Исламские вызовы России: от Кавказа до Волги и Урала

АЛЕКСЕЙ МАЛАШЕНКО

Мы продолжаем публикацию материалов книги «Путинская Россия: Как она возникла, как существует и как может закончиться», выпущенной в 2015 году Американским институтом предпринимательства (American Enterprise Institute). Авторы издания — известные ученые и эксперты в различных областях социального знания. Публикация осуществляется с любезного разрешения AEI (Washington, DC). Автор раздела —председатель программы «Религия, общество и безопасность» в Московском Центре Карнеги, доктор исторических наук, профессор Алексей Малашенко. Здесь, как и в других частях книги, используемая терминология отражает взгляды и подходы авторов.

Если к существующему с конца 80-х гг. прошлого века религиозно-политическому радикализму на Северном Кавказе российское государство и общество привыкло, то усиление радикалистской тенденции в других мусульманских регионах, а также на территориях, где проживает мусульманское меньшинство, видится неожиданной и искусственной.

По переписи 2002 г., количество этнических мусульман в России составляло 14,5 млн. Очевидно, что в целом за последние 12 лет с момента переписи мусульманское страны выросло и скорее всего приближается (если уже не превосходит 16 млн.). В 1937г. мусульмане насчитывали 5,9 проц. от населения Российской Советской Социалистической Федерации, в 1989г. – 7,9, в 1994г. – 9 проц.ⁱ, в 2009 – примерно 11 проц. (речь идет только о гражданах РФ). Если добавить к российским гражданам мигрантов из Центральной Азии и Азербайджана, то общее число мусульман составит примерно 20 млн. человек. Именно эта цифра чаще всего и называется российскими политиками, в том числе президентом Владимиром Путиным. Заметим, что оценка мусульманского населения России остается приблизительной, поскольку один и тот же человек может одновременно числиться, например, в Дагестане, и в Москве (где число мусульман колеблется в пределах 1,5 млн.) куда он перебрался в поисках лучшей жизни.

7 млн. мусульман проживает на Северном Кавказе, несколько больше – в остальной России. В двух субъектах РФ – Татарстане и Башкортостане мусульмане составляют соответственно 53 и 48 проц. населения.

В 2010 г. Роскомстат привел данные, по которым наиболее многочисленные мусульманские народы – татары – 5,3 млн. чел, башкиры – 1,5 млн., чеченцы – 1,04 млн. чел.

Единообразного «российского ислама» не существует. В России не сложилось единой мусульманской уммы, Ее мусульманское сообщество состоит из двух - северокавказского и татаро-башкирского ареалов, причем последний в свою очередь также разделяется, хотя и не столько отчетливо, на несколько сегментов – татарстанский, поволжский, уральский, сибирский, московский и др. Два крупнейших мусульманских ареала прожили разную историю, имеют различные социально-культурные параметры. Менталитет северокавказских мусульман более традиционен, чем у татар, переживших российскую имперскую, а затем более жесткую советскую ассимиляцию. История татар, татарского ислама настолько специфична, что можно говорить, что, «находясь на границе Запада и Востока не только географически, но и в культурном плане, татары создали собственную субцивилизацию»ⁱⁱ.

После распада СССР в обоих мусульманских ареалах наблюдаются тенденции, которые можно обозначить как политизацию и радикализацию ислама, распространение т.н. нетрадиционных толкований, часто именуемых ваххабизмом, салафизмом, а также фундаментализмом, исламизмом и т.д. На Северном Кавказе ваххабизм, салафизм были выражены значительно резче и оказывали сильное влияние на местную политическую ситуацию, на взаимоотношения северокавказского региона и Федерального центра. Наряду с другими социальными, экономическими причинами, религиозный радикализм и экстремизм провоцировался двумя чеченскими войнами (1993-1996 и 1999-2003 гг.).

В Татарстане, Башкортостане ситуация была сравнительно спокойной. Религиозный радикализм в среде татар и башкир носил эпизодический характер. Единственной сравнительно крупной радикальной организаций было движение «Иттифак», обязанное известностью своему создателю и лидеру, популярной поэтессе Фаузие Байрамовой. Показательно, что среди татар не был популярен чеченский джихад. На стороне сепаратистов сражались несколько десятков татар, тогда как арабских муджахедов насчитывалось несколько сотен.

