Ю. Лазарев. Дневник лейтенанта Горелова. Часть 2. Глава 10. Переход количества в качество. 2

X

Портрет.
Переход количества в качество
(Продолжение)


28 апреля. 23.50. Вышли в Южно-Китайское море. Море – 3 балла. Облачность – 3 балла. Жарко.
Утром прошли Сингапур. От Персидского залива пройдено 4300 миль.
Спрут проявил невиданный либерализм: вместо сидения по тревоге на постах при проходе узкости все свободные от вахт были построены на вертолётной площадке для обозрения города небоскрёбов. Да, мощь и красотища! Меня особенно поразил современнейший аэропорт, который расположен прямо на берегу пролива.
Но теперь всё! Начали работы по покраске внутренних помещений, будь они неладны. И в этом деле я не испытываю былого энтузиазма. Ведь глупость полная.
Сейчас я  сижу в каюте и рассматриваю полностью законченный портрет, стоящий у меня на столе. В полумраке её взгляд кажется каким-то укоризненным. Но разве я не всё возможное сделал?
Кажется, портрет живёт своей, отдельной от моего замысла жизнью. Удивительно! Неужели я такое смог? Да нет же, я теперь ВСЁ СМОГУ! В том смысле, что, кажется, всякие пределы возможного в графике и живописи для меня исчезли!
Сорок минут назад ко мне заходил Годанюк. Увидел портрет, посмотрел немного и, сказав, что «ничего лучшего, выполненного знакомым человеком, не видел», побежал за Стефанцовым. Пришли вместе. Годанюк и говорит: «Геннадич, а он же тебя обставил!»
А тот отвечает: «Я и сам вижу».

(1)

Годанюк ушёл, а В.Г. остался. Подробно рассмотрел портрет, вернул мне мои записи о первохристианстве и говорит: «Андрей Юрьевич, а что у Вас в школе по истории было?»
Я отвечаю: «Пять баллов с отличием».
«А по литературе?»
«Пять баллов с отличием».
И тогда мне В.Г. сделал такое предложение: поскольку с вдохновением у него сейчас неважненько, то предлагается мне поучаствовать в его работе над книгой по истории языческой Руси. Не только в работе над текстом, но и над иллюстрациями. Будем соавторами. Я, дескать, подхожу по всем статьям. Кстати, говорит, для Вашей девушки у меня есть неплохой сюжет. Надо её в качестве второй жены Святослава, Малуши, изобразить. Очень подходящая внешность и композиция.
Я, конечно, долго не думал. Согласился. Ведь это так интересно!
Правда, он предупредил, что делать иллюстрации к историческим сюжетам не просто. Нужно очень много ещё узнать. Придётся, пока он в академию не уехал, изучить кучу книг с его каютной полки.
Что ж, почитаем!
А потом он ещё сказал: «Придём во Владивосток, первое, что сделаю - отправлю Вас в отпуск. Вы этот портрет ей должны подарить. Лично. После такого подарка победа неизбежна. Только предупредите её заранее о встрече, чтобы какие-нибудь случайности избежать».
Но ведь из Владивостока письма долго идут. Если сразу  в отпуск, то самолётом. Раньше любого письма. Он это предугадал и говорит: «Через пару дней мы в Камрань  заходим. Оттуда и пошлёте. И ещё. Там, в Камрани, будет проверка содержания систем взрывопожаробезопасности и организации хранения боезапаса флагманским минёром. А флагманский минёр этот – ваш любимый капитан 2 ранга Бабков. Телеграмма ЗАС от него пришла. Готовьтесь».
Вот и сижу я, переваривая эту гору впечатлений: портрет, книга, Бабков, Иисус Христос.
Как странно влияет длительное плавание на человека. Поначалу это было просто увлекательное путешествие, которое занимало всё моё внимание. Затем, когда море стало обыденностью, начал задумываться о своей жизни. А теперь уже мысль достигла философского уровня.
3 мая. 14.40. Заходим в Камрань. Море – штиль. Жара. Облачность – 0 баллов.
Поскольку за последние дни писать было некогда, я прихватил дневник с собой на швартовку. Пока дойдём до пирса, успею записать.
 Странное событие: посередине Южно-Китайского моря встретили пустую рыбацкую шхуну, или как оно в этих местах называется?  Здесь, говорят, часто случаи пиратства бывают.
Весь корабль пропах краской и растворителем. Спасенья от этого запаха нет, кроме как в офицерских каютах. Вентиляция не справляется. А ведь это нарушение соответствующих инструкций по безопасности… И на верхней палубе начаты очередные работы по подготовке к покраске перед Владивостоком. Ржавчина начинает постепенно вылазить. Обеденные перерывы и выходные отменены. Отменены все виды доп. отдыха для ночной вахты. Первое Мая отменили! Матросы называют корабль «трудовой колонией усиленного режима имени капитана 1 ранга Сосновского».
