
Издавна в России считалось, что русский народ незлопамятен, что он легко прощает своим властителям преступления, чужеземцам – обиды. Это представление о русском характере так въелось во все политические сочинения и дискуссии, что говорить о мстительности или обидчивости русских кажется чем-то наивным. Дескать, Ваня-простак все стерпит, забудет самые изощренные издевательства над собой. Выходит, любому наглецу и агрессору дозволено над ним сколько угодно изгаляться. К примеру, без всякого наказания остались заявления Виктора Ерофеева из его опуса «Энциклопедия русской души»: «Русских надо бить палкой. Русских надо расстреливать. Русских надо размазывать по стене.

Иначе они перестанут быть русскими. Русские – позорная нация. Национальная идея русских – никчемность. Русских надо пороть. Русские – самые настоящие паразиты. Нормальное состояние русского – пьяное. Русских скорее объединяют дурные качества – лень, зависть, апатия, опустошенность». Попробовал бы кто выпустить тот же самый текст, где вместо слова русский значилось бы еврей или чечен, армянин или татарин, мир тотчас услышал бы грозный протест оскорбленной нации, не миновал бы и кровавых последствий автор подобной дерзости. Да, впрочем, и не рискнул бы никакой Ерофеев даже икнуть в сторону любого из этих народов. Оскорблять же русских не только смеет, но и делает это с нескрываемым наслаждением при полном попустительсве и прикритии не русской власти и ее не русского командира, который спецом Святой Божий порядок и дух русского народа в вседозволенность и анархию и дух нечистый под ложной вывеской демократии позволил и благословил и возглавил оплевывание и очернение русского народа и России и их истории умышленно, а не по неразумению. Народ все простит все ошибки капитана, но эту никогда не простит.

Почему же русский народ так безответен? История наша показывает, что мы никогда не были скотски покорным народом, мы терпеливы, но до определенной черты и последней капли как и сам Бог сегодня терпит нас ожидая образумия нашего людского не начинает третий мировой атомный суд и тянет резину откладывая изо дня на день.. Только как определить ту черту и последнюю каплю, когда русский народ перестает сносить обиды? Определить предел терпения, за которым неизбежно вздымается волна народного возмущения и гнева, можно исходя из смыслов русского языка. Само слово гнев укоренилось в родственных словах гнет, угнетение, угнетать. Выходит, гнев – наша естественная реакция на угнетение, ответ на бесконечный гнет. Гнев свойствен русскому человеку, как и Богу, когда его волю подавляют, когда его свободу гнетут, а душу порабощают. Причем гнев – свойство не только отдельной личности. Весь народ может воспылать гневом, если гнет тотальный, бесконечный и беспощадный. Такой народный гнев именуют в истории народным восстанием с иконами или вилами в руках.

Слово восстание также не случайно оказывается связанным с понятием народного гнева. Ведь гнет разумеет под собой согбенность народа под чужим жестоким ярмом. Сгорбленная, будто сломанная спина – несомненный знак, символ покорности и рабства, потому что покоренный, порабощенный человек, с точки зрения славянина, – это человек подъяремный, ходящий под игом. Язык наш хранит в себе противоядие от порабощения, от покорности – это исконное, видимое родство слов сгибаться и гибнуть. Малейшая согбенность в осанке человека – уже признак слабости, покорности обстоятельствам, подавления воли, преддверие гибели. Согбенность целого народа, попытка нагнуть русскую шею под чужое не русское ярмо – знак всем нам русским, кто говорит по-русски, думает и мыслит по- русски , живет и делает все по- русски, что русским грозит гибель. Прекрасно показал М. Евдокимов в своем фильме" Не валяй дурака Америка" как легко определяется и отличается не русский человек от русского даже с закрытым ртом, на примере американцев переодетых в русских.

Восстание народа мирное с иконами или разумом в сознании и с вилами в руках , по сути – выпрямление народа, выход его из согбенного, гибельного состояния – единственно возможный способ избежать гибели. Таковы законы национальной жизни, подсказанные нам родным языком. Как последовательны были всегда русские в исполнении этих правил и истин русской жизни, заложенных нашими предками в языковом наследстве Святой Руси. И как страшен был их гнев в пылу национального восстания! Приведу лишь один факт из истории восстания тамбовских крестьян в 20-х годах прошлого века. Тогда отряд китайцев во главе с картавым иудой, гостем не званным на Руси комиссаром внезапно нагрянул в село, созвав народ на общий сход. Комиссар стал убеждать мужиков, что новая власть предоставляет им самоуправление, да разве им самим будет лучше, если над ними поставят какого-нибудь чужака, разве не лучше в свой же организуемый Совет избрать своих, лучших, самых уважаемых односельчан. Убедил иуда. Мужики и выбрали с десяток лучших.