Вплоть до второго десятилетия XXI в. в Волжско-Уральском регионе, включая «исламское сердце России» Татарстан радикальное направление ислама находилось под надзором властей. Более того, иногда казалось, что бывшие в те годы президентами Татарстана Минтимир Шаймиев (в наибольшей степени) и Башкортостана Муртаза Рахимов, использовали ростки радикального ислама в качестве инструмента в отношениях с Федеральным центром: Шаймиев, например, вполне мог «припугнуть» Москву угрозой исламского радикализма, чтобы вслед за этим напомнить, что именно он способен сдерживать радикалов, тем самым обеспечивая стабильность межэтнических и межконфессиональных отношений в одном из ключевых субъектах Российской Федерации.

*

К концу нулевых и в 10е гг. XXI в. религиозная ситуация в татарской и башкирской общинах меняется. Подросло новое поколение мусульман, которое острее ощущает свою религиозную идентичность, разочарованное в традиционном для татар ханафитском исламе, и напротив проявляет больший интерес к иному исламу, не связанному с этническими, включая языческие традиции, ориентированному не политическое действие, готовому ответить на вызовы современности и самому способному бросать вызов другим цивилизациям, культурам.

Традиционный ислам, как религиозный и культурный феномен, утрачивает свой авторитет, а вместе с этим слабеют позиции как его идеологов и проповедников из числа мусульманского духовенства, так и светских политиков, видящих в местной религиозной традиции барьер против проникновения радикальных настроений. Приверженцами национально-традиционного ислама является более среднее и особенно старшее поколение.

Проблема состоит еще и в том, что сторонники традиционного ислама не могут дать ему четкое определение, и предложить российскому мусульманскому сообществу его привлекательное видение. Наиболее заметный идеолог традиционного ислама Валиулла Якупов честно отождествлял традиционный ислам с татарским вариантом ханафизма (также как на Северном Кавказе его связывают с тамошними этнокультурными традициями), переносил его на весь российский ислам и полагал, что этот последний «может стать привлекательным идеалом реализации рецептов бытования Ислама в светских формах»ⁱⁱⁱ.

Валиулла Якупов опасался культурного растворения татар, чему, по его мнению, немало способствовало проникновение исламских толкований из-за рубежа. «К сожалению, пока у современных татар заметна приверженность не свойственному им пустынно-созерцательному варианту ислама, построенному на безотчетном следовании букве, я не смыслу священных текстов и слепом таклиде…» (слепое следование чужому мнение, подражание), писал он^iv. Якупов и его сторонники выступали за то, того, чтобы пятничные проповеди в мечетях произносились на татарском, а не на русском языке. В этом, однако, не было националистического привкуса, зато присутствовало понятное желание сберечь этно-религиозную традицию. Вместе с тем проповедь не татарском языке справедливо считается помехой на пути формирования российской мусульманской общности. Еще В 1990-е гг. один из основателей Исламской партии возрождения Валиахмед Садур отмечал, что российское мусульманство «все еще больше считается с национальными перегородками, чем с принадлежностью к единой умме»^v.

К этому стоит добавить, что понятие «традиционный ислам» в каком-то смысле наводит на воспоминания о состоянии ислама в коммунистическое время, когда советские мусульмане-татары являлись мусульманами по большей части формально. Неаккуратность, необязательность исполнения обрядов, повсеместное несоблюдение запретов разрушали религиозное поле, превращая ислам, как говорила советская пропаганда, в «пережиток прошлого». «У татар, отмечал Валиулла Якубов, - слабая религиозность»^vi. Если сравнивать татар с другими мусульманскими народами СССР, то именно у них религии был нанесен наибольший ущерб. Советская власть относилась к татарскому исламу почти так же жестоко, как к русскому православию. Было уничтожено подавляющее большинство мечетей (до 1917г. на территории нынешней России существовало свыше 15 тыс. мечетей^vii, в 1956г. их насчитывалось 94^viii), разрушена система религиозного образования, репрессированы тысячи мулл. Для ассимилированных, окруженных славянами, татар ислам почти перестал быть регулятором социальных отношений.

С другой стороны, бывший глава Духовного управления мусульман Нижегородской области Умар Идрисов считает, что «российские мусульмане, в отличие от своих зарубежных собратьев, - это европейцы, выросшие на традиционных общероссийских ценностях, включая христианские»^ix. А это коррелируется с позицией татарского политика и ученого Рафаэля Хакимова, который всегда подчеркивал выдающееся место в развитии мусульманской цивилизации именно татар и выдвинул идею «евроислама», являющегося единственной альтернативой религиозному консерватизму и фундаментализму. Свою, упрощенную версию традиционного ислама предлагает имам Фарид Салман, который считает, что «традиционный ислам» означает именно тот ислам, который известен со времен пророка Мухаммада»^x. Традиционный ислам именуется также официальным исламом, в противовес «неофициальному», представленному различными религиозными организациями, находящимися «в оппозиции к традиционным структурам»^xi.