Стефанцов поначалу руководил работами без нас с Половиным. Мы, по его команде, готовили документацию к проверке штабом Камраньской базы. Но к нам в каюту заглянул помощник. Вероятно, донёс старпому. И нас запихали руководить подготовкой к покраске кубриков. «Без права выхода».
Но, вот и Камрань.

Очень живописная длинная и изрезанная бухта. Много маленьких островков. По берегам – небольшие, высотой метров по двести, горы, очень непривычной для нас формы. Похоже на горы с китайских миниатюр. Горы покрыты ярко-зелёными деревьями: пальмами и чем-то вроде кипарисов. Иногда торчат голые скалы или обрывы бурого цвета. Мы заканчиваем проход узкости. Уже видно огромный пирс. Когда-то, во время войны, к нему швартовались американские авианосцы, а сейчас там стоят  пара наших лодок, плавгоспиталь «Обь», плавбаза, пара МРК и МПК и вьетнамские сторожевики и тральщики. Скоро швартовка.
23.50. Однако, никакого пирса, и никакого Бабкова!
Стоим на бочках стенда размагничивания в бухточке в миле от пирса. Это ещё на два дня. А всего в Камрани стоять шестеро суток! Стефанцов забеспокоился. Если так дальше пойдёт, он не успеет к самому крайнему сроку сдачи экзамена в академию.
Весь день продолжались эти жуткие покрасочные и корпусные работы. Жара ужасная. На стоянке она особенно ощущается. Не Дохлак, конечно, но тоже тепло. Люди устали предельно. Вахт меньше не стало, а спать некогда.
Только после ужина полегчало.
О, радость! Здесь через спутник показывают «Орбиту-3»!. Смотрели всё подряд. Видели и программу «Время». И футбол. ЦСКА опять продул «Спартаку» 1:2.
Старпом каким-то образом прознал, что мы опасаемся проверки Бабкова из-за моих с ним прежних «разногласий». Уже потирает руки: «Наконец-то вывернут матку этим Печориным из пятой колонны!»
Чему быть, того не миновать. Зато я отправил письмо, в котором сообщаю ЕЙ, что в конце мая – начале июня представлю результат обработки её фотографии. Наши письма уже повезли буксиром в Хошемин. Оттуда советский самолёт улетает во Владивосток через четыре дня.
И не оставляют меня мысли об Иисусе Христе.
Если он понимал, что, будучи смертным человеком, совершает свой подвиг… Цена куда выше! Небытие всё равно неизбежно. Но есть животный страх тела перед болью! Когда Матросов или Гастелло шли на смерть, то, наверное, представляли, что переход через боль не будет длительным. Смерть на кресте куда хуже. И я, представляя себе свой единственный и последний бой, боюсь этой боли. Но, кажется, этот бой отложен надолго. Жизнь идёт к тому, что серьёзных врагов у нас нет. А если этого боя не будет, то нужно подумать и о другой функции. Что я должен сделать?
И ещё. Кроме  текстов, о которых я уже писал, церковь выкинула и нечто, напоминавшее языческую философию. Например: «Говорит Иисус. Где будут двое, там они не будут без бога, и где будет один сам с собою, я с ним. Подними камень, и там найдёшь меня, рассеки дерево – и там». Это из Оксиринхских Логий (найдены в 1897 г. в Египте). Или уже записанное: «Из-за слабых я был слаб, из-за голодающих голодал и из-за жаждущих испытывал жажду».
Если вспомнить предположение Стефанцова о вездесущности Бога, о том, что вся Вселенная – БОГ, свои собственные ощущения…
Ещё в школе у нас ходила такая интеллектуальная шутка:
 «Вначале было Слово. И сказал Господь:
«0+1=1; 1+1=2;… a2+b2=c2;… F=ma; …E=mc2…» Ну, и так далее, до самых сложных волновых и вероятностных формул.
Над этим надо подумать. А, может быть, и записать.
6 мая. ВМБ Камрань. Жара. Штиль. Бабков.
Да, сегодняшний день можно озаглавить: капитан 2 ранга Бабков. Неисповедимы пути господни!
Итак, перед обедом мы пришвартовались к пирсу. Штаб базы явился для проверки около 16 часов. Корабельных офицеров построили на шкафуте напротив трапа. Прибывавшие флагмана разбирали «своих» и уходили с ними внутрь корпуса для проверки.

