ефремович, что я надоедаю Вам своими письмами. Но Вы, я надеюсь, понимаете исключительную тяжесть моего переживания, складывающегося из двух, совершенно различных по своему существу, положений.

Во-первых, сложившаяся вокруг меня невообразимая и неописуемая обстановка политического пачкания меня врагами народа и, во-вторых, убийственный факт вопиющего преступления перед родиной бывшей моей жены. Если второе, т. е. предательство бывшей жены, является неоспоримым фактом, то первое, то есть политическое пачкание меня врагами и предателями народа, является совершенно необъяснимым, и я вправе назвать его трагическим случаем моей жизни.

Чем объяснить эту сложившуюся вокруг меня чудовищную обстановку, когда для нее нет никакой политической базы и никогда не было такого случая, чтобы меня, или в моем присутствии, кто-либо призывал к выступлению против руководства партии, Советской власти и Красной Армии, т.е. вербовал как заговорщика, врага и предателя.

За все мои 20 лет работы никогда, нигде и ни от кого подобных призывов и предложений я не слыхал. Заявляю, что всякий, кто осмелился бы предложить мне акт такого предательства, был бы немедленно мной передан в 'руки наших органов НКВД и об этом было бы мной в первую голову и прежде всего доложено Вам. Об этом отношении знал каждый из шайки врагов и предателей народа и никто из них не осмелился сделать мне ни одного раза и ни одного подобного предложения в продолжение всего моего 20-летнего периода работы.

Дорогой Климент Ефремович! Я провел в рядах нашей родной Красной Армии все 20 лет, начиная с первых дней ее зарождения еще на фронте в 1917 г. Я провел в ее рядах годы исключительной героической борьбы, где я не щадил ни сил, ни своей жизни, твердо вступив на путь Советской власти, после того, как порвал безвозвратно с прошлым моей жизни (офицерская среда, народническая идеология и абсолютно всякую связь, с кем бы то ни было, из несоветских элементов или организаций), порвал и сжег все мосты и мостики, и нет той силы, которая могла бы меня вернуть к этим старым и умершим для меня людям и их позициям.

В этом я также абсолютно безгрешен и чист перед партией и Родиной. Свидетелем моей работы на фронтах и преданности Советской власти являетесь Вы, Климент Ефремович, и я обращаюсь к вождю нашей партии, учителю моей политической юности в рядах нашей партии т. Сталину и смею верить, что и он не откажет засвидетельствовать эту мою преданность делу Советской власти.

Пролитая мною кровь в рядах РККА в борьбе с врагами на полях сражений навеки спаяла меня с Октябрьской революцией и нашей великой партией. Неужели теперь, в дни побед и торжества социализма, я скатился в пропасть предательства и измены своей Родине и своему народу, измены тому делу, которому с момента признания мною Советской власти я отдал всего себя, мои силы, разум, совесть и жизнь.

Нет, этого никогда не было и не будет...»

Арест и следствие

В феврале 1938 года маршал Егоров был вызван из Тбилиси, где после опалы всего лишь две недели командовал Закавказским военным округом, в Москву, в Наркомат обороны.

А 8 февраля 1938г. жена Егорова, Цешковская, обратилась в НКВД с заявлением о намерениях своего супруга. Мотивы ее были сугубо личные (ревность), но знала она многое, так как обсуждение заговора нередко велось в ее присутствии. Жена была после этого заявления арестована, а 27 марта 1938г. был арестован и сам А.И.Егоров. В.К.Блюхер оставался на свободе: хотя Цешковская называла его имя.

Маршала Советского Союза А.И. Егоров был арестован 27 марта 1938 г.

Санкция же на арест Егорова была дана заместителем Прокурора СССР Г. Рогинским 10 февраля 1939 года, в один день с составлением обвинительного заключения по его делу и почти через год после ареста. Далее, постановление об избрании меры пресечения вынесено 23 июля 1938 года, а обвинение предъявлено Егорову 27 июля того же года.

Итак, арестованный маршал Егоров стал давать показания. О его показаниях мы знаем мало, но кое-что все-таки просочилось наружу

Отдавать это дело на откуп НКВД руководство страны не рискнуло: речь шла о людях, которых выдвинул на высшие посты он сам, а Егоров был его личным другом.

Поэтому Сталин несколько раз сам проводил допросы арестованных, свидетелей, очные ставки, и так далее. В допросах участвовали также В.М.Молотов и К.Е.Ворошилов, а несколько раз – Л.М.Каганович

Допросы арестованных проводили члены Политбюро, не доверяя обьективности НКВД

На самом деле позже выяснилось что руководство НКВД во главе с наркомом сами были агентами иностранных спецслужб и состояли в заговоре с военными

Нарком Ежов передавал своим немецким кураторам что он не может защитить арестованного маршала

А.И.Егоров на допросах у Сталина стал утверждать, что не он организатор заговора, а маршал Б.М.Шапошников, а также С.Буденный.

 Вызванный на очную ставку, Шапошников признал, что

  «Егоров прощупывал его на предмет «антисоветских действий», но он «на провокации не поддался».

Хотя Егоров упорно стоял на своем, Сталин поверил Шапошникову и Буденному. К.А.Мерецков свою вину отрицал, но без аргументов.