Столкнувшись после распада с новыми, ранее не мыслимыми, социальными, политическими, культурными проблемами, собственно вопросами религиозного возрождения, традиционный ислам оказался к ним неподготовленным. Причем, если на Северном Кавказе на его защиту стали глубоко инкорпорированные в общество влиятельные суфийские тарикаты (братства) Накшбандийя, Кадырийя, Шазилийя, то в значительной степени европеизированное и урбанизированное татарское население в своей массе оставалось к своей «родовой» религии сравнительно индифферентно, хотя безусловно испытывало радость по поводу открытия мечетей, и возможности публично отправлять религиозные обряды. Глава Совета Муфтиев России, главный имам Московской соборной мечети Равиль Гайнутдин, считает, что начавшееся после 1991г. исламское возрождение правильнее называть «легализацией ислама». И он по-своему прав, постольку поскольку ислам в России никогда не умирал, и кроме того, первоначально главным содержанием «ренессанса» было раскрепощение верующего, обретение им права открытого, ничем не стесненного, «легального вероисповедания».

Однако легализацией ислама перемены в мусульманском сообществе ограничиваться не могли. Легализации подлежал традиционный ислам, тогда как возрождение означало еще и полноценное возвращение российских мусульман в лоно мировой уммы, соучастие в ее культурной, религиозной и, что неизбежно, в политической жизни. Возрождение включало встречу и знакомство с иным, нетрадиционным исламом, избежать которой для российских мусульман было невозможно. Если в советское время традиционный ислам противостоял светской атеистической власти, то теперь его главным оппонентом оказался иной, «нетрадиционный ислам».

*

Что представляет собой «нетрадиционный ислам», который именуется исламизмом, фундаментализмом, ваххабизмом, а в последние годы чаще всего салафизмом? Это религиозное течение, сторонники которого за реисламизацию общества, за возвращение к канонам ислама, за строгое соблюдение обрядности, запретов и нормативов поведения и, наконец, за участие ислама в политике. Их целью является формирование некоего «исламского пространства», или самостоятельного исламского государства – имарата или халифата.

Башкирский этнолог Юлдаш Юсупов полагает, что «салафизм нельзя считать болезнью нашего общества. Это элемент процесса религиозного развития... Салафизм – религиозная система для молодых... . Салафитские джамааты более открыты, чем мы это представляем»^xii.

Салафизм, как религиозный феномен существовал на протяжении всей истории ислама, и считать его «извращением», отступлением от ислама, как это делают идеологи-традиционалисты, неверно. Салафитское направление во все времена оппонировало государственному официальному исламу, его приверженцы боролись за преодоления остатков язычества, не признавали плюрализм мазхабов (богословско-юридических школ), суфийское учение, утверждая «истинный ислам», за каковой они признавали ислам YIIв., каким он был при пророке Мухаммаде и его ближайших сподвижниках. Салафиты - носители протестной религиозной идеологии, и естественно этот протест наиболее решительно проявляется в проблемных, кризисных ситуациях. Что мы и наблюдаем сегодня.

Салафизм, как и традиционный ислам суть легитимные направления мусульманской религии, искоренять которые бессмысленно и даже опасно.

Деление ислама на традиционный и нетрадиционный в известной степени условно. Ведь и традиционалисты, и салафиты выступают за установление исламского образа жизни, включая шариат, как регулятор жизни, как основу нормативного поведения человека – мужчины и женщины. Да, различия между традиционалистами и салафитами велики, однако «мостик» между ними, похоже, начинает постепенно строиться, хотя движение по нему навстречу друг другу идет медленно и непоследовательно.

Салафизм (или ваххабизм) все чаще проявляет себя в Волго-Уральском регионе, причем не только в Татарстане, и Башкортостане, но также в близлежащих к ним областях – в Поволжье, на Урале, в Сибири, а также на северных окраинах страны, включая нефте- и газодобывающих субъектах федерации.

В салафизме присутствуют как умеренное, так и радикальное направление, и второму не чужды экстремистские проявления. Хотя распространение салафизма продолжалось, но оно оставалось сравнительно незаметным, и больше затрагивало собственно религиозную жизнь мусульман. Так, нарастала борьба за мечети, на которые все активнее претендовали сторонники салафизма, на родину возвращались десятки выпускников исламских университетов и институтов Ближнего Востока.