Вот и к нам старпом, мерзко улыбаясь, подвёл знакомого мне до боли Александра Ивановича Бабкова. Тот сухо поздоровался за руку со Стефанцовым, В.Г. представился, и тут Бабков увидел меня и… «А!!! Вот ты где, карась?!!», - и ОБНЯЛ МЕНЯ по-отечески! Кто бы ожидал! И, кажется, радость моего бывшего начальника от встречи совершенно искренняя.
Бабков явно в приподнятом настроении пошёл обходить заведования БЧ-3, попросив Стефанцова взять и меня на обход. В дальнейшем я никак на происходившее не влиял. Меня как бы и не было. Разговаривали только он и Стефанцов. Но я-то чувствовал, что всё происходившее – демонстрация для меня. Бабков обошёл всё. Так нас ещё никто не копал! Замечаний много, но все несущественные, от замыленности наших глаз на привычный интерьер. Но самое страшное произошло в правом погребе РГБ! Мы без шума спустились в тамбур перед погребом и видим: дверь в погреб открыта. Готовность к смотру? Заходим в погреб… На баночке у открытого сейфа сидит погребной. И СПИТ! А в руках у него – ВЗРЫВАТЕЛЬ ОТ БОМБЫ! Едва не выпадает взрыватель из рук на резиновый коврик и металлическую палубу!
Бабков прошипел: «Тихо!»
Стефанцов кошкой прокрался к спящему трупу матроса и перехватил взрыватель. Пнул слегка погребного. Тот вскочил. Понёс всякую чушь спросонку и с испугу. Он, видишь ли, проверял соответствие содержимого сейфа описям.
Понятно, что сцена мерзкая, и замечание тянет на два балла за проверку!
Бабков восторженно сказал: «Ну, Стефанцов! Я зверь, но ты! Так зае… своих людей. Это надо уметь».
В.Г. пришлось вкратце объяснять, чем в последнее время экипаж занимается, и почему люди такие заспанные.
Бабков молча закивал. Что подумал?
Перед ужином в кают-компании как обычно в таких случаях был разбор проверки. Досталось всем. А нам – ни копейки критики! Бабков сказал, что БЧ-3 в хорошем состоянии.
После ужина меня и Стефанцова пригласили в штаб базы. Там, в кабинете флагманского минёра, расположенном в барачного типа здании, Бабков объяснил нам, что всё у нас плохо. И что не умеем мы работать. И что лучший способ навести порядок – это следовать его, Бабкова, методическим принципам, которые я, Горелов, как его ЛУЧШИЙ УЧЕНИК (?!), хорошо знаю, но которые мне мой нынешний командир (Стефанцов) не даёт возможности применять. Закончили беседу тем, что В.Г. демонстративно со всеми доводами Бабкова согласился, к явному удовольствию последнего, но от шила с ананасовым соком из холодильника отказался. И тогда Бабков сказал, что приглашает нас завтра в обед к себе домой на день рождения жены. Здесь же они с семьями живут! В программе – экскурсия по базе и её окрестностям, сауна и праздничный стол. Завтра суббота. Стефанцов завтра дежурным по кораблю заступает. А меня отпустит. Если старпом не воспрепятствует. Ну, такие слова Бабкова чуть из себя не вывели. Какой ещё старпом посмеет его, Бабкова, воле препятствовать? Здесь не только весь штаб базы его, Бабкова, слушает, но и там, в штабе флота, он не последний человек! Он, Бабков, если захочет…
Ладно, дождусь завтра.
9 мая. 02.30. ВМБ Камрань. Закончил ночной обход и горю желанием поведать дневнику свои впечатления от последних дней. Праздник День Победы уже начался, а мне не радостно. Кажется, я попал на остров Калипсо, и опасаюсь, что выбраться отсюда скоро не смогу.
Записываю всё с начала.
Итак, в субботу 5 мая после большой приборки и обеда меня отправили в гости к Бабкову. Точнее, Александр Иваныч сам за мной зашёл. Но пошёл я с ним не один. В компании со мной оказались Годанюк, Щупляк и СТАРПОМ, который при Бабкове превратился в такого славного парнишу! Просто мой первый на корабле друг и покровитель! Такой метаморфозы от Снегиря я никак не ожидал. Да, ладно…
Мы действительно проехались на УАЗике по военному городку и его окрестностям, заезжали во вьетнамскую деревеньку в качестве экскурсии. Ничего не буду писать по этому поводу. Клуб кинопутешествий.