Егоров обвинил командарма Б.М. Шапошникова в соучастии в заговоре против советской власти.

Но Политбюро  Егорову не поверило, это была клевета

Будущий маршал СССР  К. А. Мерецков тоже будет обвинен как соучастник Егоровым.

Но Политбюро и в этот раз не поверило Егорову, сочтя это клеветой.

А.И.Егоров принимал меры к установлению контактов с маршалами Б.М.Шапошниковым, С.М.Буденным, с К.А.Мерецковым. Но  реальность обрели  лишь его отношения с Блюхером, который должен был поднять восстание войск Дальневосточного фронта, и провозгласить восстановление Дальневосточной Республики, заручиться поддержкой крестьян Восточной Сибири, пообещав распустить колхозы.

Оказалось, бывший начальник Генерального штаба РККА и один из ближайших соратников Сталина,«будучи полковником царской армии, с двурушнической целью перешел на службу в 1918 г. в Красную Армию».

Следствием также было установлено, что арестованный «красный маршал» был немецким шпионом и агентом польской разведки.

Также он должен был обратиться к США за помощью. Егоров должен был аналогично поступить в Закавказье: заблокировав ведущие через Кавказский хребет дороги, он обеспечивал себе возможность начать формирование добровольческих частей в Грузии, Армении, Азербайджане. Затем следовало бы объявление независимости и обращение к Англии.

На подготовку  выступления  нужно было время.

Итоги

Маршала Егорова  никто не принуждал к даче показаний.

 Так протоколе допроса полковника запаса В.М. Казакевича, бывшего следователя по делу А.И. Егорова. Вызванный в Главную военную прокуратуру в качестве свидетеля, он 29 марта 1955 года дал показания подполковнику юстиции Шаповалову:

«Вопрос: Дело Егорова А.И. находилось у Вас в производстве?

Ответ: С момента ареста Егорова следствие по его делу вели начальник Особого отдела ГУГБ Николаев-Журид и его помощник Ямницкий. После ареста Егорова я по поручению Ямницкого присутствовал при составлении Егоровым его собственноручных объяснений по делу, докладывал эти объяснения Егорова Ямницкому, отдавал печатать эти объяснения. В отдельных случаях, когда Ямницкого не удовлетворяли почему-то собственноручные показания Егорова, он или сам выезжал в тюрьму для уточнения, или поручал это сделать мне. И тогда Егоров дополнял свои показания.

Должен показать, что с самого начала расследования по делу Егорова с ним имели специальные беседы лично Ежов и начальник Особого отдела ГУГБ НКВД Николаев. Я полагаю, что при этих беседах Егорову были даны указанными лицами какие-то гарантии о сохранении его жизни. Однажды я присутствовал при разговоре Николаева с Егоровым в Лефортовской тюрьме, когда Егоров спросил у Николаева, знавшего его лично с Гражданской войны и по день ареста, о своей судьбе.

Николаев ответил на это следующей фразой: «С Вами же говорил Николай Иванович. Неужели Вам этого недостаточно?»

На это Егоров с удовлетворением заявил, что ему ясно. К Егорову физических мер принуждения не применялось, этого не требовалось в связи с его поведением по делу. Он сам писал обширные собственноручные показания и охотно излагал в них данные о заговорщической деятельности и лицах, причастных к заговору.

При дополнительных вопросах к Егорову со стороны Николаева или Ямницкого о каких-либо других лицах или обстоятельствах заговора, о которых до этого Егоров не давал сам показаний, он охотно давал показания и по этим вопросам, изобличая их. От своих показаний Егоров никогда не отказывался.

При окончании следствия Егоров продолжал подтверждать все свои показания. Егоров содержался в Лефортовской и внутренней тюрьмах в отдельной камере, получал дополнительное питание и книги для чтения. На протяжении всего следствия Егоров вел себя спокойно, жалоб с его стороны не было...»

В июле 1938г. Н.И.Ежов принес Сталину список арестованных им по делу  А.И.Егорова  – всего на 138 чел.

Аресты велись во всех местах и учреждениях, где  бывал и работал А.И.Егоров. Обеспечение полной лояльности армии Сталин считал более важным, чем жизни этих людей, и потому санкционировал их расстрел.

Но фамилию А.И.Егорова Сталин из расстрельного списка вычеркнул. Решающим для Сталина стало дальнейшее поведение Егорова: он выразил готовность лично расстрелять свою жену.

Это шокировало даже Ежова: расстрелять жену Егоров хотел ради того, чтобы ему «дали какую-либо должность» – о чем он и просил Сталина.

……………

В итоге можно сделать следующие выводы:

• Егоров в 1917 г. был эсером, после победы большевиков он сфальсифицировал свою биографию.
• Егоров втайне ненавидя большевиков присоединился к ним из-за карьерного интереса.
• Егоров создал военную группу для свержения советской власти.
• Егоров подрывал обороноспособность СССР
• Егоров был немецким шпионом.
• Егоров был польским шпионом.
• Егоров вступил в сговор с маршалом Блюхером, который был японским агентом.
• Егоров намеревался пойти на союз с Англией и США.
• Егоров стремился оклеветать Б.Шапошникова, С.Буденного и К.Мерецкова.

Вот так все было.