*

Первая волна активности радикалов-салафитов (ваххабитов) пришлась на начало 2000-х. В 2003г. в Нурлатском районе Татарстана ими был образован джамаат, создатели которого стремились подражать знаменитому в конце 1990х дагестанскому состоявшему из четырех сел (Карамахи, Чабанмахи, Чанкурбе и Кадару) джамаату, где были установлен шариатский порядок. Тот дагестанский джамаат (т.н. «кадарская зона») был разгромлен силами и МВД и российско армии в 1999г. Члены Нурлатского джамаата обосновались в заброшенной деревне, и жили в изоляции от окружающего мира. Джамаат просуществовал недолго, заметного влияния на религиозную обстановку в регионе не оказал и был без особых инцидентов ликвидирован МВД Татарстана.

В 2005г. имели место взрывы газопроводов в Кумкоре - на границе Татарстана и Кировской области. Тогда же было совершено несколько подрывов линий электропередач (ЛЭП). По данным МВД Татарстана, в 2005г. всего готовилось и было устроено 13 терактов (большинство все же было предупреждено службами безопасности), из них – 6 на территории Татарстана, по 2 в Башкортостане, Кировской и Самарской областях и 1 в Ульяновской области^xiii. Тогда эти события казались не более, чем эпизодами, последствия от терактов были минимальными и обрушить стабильность в регионе они не могли. В то же время они свидетельствовали о наличии у экстремистов опасного потенциала.

В 2006г. глава т.н. Имарата «Кавказ» чеченец Доку Умаров подписал «Указ об образовании Поволжского и Уральского фронтов». Позже в 2010г. в одном из своих заявлений он говорил, что «мы никогда не отделяем земли Кавказа от Поволжья… . Мы… освободим и другие земли, которые оккупировала Русня. Это Астрахань, это поволжские земли, которые находятся под сапогом русских кяфиров». В таком же контексте Умаровым упоминались Башкортостан и Бурятия^xiv. Однако призыв к открытию «фронтов» особого влияние на остановку в мусульманских регионах России не оказал. Относительно заявления Умарова автору доводилось разговаривать с мусульманами Татарстана, Саратова, Екатеринбурга, других городов и областей. Большинство из моих собеседников об этом заявлении не слышали, а многие в то время даже не знали о существовании самого Доку Умарова¹.

Одновременно с салафизмом в Татарстане, в Волго-Уральском регионе расширяется деятельность Хизб ут-Тахрир аль-Исламий (Партия исламского освобождения), действовавшая почти исключительно в Центральной Азии. В Татарстане ХТИ появилась еще в 1996г., когда в Казань из Узбекистана приехал член ХТИ некто Алишер Усманов. Вплоть за запрета ХТИ, как террористической организации в 2003 г. Усманов вел пропаганду открыто, хотя, надо признать, широкого успеха не имел. Любопытно, что интерес к ХТИ после ее запрета заметно вырос. В 2006г. власти задержали 25 ее сторонников, из которых 12 чел. были осуждены.

ХТИ стремится утвердить свои позиции в мечетях, в том числе в таких авторитетных, как казанских «Булгар» и «Марджани». Было несколько случаев, когда сторонники ХТИ препятствовали официальным священнослужителям проведение молитвы и проповеди. В 2009г. ХТИ организовала празднование курбан-байрама, в ходе которого над собравшимися мусульманами, всего - примерно 1 тыс. чел., среди которых было немало мигрантов, было поднято знамя халифата. Руководил манифестацией имам казанской мечети «аль-Ихлас» Рустем Сафин, осужденный на 2 года условно за связь с ХТИ. С тех пор знамена халифата, а, следовательно, ХТИ появляются на митингах протеста, партия сотрудничают с последователями салафизма – татарами и ведет работу среди мигрантов. Кружки ХТИ существуют во всех крупных городах Татарстана, Башкортостана, ими проникли на Урал и Сибирь. Точное количество этих кружков не известно, однако, неофициальные источники сообщают, что такие группы действуют почти во всех субъектах РФ к востоку и юго-востоку от Волги.