Потом была сауна. Сауна базовская – образец советского начальственного комфорта! Сам домик скромный по размерам, но – стекло и бетон. Сауна изнутри обшита дорогим деревом. Бассейн выложен морскими камнями и раковинами. Вестовые матросы разносят чай и конфеты. Кроме нас в сауне ещё человек шесть было местных. Среди них – пара адмиралов. А в бане, как известно, все равны! Я таким обслуживаемым себя ещё никогда в жизни не чувствовал! У нас же на «Трибуце» тоже есть сауна. И даже иногда туда можно и нам, лейтенантам, попасть. Но здесь совсем другой уровень!
А потом, дело уж к вечеру шло, все пошли в дом к Бабкову.
Ещё в сауне я от него узнал следующую информацию. Вскоре после нашего с Шурой убытия («бегства») с Камчатки, Бабков развёлся с первой женой и перевёлся во Владивосток. О неладах с женой он и нам иногда проговаривался. Так вот, во Владивостоке карьера у него резко попёрла. На «Разумном» он полтора года в капитанах переходил. А тут быстро звание получил, в должностях прибавлял, а вот теперь – год, как здесь служит. На погонах у него ещё свежая дырка от прежней майорской звезды видна. Второго ранга досрочно получил. И уже целится на должность флагмина флота.
Незадолго до перевода во Вьетнам Бабков второй раз женился. Его новая жена живёт здесь, в Камрани. И здесь же с ними живёт её гораздо более младшая сестра, поскольку родителей у них, к сожалению, уже нет.
Он считает, что здорово пристроился. Семья под боком, в городке местном всё есть: магазины, медсанчать, клуб, детский сад, школа. Домики офицеров и мичманов – щитового типа одноэтажные постройки с мощными кондиционерами. Служебное хозяйство небольшое. В основном – проходящие туда и обратно корабли и лодки. Лафа!
В общем, пришли мы в квартиру Бабкова. А там! Куча гостей. Много женщин, жён местных офицеров. Стол накрыт шикарнейший! Не буду описывать все блюда, но весь набор деликатесов советской домашней южной кухни. И море спиртного! Причем всё – спиртовые настойки на местных фруктах и травах.
А жена у Бабкова – женщина лет тридцати, вылитая Гундарева. Такая радушная и приветливая! Они вместе забавно смотрятся. Он же длинный и худой.
Всё бы хорошо, и пьянка наша стала бы для меня приятным воспоминанием и настоящим отдыхом. Но!
Но сестра жены Бабкова! И почему я подумал, что она маленькая?
Зовут её Марина. Ей семнадцать лет. Когда из Союза уезжали, и им маленькой казалась. А сейчас…
В этой компании мне повезло быть самым молодым мужчиной и единственным холостяком. За столом нас рядом посадили. Пришлось ухаживать. Этикет. А потом пляски начались. Пришлось танцевать. А потом я заметил, что она за мной наблюдает. А Бабков за нами. Так и напрашиваются слова из «Гусарской баллады»:
«Там бал был вечером!
За мной как тень она ходила,
Глаз томных не сводила!»
Но, нет. Не тот случай. Не могу сказать, что она была назойлива. Но в глазах читался призыв. А ведь какая девушка!!! Чёрт, хоть по рукам вяжи!
Я уговариваю себя, что это моё впечатление – следствие длительного плавания. Мне сейчас все женщины активного сексуального возраста должны казаться существами высшего порядка. Мы и не разговаривали почти. Так, кое-какие дежурные вопросы-ответы. Её внешность детально я только на следующий день разглядел. Она не худая. В сестру. Но как же это ей идёт!
Отвлёкся…
Так вот. Часа через три, когда все очередной раз на перекур выходили, состоялась очередная наша беседа с Бабковым. Деталей я уже не помню. Но смысл таков. Он уже всё решил. Скоро заберёт меня сюда флагманским минёром бригады, потом своим помощником сделает. А через год я должен жениться на его свояченице. Сегодня я ночую у них и обязан быть посмелее. И никаких отговорок! И, если надо, он, Бабков, сделает так, что мы здесь простоим хоть месяц!
До меня сквозь пьяный дурман с трудом, но дошёл смысл сказанного. Я запротестовал. Наврал, что у меня невеста есть, что спешу на встречу к ней. Вспомнил, что Стефанцову в академию надо, и что я ему на замену готовлюсь!
«Шишь ему, а не академия!»,- спокойно ответил Бабков: «Ты, карась, ещё всю жизнь мне благодарен будешь!»
А на стенке у них в доме висит репродукция с картины одного немецкого художника – «Одиссей и Калипсо». Кстати, редчайшая для Союза картинка. Художник этот был любим Гитлером. Сейчас и не вспомню, кто же у этой нимфы отцом был?