По приказу комиссара китайцы тут же отвели их к стене церкви и расстреляли. Опешил сход, первыми опамятовались бабы, завопили страшно и с голыми руками кинулись на китайцев. А уж следом вскинулись и мужики, на ходу выламывая дрыны из заборов, замелькали невесть откуда тут же взявшиеся топоры, косы, вилы. Солдат-китайцев порубали на куски, а иуду-комиссара, взвалив на козлы, живьем перепилили двуручной пилой. Так свидетельствуют документы, опубликованные в журнале «Источник». Да, русский народ – , ласкавый, добрый, терпеливый, но у его терпения есть грань и черта и последняя капля терпения, за которую лучше никому в мире не переходить. Наше русское терпение можно назвать даже адским, потому что зачастую муки, переносимые народом, превосходят муки ада. Но уже за этой гранью, чертой и последней каплей русские отказывают обидчику в прощении.

Для того чтобы понять, за какую грань и черту и последнюю каплю в отношении русских нельзя переступать никому в мире, нужно знать, что исконно означает слово прощение. Сегодня принято ошибочно считать, что прощение по-русски – забвение обид. Так, в нерусской христианской традиции принято просить Бога оставить, отпустить грехи (здесь отражен древнееврейский обычай отпускать в пустыню козла – козла отпущения, возложив на него все прегрешения еврейского народа за год – национально чуждое нам русским представление о том, что можно взвалить свою вину на кого то другого, обвинив его во всех грехах, что натворили сами). Еще чисто по-русски у нас принято молить Бога простить грехи.

Само слово простить восходит к прилагательному простой, то есть прямой, правильный. В русском языке это значение сохранилось в выражении простой путь, значит – прямой, правильный. В Евангелии сказано: Да будет око твое просто – призыв к тому, чтобы взгляд был прям, без кривизны, правдивый. На Литургии возглашают: Премудрость, прости. Услышим Святаго Евангелия чтение. Что означает: при слушании Премудрости будьте прямы, примите Св. Писание без искажений. Все эти употребления слова простой возможны, потому что простить исконно означало выпрямить, исправить. Это подсознательно понимает каждый ребенок, который, провинившись, говорит матери: мама, прости, я больше не буду. Когда мы просим прощения у ближнего и взываем – прости, тем самым обещаем исправиться и обязаны исполнить обещание, ведь закон словьян русской жизни договор – «сказано – сделано».

Русский народ понимал прощение грехов именно как исправление грешника, а прощение обид, как исправление обидчика. В этом, пожалуй, наша национальная особенность в отношении к собственным грехам и к нанесенным нам чужаками обидам. Там, где другие народы, каясь, оставляют свои грехи в стороне от себя или возлагают свои грехи на каких-нибудь козлов отпущения, мы, русские, клятвенно обещаем исправиться. В силу законов родного языка мы имеем также и волевое стремление прощать обиды другим, то есть исправлять их, искореняя зло на земле. Именно в исконном смысле слова прощать кроется ключ к той самой черте долготерпения русского народа. Мы сначала авансом прощаем обидчика, мы прощаем преступника, при этом подсознательно будучи убежденными, что в результате нашего прощения наш обидчик или преступник должен исправиться.

Он должен восстановить справедливость по отношению к нам, должен загладить обиды и покаяться – делом покаяться в своих преступлениях перед нами. Но если этого не происходит, если наглый обидчик не желает отступать и наглеет с каждым днем все больше, русские начинают исправлять его сами. Ведь он же непременно, с нашей языковой точки зрения, требует прощения. Если не хочет исправляться сам, его исправим мы и тогда с легким сердцем простим. Окончательно. Как тамбовские крестьяне. Сколько таких частных актов русского прощения накопилось уже сегодня в наши дни! Кондопога, Харагун, Ставрополь, Сагра… Предупреждаем же каждый раз наших обидчиков в трагические эпохи русской истории: «Мы, русские, вас простим, но вам же будет лучше, если исправитесь сами»