Одной из причин привлекательности ХТИ является то, что ее устав не требует от членов партии систематического действия, не заставляет публично следовать предписанным исламом правилам поведения, постоянного ношения исламской атрибутики. Напротив, в документах ХТИ прописано, что ее члены не должны отличаться не только от остальных мусульман, но и вообще от всех окружающих их людей (им разрешается нарушать пищевые и иные шариатские запреты), поскольку это помогает налаживанию контактов и облегчает ведение пропагандистской работы. Кроме того, ХТИ неоднократно подчеркивала, что она в своей деятельности она выступает против использования террористических методов.

*

В начале второго десятилетия в Татарстане активизируется экстремистское крыло салафитов. В республике происходит несколько знаковых терактов, оказавших влияние на политическую ситуацию не только в Татарстане, но и во всем Волго-Уральском регионе. В июле 2012г. был тяжело ранен муфтий Татарстана Ильдус Файзов и убит ведущий идеолог традиционного ислама Валиулла Якубов. Исполнители, а также заказчики остались неизвестными. Сразу появилось несколько версий покушений, в том числе, та, что это провокация со стороны Федерального центра с целью поставить РТ под полный контроль Москвы. В соответствии с другой версией - причиной обоих терактов были финансовые «разборки» внутри Духовного Управления Мусульман (ДУМ) Татарстана. Несостоятельность первой заключается в том, что Кремль давно не нуждается в каком-то особом предлоге для подавления остатков самостоятельности региональных элит. Что касается второй версии, то по мнению ректора Российского Исламского Университета в Казани Рафика Мухаметшина, «пытаться объяснить убийство Валиуллы Якупова некими «экономическими разбрками» наивно. Идеологов традиционного ислама из-за денег не убивают»^xv. Так что скорее всего оба покушения были следствием внутрирелигиозной борьбы, не отделимой от религиозно-политического противостояния, в котором светская власть стоит на стороне адептов традиционного ислама, следовательно, «официального» мусульманского духовенства. К тому же, известно, что вскоре после своего избрания на пост муфтия в 2011г. Ильдус Файзов открыто заявил, что «в Татарстане идет война с радикальным исламом»^xvi, жертвой которого он и стал.

У просалафитски настроенных имамов покушение на муфтия Файзова, не вызвало большого сожаления. По рассказам верующих, некоторые имамы даже не молились за его здоровье. А в одной из мечетей в г. Набережные Челны (где еще с 1990х гг. утвердился радикальный ислам) этому «почти радовались»^xvii. Сразу после покушения на Файзова на исламских радикальных сайтах появились материалы в поддержку этого акта. Фаузия Байрамова, которая в 2000е гг. солидаризируется с салафитами, назвала Файзова и Якупова «прислужниками шайтана. Последовавшее вскоре задержание подозреваемых, а таких набралось от 400 до 600 чел., вызвал протест у части мусульман, состоялся митинг, на котором в очередной раз были подняты флаги ХТИ.

Теракты в Казани невольно ассоциируется с серией убийств, стоявших на позициях традиционного ислама и боровшихся против радикализма муфтиев, имамов, богословов на Северном Кавказе, где с 1995г. было убито 57 духовных лиц (всего имело место 68 покушений)^xviii. После убийства Якубова и покушения на муфтия Файзова в средствах массовой информации, в экспертном сообществе получил распространение термин «кавказизация» или «дагестанизация» Татарстана, всего Волжско-уральского региона.

Вслед за терактами в Казани в Интернете появилось сообщение т.н. «амира муджахедов» Марата Халимова, объявившего о переходе к активной фазе борьбы, которая будет вестись, якобы на территории Закамья, где много лесов. В 2012 г. в г.Зеленодольске, считающегося одним из очагов радикализма, прогремел взрыв, при котором подорвались сами его организаторы. По мнению сотрудника Российского Института стратегических исследований Раиса Сулейменова, тогда же террористы могли готовить диверсию против планировавшего посетить Татарстан Владимира Путина^xix. Думается, что это маловероятно, тем более, что словам того же Сулейменова «лесные муджахеды», «татарские фундаменталисты отличаются непрофессионализмом»^xx.

В 2010-2011гг. состоялось несколько выступлений салафитов-радикалов в Башкортостане. В 2011г. группа из 5 муджахедов т.н. «аскинского джамаата» провела рейд лесным массивам в горной местности Башкортостана, Пермского края и Свердловской области. Ни к каким серьезным последствием этот рейд не привел, а выглядел всего лишь демонстрацией силы. Тем не менее в том же 2011г. силовики провели «превентивные» акции в гг. Баймаке и Сибай, а в г. Октябрьский захватили четырех членов салафитского джамата, включая главу местных салафитов Ильнура Шакирьянова.