Мероприятие закончилось около трёх ночи.

«Домой» нас отвозил базовский грузовик. Я едва успел в него влезть, пока Бабков с другими прощался.
Но это был не последний день торжеств!
Вообще, удивительно, что распорядок дня для меня как бы перестал существовать. Подъём я проспал. Кажется, это первый раз в жизни. Разбудил меня рассыльный около девяти утра. Старпом вызывал, поскольку «пора ехать»!
Нас ждал всё тот же базовский грузовичок с сидениями в кузове. Мы туда погрузились и поехали на местный пляж. По дороге к нам присоединился Бабков. Без жены, но с её сестрёнкой.
Дорога не была короткой. Километров семь от базы до внешнего побережья моря по ещё американской бетонке, разбитой местами воронками. Видать, давали им тут жару вьетнамцы.
Пляж этого острова Огигия  располагается в небольшой песчаной бухте со скалистым берегом. Внутри бухты – несколько островов-скал с острыми верхушками. Желтый песок. Акулы никого из местных не волновали, поэтому и я вопросов на эту тему не задавал. Хотя, нас учили, что купание в тропических водах без изучения этой проблемы исключается.
Да какие там акулы! «Лечились» от вчерашнего спиртовыми настойками, купались, ели шашлыки. И всё это время я находился в обществе Марины. Мы держались обособленно от остальных. Вот тогда, когда она в одном купальнике была, я понял, что похожа она на Венеру Милосскую. Даже лицом. Это в мраморе та Венера кажется холодной и устаревшей. А живьём… Да ещё с таким загаром.
Я, конечно, пытался вести себя так, чтобы это не было похоже на явное ухаживание. Кажется, моё общество ей не было противно. Но как же действует близость почти обнажённого женского тела, да ещё такого совершенного! Самим собой быть почти невозможно.
Бабков похвалялся, что уже решил вопрос с продлением нашей здесь стоянки. Хорошо, что Стефанцова рядом не было.
Временами приходила предательская мысль: «А не сдаться ли?» Господи, укрепи!
Спас портрет. Глядя на него, я понимаю, что главная цель меня не отпустит. Пока не поставлю точку. Легко рассуждать, когда этой Марины нет РЯДОМ.
Вчера вечером, после моего возвращения с пляжа, мы обсуждали со Стефанцовым планы по работе над книгой и мои первые соображения по прочитанному материалу, я сказал ему, что незадолго перед боевой службой прочитал «Мастера и Маргариту», но вот сейчас понял, что не согласен с Булгаковым.
«Да», - подтвердил В.Г.: «Его Иисус Христос далёк от исторического. И принцип – «воздастся по вере», а не по делам… Так каждый мерзавец верой оправдается, а неверующий праведник погибнет. «Все грехи замолятся»…  Дорога к Богу – это не вера в Христа, Магомета или Будду. Дорога к Богу – Совесть! Да и со своими литературными врагами Булгаков в этой книге расправился подобно Бобу Санклеру из «Великолепного».
Но я-то не то в виду имел: «Мастеру дали идеальную женщину, друга и любовницу. Без борьбы. А в жизни такой случай – только мечта. Я, конечно, не Рафаэль, и не Петрарка, но у большинства творцов, напротив, с женщинами большие сложности были, и это закономерно. Цель не должна стать легко достижимой. Так поддерживается стимул к творчеству. В противном случае возможен СИНДРОМ ОТМЕНЫ! Отсюда вопрос: а нужно ли переть к этой цели через все препятствия? Может, пустить стрелу куда попало, жениться на дочери купеческой, зато, сохранив цель НЕДОСТИЖИМОЙ, продолжить выполнение миссии, сохранить и вдохновение?»
Стефанцов молчал в ответ, ходил по каюте, а потом сказал так: «Выбросите мой пьяный бред из головы. Счастья добивайтесь. Детей от любимой женщины. А всё остальное – вторично. Бог только с нами и может быть счастливым! Это наша главная функция! «Чудеса надо делать своими руками!»
16.00. Корабль к бою и походу приготовить! Мы уходим. Я спасён. А жаль…
10 мая. Остров Калипсо позади. Следуем в базу! В смысле – во Владивосток! Море – 2 балла. Облачность – 2 балла. Жара ощущается меньше, поскольку мы на ходу. Время – 2 часа ночи. Стою дежурным по кораблю.
Надеюсь, завершаю мысли о последних событиях.
Бабков нашу стоянку продлить не смог. Или не успел? Стефанцов говорит, что «мой» Бабков -амоуверенный хвастун, но дело знает.
Теперь я понимаю Гордея. Зависимы мы от женщин. Но я – меньше! Когда нет её на виду, мне гораздо проще бороться с этой зависимостью.
Моряк я, или нет, чёрт возьми?
11 мая. 23.20. Море – 2 балла. Обошли Тайвань. Входим в Восточно-Китайское море.
Продолжаются эти жуткие покрасочные работы. Опять всепроникающий и одуряющий запах краски. Все уже опять уставшие.
12 мая. 14.00 (в Москве – 5 утра!). За нами идёт японский эсминец «Мацуюки».
Заметно похолодало. Говорят, весна в этом году в дальневосточном регионе холодная. Скоро придётся в форму 3 переодеваться. А у меня большая часть формы на «Ревностном» осталась. Что я буду делать, когда настанут «зимни холода»?
Тащимся скоростью 14 узлов, хотя «Калечицкий» остался в Камрани. Почему так медленно? Такими темпами мы не успеваем к крайнему сроку окончания приёмных экзаменов в академию. Стефанцов трагически молчалив. Но на мои вопросы по поводу прочитанной части книги Костюченко «Классическая веданта и неоведантизм» отвечает охотно.
Первые же прочитанные страницы навели меня на следующие мысли. Это книга о ведической и последовавшей за нею в Индии философии. Интересно. А какова же, если судить по Библии, христианская философия? А получается, что философии и нет. Есть только догма.
Мир создан Богом всего лишь около семи тысяч лет назад. Вся физика – к чёрту! Бог – человекоподобное существо, официально всемогущее и всеблагое, но, одновременно, если проанализировать Ветхий завет, злопамятное, жестокое, беспощадное и мстительное. В земном мире царствует Сатана, дьявол – абсолютное зло, противное всеблагому Богу, но Бог не борется с Сатаной. Целью  земной жизни человека является соблюдение божьих заповедей, сопротивление козням дьявола, вовлекающего человека в грех. И смерть! Жизнь земная – всего лишь испытание перед смертью и загробным существованием. Почему всемогущий Бог допускает многочисленные страдания, терпимые человеком в ходе жизни, почему создал его слабым и предрасположенным к греху физиологически, почему позволяет господствовать Сатане – обсуждению не подлежит. Промысел Божий неисповедим (за первую попытку познать истину человека уже раз изгнали из рая). Известно только, что настанет день, и всеблагой Бог покарает Сатану и грешников, и вместе с этим уничтожит прочих живущих (как лейтенант Колли) . Тогда праведники заживут счастливо в Царстве Небесном.
Явным диссонансом этой «философии» звучит голос Христа. Жизнь ценна сама по себе. Счастье возможно здесь, на земле.  Царство Божие – вот цель людей! И дорогу к нему открывает любовь!
Но это только вспышка света в царстве тьмы. Иисус Христос воскрес, вознёсся, и от его имени заговорили апостолы. «Апокалипсис»! Где там любовь и милосердие Христовы? Месть, ненависть и жестокость.  
Что-то мне, советскому человеку, не подходит идея о том, что главное в жизни – смирение. Счастье добывается делом и добром.
16.40. С утра приступили к покраске бортов. Для того, чтобы приготовить борта к покраске, мы делаем скоростные рывки вперёд, затем ложимся в дрейф на несколько часов и выбрасываем матросов на беседках за борта. Естественно, темпы работ в таких условиях от исполнителей требуются высочайшие. Людей не хватает. Приписные к таким работам не пригодны.
Из интересного вне корабля. Возобновились облёты нас американскими «Орионами». Прилетан японский «Нептун». Самое важное - встреча с двумя китайскими учебными кораблями. Водоизмещение тонн 300-350. Что-то вроде наших училищных. Вооружены несколькими крупнокалиберными пулемётами. На наших вообще оружия не было.
Они подошли к нам поближе, рассмотреть. Мы тоже полюбопытствовали. Не ожидал, что китайцы могут быть такими! Весь экипаж, ориентировочно, ребята под метр девяносто! Фигуры атлетические. Одеты в красные и синие тренировочные костюмы. Смотрят на нас, сложив руки на груди. Спокойны.
14 мая. Цусимский пролив. 20.30. Даже не знаю, как начать и как всё описать. Случилось ужасное!!!
Такого кошмара в своей жизни я ещё не видел!
В 13.20 мы очередной раз легли в дрейф для окраски бортов. Старпом, как всегда в таких случаях, обходит вокруг корабля на барказе, прихватив с собой командиров БЧ, смотрит ход работ и даёт указания. В этот раз я был командиром этого барказа. Мы дважды обошли вокруг корабля и уже подходили к левому трапу, чтобы высадить людей. И вдруг из двери 93-го тамбура на верхнюю палубу выбежал ГОРЯЩИЙ ЧЕЛОВЕК!