Самым известным терактом в Волго-Уральском регионе за последние два года стал обстрел крупнейшего нефтехимического завода в Нижнекамске. Любопытно, что обстрел был произведен самодельными ракетами типа «касам», которые используются палестинцами. По подозрению в обстреле власти задержали 5 человек. События в Нижнекамске заставили татарстанские власти обратить серьезное внимание на активность боевиков и общую безопасность в республике. Президент Татарстана Рустем Миниханов, который в 2012г. говорил, что «опасность радикального ислама преувеличена», в 2014г. в выступлении перед депутатами нижнекамского муниципального района, заявил, что, «если мы не обеспечим стабильность, спокойствие на территории – никаких инвестиций, никаких инвесторов»^xxi.

Точных данных о количестве радикалов по отдельным республикам и областям Волго-Уральского региона не существует. По Татарстану обычно называют число в 3 тыс. человек^xxii. Валиулла Якупов уверял, что приверженцами радикального ислама являются свыше половины молодежи Татарстана^xxiii. Некоторые утверждают, что «неоваххабиты» составляют от 2 до 10 проц. всех российских мусульман^xxiv. Если исходить из этих данных, то «неоваххабитов» (салафитов) в России насчитывается от 300 тыс., до 1,5 млн. Это число явно завышено. С другой стороны, нельзя не учитывать, что у «активных» салафитов есть достаточно широкая социальная, религиозная база, часть мусульман сочувствует им хотя бы из родственных, земляческих побуждений, что в первую очередь характерно для Северного Кавказа, но также наблюдается и в других регионах.

К термину салафиты недавно добавилось слово «салафитствующие». А в декабре 2013г. глава Русской Православной Церкви патриарх Кирилл заявил, что Москве обитают десятки тысяч «околоисламских радикалов», увеличение числа которых обусловлено притоком мигрантов из Центральной Азии и Кавказа^xxv. Можно только гадать, какое число «околоисламских радикалов» существует в Волго-Уральском регионе.

*

В начале 10-х гг. важным фактором, влияющим на обстановку внутри мусульманского сообщества в России становится миграция из Центральной Азии. Общее количество мигрантов, а среди них большинство составляют нелегалы, точному учету не поддается. По разным данным число мигрантов Узбекистана из Узбекистана колеблется от 0,8 до 1,2 млн. чел, таджиков приблизительно 1,0 млн., киргизов – 400-500 тыс. Они расселяются по всей России, и все большее их число оседает в Поволжье, на Урале, а также на севере страны. Кроме того в РФ живут 1,5 млн. азербайджанцев, многие из которых обосновались в северных, северо-западных регионах и даже на Дальнем Востоке. Только в Свердловской области насчитывается 216 тыс. мусульман (5,3 проц.), и по данным Управления Федеральной миграционной службы на учет ежегодно становятся от 150 до 200 тыс. мигрантов 74 проц. из которых составляют мусульмане^xxvi. Заметно выросло количество мусульман в Самарской области. В 2002г. они составляли 5,2 проц. (150 тыс. чел.), то теперь, очевидно, свыше 7 проц. По сведениям «Лиги Азербайджанцев Самарской области» российское гражданство получили 10 тыс. выходцев из Азербайджана. Примерно такую цифру называет Таджикская национально-культурная организация «Пайванд»^xxvii. Сведения о распределении мигрантов по регионам носят оценочный характер. Нередко о количестве мигрантов приходится судить по косвенным признакам и по впечатлению обывателей, которые склонны преувеличивать количество чужаков, бросающихся в глаза местным жителям хотя бы в силу своих антропологических отличий. В Татарстане, только по официальным данным, ежегодно в мигрантских семьях рождается одна тысяча детей^xxviii. С учетом того, что подавляющее большинство мигрантов мужчины, приезжающее без семей, эта цифра выглядит внушительно. Тем более, что далеко не все (скорее всего меньшинство) роженицы обращаются в медицинские учреждения. В Волго-Уральском и южных регионах России меняется этнический и конфессиональный состав населения, а это влияют на обстановку не только на этих территориях, но и по всей стране. В Оренбургской области мусульмане составляли 16,7 проц., в Ульяновской обл. – 13 проц., в Челябинской – 10,5, в Ханты-Мансийском автономном округе – 15 проц.^xxix. Ислам уверенно приближается к побережью Северного Ледовитого океана.