Как бегущий факел, горела его верхняя часть!
Я сначала даже не осознал реальности происходящего. Первым очнулся Гудков и крикнул: «Прыгай в воду!» Тот перелез через леера и рухнул за борт. На леере, через который он перелезал, как перчатки, прилипшие к липкой трубе, осталась висеть ОБГОРЕВШАЯ КОЖА ДВУХ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ КИСТЕЙ!
Прыгнувший за борт вынырнул прямо у барказа, и Годанюк с Юсуповым быстро втащили его на борт. Только тогда мы все узнали мичмана Садовникова, на всём голом и поразительно белом теле которого висели клоки обгоревшей кожи! Каждый сгиб пальцев, рук и ног сочился кровью! Уши превратились в комки мяса.
Барказ тут же причалил, и Садовников быстро побежал вверх по трапу и по палубе по направлению к амбулатории. Из двери 77-го тамбура вывалил густой дым. Раздались звонки аварийной тревоги.
Бросив барказ на моториста, я рванул в пост. Недалеко от 77-го тамбура наши бомбовые погреба! Ещё набегу услышал по трансляции, что где-то там в корме произошёл взрыв!
Пока экипаж разбегался по постам, аварийная партия уже сама начала действовать. Тревога длилась минут сорок. Командир почему-то сам побежал к рубке дежурного командовать борьбой за живучесть, бросив ходовой.
Уже потом мы узнали, что случилось следующее.
В кормовом гальюне, в котором мичман Садовников был старшим объекта, шла подготовка к покраске. А гальюн готовить, это вам не кубрик. Переборки, раковины и унитазы в соответствующей ржавчине. Чем её очистить? Мыло не помогает. А сроки поджимают. А начальство давит. И чтобы ускорить дело, Садовников решил применить использованный регенеративный патрон от изолирующего противогаза. С помощью его содержимого любая гадость быстро очищается. Сговорился Садовников с матросом-химиком, а тот по ошибке дал мичману не использованный, а новый патрон. Придя в гальюн, Садовников держал патрон в собственных руках и задействовал  его. Делал он это вместе с ещё двумя бойцами. И прямо под ногами этих ребят стоял лагун с авиационным керосином. А в гальюне в это время ещё двое переборки тем же керосином протирали. Это уже само по себе нарушение правил безопасности. О патроне и говорить нечего!
При задействовании регенеративный патрон обильно выделяет кислород. Кислород самовоспламеняется при контакте с горючими веществами. К тому же после включения, если выделяющийся кислород не потребляется, патрон резко нагревается. Это и случилось. И мичман от неожиданности патрон выронил. Прямо в лагун с керосином! В замкнутом  помещении с керосиновыми парами!
Последовал объёмный взрыв!
Возникший пожар аварийная партия быстро потушила.
Сейчас в амбулатории лежат под капельницами мичман Садовников (ожог 90% поверхности тела), матросы Евграфов (80%), Багиров (75%), Ибрагимов (60%), Красильников (50%). Это все, кто был в гальюне в момент взрыва. Наш Новичков, тот самый погребной, надышался угарным газом, по собственной инициативе стоя  в тамбуре у бомбовых погребов, в готовности к их ручному затоплению. Отделался лёгким отравлением. Если бы бомбы сдетонировали, от него и костей не нашли бы.
«Трибуц», бросив всякие покрасочные работы, на самом полном идёт в сторону Владивостока. Нам навстречу вышел корабль с ожоговыми специалистами и оборудованием.
21.10. Мичман Садовников умер.
15 мая. Японское море. Третий час ночи.
Я только что вернулся из амбулатории. Работал санитаром. Замполит выбрал из офицеров пятерых «с крепкими нервами», приказал подобрать себе по паре подобных же  бойцов в помощь и заступать посменно в амбулаторию в помощь докторам. Хорошо ещё, что и врачи среди пассажиров оказались. Нашему в одиночку совсем туго пришлось бы. Вчера около десяти вечера я вызвал к себе в каюту Черепанова и Темнова, налил им по пол стакана шила на помин души мичмана Садовникова, хряпнул вместе с ними (никогда прежде с подчинёнными не пил), и пошли мы в медицинский блок.
Насмотрелся я там, наслушался и нанюхался! У них же нестерпимо болит вся обожжённая поверхность тела. Особенно в местах соприкосновения с постелями. Ожоговые язвы превращаются в гнойники. Обезболивающее на исходе. По некоторым намёкам врачей понял, что Евграфов и Багиров выживут, если случится чудо. Остальные тоже под большим вопросом. При глубоком ожоге, когда его площадь превышает 50% поверхности тела, сердце работает в таком бешеном режиме, что остановиться может и через месяц, когда уже, кажется, дела пойдут на поправку.
Надо же было успешно пройти океаны, поездить по минам и под вражьими прицелами, чтобы вот здесь, на пороге дома, погибнуть ради подготовки кормового гальюна к покраске!?
А ведь случилось то, чего боялся Стефанцов. Количество перешло в качество. Ведь не только от глупости, но и от усталости и страха совершили они это коллективное самоубийство.
Интересно, что сейчас чувствуют авторы и проводники идеи этих бессмысленных работ на выживаемость?
У этого несчастья оказалось одно совершенно внезапное положительное последствие. Уже сегодня вечером приходим во Владивосток. Мы так рванули вперёд, что теперь Стефанцов успевает к последнему дню вступительных экзаменов в академию. Пришла телеграмма, которая предписывает командиру корабля по прибытии во Владивосток немедленно отправить Стефанцова в распоряжение адмирала Чернова, председателя приёмной комиссии. На пирсе 20… бригады Стефанцова ждёт адмиральская машина. Может, и я раньше в отпуск уеду? Чудны дела твои, Господи!
Кстати, корабль, который идёт нам на встречу - это тот самый «Лёгкий», на котором ПДО и ПДУ бывает. Совсем что ли послать некого?
11.40. Нет, я уже не знаю, как реагировать на эти повороты судьбы! Сциллу и Харибду с потерями, но прошли. Но ветер Посейдона отбрасывает меня назад! Я возвращаюсь в море… Уже столько тысяч миль намотал. На две кругосветки! Давлюсь от смеха. Кажется, истерика.
Но надо это записать. В 10.40 мы сошлись с «Лёгким», приняли врачей и оборудование и продолжили марш к Владивостоку. Я ещё удивился, чего это «Лёгкий» тоже за нами чешет? Зачем ему топливо тратить?
Минут через двадцать вызывают меня в каюту к замполиту. Там, кроме хозяина каюты, – Стефанцов, мрачный, как туча.
Короче, дело вот в чём. Боеготовых кораблей на ТОФе сейчас мало. Хреновасто стало с материально-техническим снабжением. «Лёгкий» после боевой службы в заводе положенный ремонт не достоял, его опять собрали для короткой службы в Корейских проливах. Выход завтра в ночь должен был быть. Они находились в двухчасовой готовности. Тут, как назло, у командира БЧ-3 в семье в Уссурийске какое-то происшествие случилось. Его отпустили на день полулегально. А ночью – команда с флота срочно идти нам на помощь. Врачей подвезли, а обратной дороги нет. Пришлось сознаться, что экипаж не в полном составе. И тогда стали думать, кого за командира БЧ-3 ставить… И кого же? Правильно – МЕНЯ!!!
Офицеров с «Лёгкого» флагмин не рекомендует. Это тот самый флагмин, при котором я «Динозавр» на «Ревностном» отремонтировал. Стефанцова адмирал на экзаменах ждёт. Половин – отец, женат и недозрел. А я диссидент, но вполне холост и гожусь!
На сборы дали тридцать минут. Десять уже прошли. Стефанцов предлагал срочно писать ЕЙ письмо или передать портрет с Маленко, который в отпуск в соседнюю с Крымом Запорожскую область поедет. Или адрес ему дать. Он, Стефанцов, ей напишет. Нет, мысли путаются. Не знаю, за что хвататься. Хоть бы секретные документы успеть сдать, да вещи собрать!
Прощай, казавшийся таким близким берег. Прощай, казавшийся таким возможным отпуск и столь желанная встреча. Прощай, бпк «Адмирал Трибуц».
Обедать придётся на «Лёгком».
 

Примечания.
1. Эта иллюстрация – не тот портрет, который тогда написан Гореловым. Но это его акварель с той же фотографии.
 2. Камрань – советская военно-морская база на территории Вьетнама.
 3. Остров Огигия – мифический остров, на котором гомеровский Одиссей надолго задержался в гостях у нимфы Калипсо.
  4. Лейтенант Колли – американский офицер, который под руководством своего командира капитана Медины уничтожил вьетнамскую деревню Сонгми вместе с её жителями. Этот случай стал достоянием международной общественности. Колли судили. На суде в ответ на вопрос о причинах, побудивших его убивать безоружных мирных людей, лейтенант Колли и произнёс свою знаменитую фразу: «Я уничтожил эту деревню, чтобы спасти её от коммунизма».
  5. «Задействовал» – включил.