В начале 10-х гг. одним из характерных черт миграции в Россию становится ее «исламизация». Что имеется ввиду? Выходцы из Центральной Азии все более позиционируют себя как мусульмане, заявляют о своей потребности соблюдать религиозные обряды, о стремлении следовать «исламскому образу жизни» даже в непривычных для них условиях. В некоторых городах большинство приходящих на главную – пятничную молитву верующих составляют кавказцы, таджики, узбеки. С 2011 г. на праздники Рамадан-байрам и Курбан-байрам вокруг Московской соборной мечети скопляются десятки тысяч мусульман (от 80 до 100 тыс.), большинство из которых приезжие с Кавказа и Центральной Азии. Описывая обстановку в столице в праздник Курбан-байрам, один журналист отмечал, что «Москва перешла на осадное положение»^xxx. В некоторых российских городах уже ощущается нехватка мечетей. Соответственно мусульмане обращаются к городским властям с просьбой о строительстве новых мечетей, но, как правило, получают отказ – против мечетей выступает местное славянское население.

Постепенно возникают интернациональные общины, в которые входят как татары, так и приезжие из Центральной Азии. Мигранты, среди которых есть люди, имеющие как минимум, начальное религиозное образование, владеющие арабским языком, добиваются избрания их имамами. Такие случаи имели место, в том числе Татарстане, где уже работают несколько имамов-узбеков. По разным источникам, таджики составляют от 7 до 17 проц. всех российских имамов^xxxi. С другой стороны, мигранты привносят в среду российских мусульман свое видение ислама, зачастую более радикальное, что вызывает недовольство у татар, особенно среднего и старшего поколения. Следует также учитывать тот факт, в течение пяти последних лет власти Узбекистана систематически выдавливали из своей страны (прежде всего из Ферганской долины) религиозных радикалов, прежде всего сторонников ХТИ, которые перебирались в Россию, где постепенно и осваивались.

Насколько реальна угроза салафизма для безопасности Волго-Уральском регионе России? Высказываются два крайних мнения: первое – эта угроза искусственна и разговоры о ней всячески поощряются властью для того, чтобы использовать «салафитский вызов» для полного подавления любой оппозиции. Второе мнение состоит в том, что она нарастает, стремительно распространяется и грозит дестабилизацией региону, а далее – всей стране. Сторонники этого взгляда уверены, что причиной активизации радикалов является внешнее влияние – с Северного Кавказа и Ближнего Востока, а также обострение борьбы за власть внутри мусульманского духовенства.

Гипертрофия угрозы, равно как и ее игнорирование препятствуют выработке адекватной политики в отношении мусульман и ислама. В таких случаях принято говорить, что «истина лежит посредине». Однако в данном случае такая позиция представляется упрощенной. С одной стороны, после связанного с активностью исламских радикалов роста напряженности в 2010-2012 гг. в 2013 и в первой половине 2014г. обозначился некоторый ее спад. За исключением обстрела завода в Нижнекамске, терактов и убийств в Волго-Уральском регионе, а также на прилежащих к нему территориях не наблюдалось. Согласно данным сайта «Кавказский узел» уменьшилось число жертв на Северном Кавказе. В феврале 2014г. без предсказывавшихся многими экспертами террористических эксцессов прошла Сочинская Олимпиада.

Действительно, власти добились определенного успеха: уничтожены и задержаны сотни боевиков на Северном Кавказе. Экстремисты не смогли развить свою активность в Волго-Уральском регионе. К тому же, мусульманское сообщество устало от радикалов, влияние которых на большинство все же остается ограниченным, а теракты – такие как в Нижнекамске, или состоявшиеся в канун Олимпиады «серийный теракт» в Волгограде вызывают у мусульман раздражение против их исполнителей. Одновременно это способствует росту неприязни к исламу.

С другой стороны, социально-экономические и политические причины радикальных протестных настроений среди мусульман по-прежнему не устранены. У молодежи сохраняется интерес к иному, «нетрадиционному» исламу, тогда как традиционный по-прежнему ассоциируется с консерватизмом и обрядностью. Борьба с салафизмом, который не следует отождествлять с экстремизмом, не приносит желаемых результатов. Идеологи традиционного ислама, высший слой образованного духовенства отдают себе отчет, что абсолютизировать традиционный ислам, выставлять его как единственно допустимого и «позволенного» мусульманам России, более нельзя. Это чревато углублением раскола в ее мусульманском сообществе.

В поисках выхода из этого критического положения официальное духовенство де-факто предлагает видение ислама, как мобильной социокультурной системы. «Ислам развивается и сейчас, – говорит Равиль Гайнутдин. - Можно модернизировать условия существования ислама в многонациональной и многокультурной среде, не изменяя при этом его постулатов. Я – сторонник обновления исламского учения, тех его сторон, которые касаются социальной сферы, гуманистических сфер жизни человека. Основные постулаты, конечно, непоколебимы. Они регламентируют совершение намаза, соблюдение поста, закят, совершение паломничества, взаимоотношения мужа и жены, их имущественные отношения, родственные связи»^xxxii.

На то, как будет складываться ситуация внутри мусульманского сообщества, оказывает влияние позиция Федерального центра. Власть видит сложность происходящих в мусульманском сообществе процессов, опасается роста в нем радикальных настроений. Активность радикалов, регулярно происходящие теракты, исламизация миграции, обострение межэтнических отношений, влияние на российских мусульман «арабской весны», ставит власть перед необходимостью выработать и проводить внятную политику в отношении ислама и мусульман, отказаться от дуалистических «черно-белых» стереотипов. Это тем более важно, что, по мнению многих экспертов, в скором времени стране предстоит пережить глубокий экономический кризис. Если этот кризис состоится, то он неизбежно вызовет новое обострение и без того напряженных межэтнических и межрелигиозных отношений.

Надо признать, что время от времени власть осознает важность «уточнения» ее «исламского курса». Однако в конкретных шагах это практически никак не выражалось. В последний раз стремление федерального центра скорректировать свой взгляд на ислам и мусульман проявилось в октябре 2013г. на встрече Владимира Путина с главами ведущих духовных управлений мусульман, на которой речь, пользуясь его собственным выражением, шла речь об исламо-государственных отношений^xxxiii. На встрече президент РФ обозначил перед мусульманским сообществом ряд конкретных проблем. Среди них «социализация ислама», которая в его понимании является «развитием традиционного мусульманского образа жизни, мышления, взглядов в соответствии с современной социальной действительностью в противовес идеологии радикалов…»^xxxiv.Путин также коснулся «политического ислама», отметив, что такой «ислам не обязательно негативен». Под этими словами можно понимать признание легитимности участия религии в политике. Путин обратился к российским мусульманским лидерам, призвав их внести вклад «в социальную адаптацию людей, которые приезжают в Россию жить и работать» и которые так же являются мусульманами. Иными словами, в Кремле обратили внимание на исламизацию миграции из Центральной Азии и пытаются воздействовать на мигрантов с помощью российского мусульманского сообщества.

Станет ли путинское выступление в Уфе предисловием к переосмыслению отношения государства к исламу, сказать трудно. Так или иначе, реализация высказанных президентом РРФ пожеланий займет длительное время и потребует усилий как со стороны мусульманских духовных авторитетов, так и государства.

Отношение к исламу является частью внутренней политики российского государства, которая эволюционирует, претерпевая значительные изменения. Появляются новые проблемы. Так после принятия Крыма в состав России неизбежно обнаружит себя вопрос о крымских татарах, часть которых стоит на достаточно радикальных позициях, да к тому же выступала против его отделения от Украины.

На мусульманское сообщество России воздействует общая обстановка в мусульманском мире, от которого оно уже не будет никогда изолировано, в частности последствия «арабской весны». Радикальный исламизм, несмотря на ряд поражений, сохраняет высокую энергетику, обладает достаточным политическим и военным потенциалом.

Главный вопрос, станет ли сложившаяся к началу 2014г. в Волго-Уральском регионе, во всей мусульманской России относительно спокойная обстановка устойчивой тенденцией или окажется временной паузой, и тогда спустя короткое время религиозно-политическая ситуация вновь обострится, негативно оказывая негативное воздействие на обстановку во всей стране?

Данный материал отправлялся на перевод, когда появилась информация о масштабных столкновениях с боевиками в Дагестане, подрыве на минах военнослужащих в Чечне. В Волго-Уральском регионе состоялись задержания членов салафитских кружков. Сохраняется опасения крымских татар, которые боятся, что несмотря на обещания Москвы уважать их интересы, предоставляя высокие (включая вице-премьера и два министерства) посты, их положение может ухудшиться. Во время визита в Крым в мае 2014г. председателю СМР Гайнутдину показали много свежих могил на кладбище в Симферополе. Это были могилы пожилых людей, которые «помнили сталинскую депортацию и очень близко к сердцу восприняли то, что в городах появилась военная техника и вооруженные люди». Они боялись «новой депортации»^xxxv.

Напряженность в российском мусульманском сообществе продолжает сохраняться.