Особое мнение с Владимиром Семаго

На модерации Отложенный

И.Воробьева― Здравствуйте! Это программа «Особое мнение». Меня зовут Ирина Воробьева. И сегодня со своим особым мнением в студии радиостанции «Эхо Москвы» политик, журналист Владимир Семаго. Владимир Владимирович, Здравствуйте!

В.Семаго― Здравствуйте!

И.Воробьева― Следили ли вы за исторической встречей Патриарха Кирилла и Папы?

В.Семаго― С дельфинами.

И.Воробьева― Не дельфинами и даже не с пингвинами, нет, конечно. Вот его турне по Латинской Америке, которое дальше было. Следили вы за ним? Потому что сегодня журналисты РБК посчитали, сколько стоило это всё. И уже сейчас в РПЦ опровергают информацию, что это было из бюджета…

В.Семаго― А откуда было?

И.Воробьева― Исключительно внебюджетные средства. «Все эти вещи решаются за счет спонсорских средств тем или иным образом».

В.Семаго― То есть кто-то оплачивает, да?

И.Воробьева― РПЦ говорит, что да. Важно ли это на самом деле, вот для вас лично?

В.Семаго― Для меня лично важно, конечно. Потому что, если этому визиту придавалось такое серьезное политическое звучание, то, наверное, надо будет понимать, что в политике не бывает безучастных людей. Кто-то всегда какие-то мероприятия проводит, которые нужны, необходимы вполне определенным людям, политическим партиям, течениям, личностям, но это всегда очень важно.

А если вы вступаете на какую-то политическую стезю, вы должны очень точно понимать, что ваши шаги должны быть выверены, безупречны с точки зрения финансов и с точки зрения морали и нравственности. Ездить за счет атеистов или агностиков, или людей другого вероисповедная, наверное, это некрасиво. А если речь шла о том, что спонсоры были православные… Знаете, какие-то православные предприниматели… У нас Якунин был православный предприниматель. Он давал много денег на то, чтобы привезти что-то или увезти что-то. Тогда это один вопрос. Но тогда, наверное, есть какие-то счета, потому что спонсоры все равно должны оплачивать не из кармана, и самолет все равно не должен лететь без каких-либо документов. Должны быть все время подтверждения.

Надо просто понять для себя, если так церковь хорошо себя чувствует и безупречна в этом плане, они предоставляют документы дотошным журналистам – нам с вами – мы их изучаем, и говорим: «Боже мой, нормально все. Что мы, собственно? Давайте говорить лучше о значении историческом этого визита, нежели о том, сколько денег потратили». Если же деньги потратили из государственного кармана, то, конечно, это другой вопрос совсем.

И.Воробьева― То есть, если из государственного кармана, то значение историческое этой встречи несколько снижается?

В.Семаго― Я думаю скорее так: возникает сразу вопрос, эта историческая встреча произошла не как следствие помыслов, чаяний, надежд двух исторических личностей, а как организованная политическая акция кем-то, потому что кто платит, тот и музыку заказывает, и кого ужинают, тот и танцует. Мы же понимаем с вами. Ну не бывает так, чтобы патриарх поехал, а государство в стороне, и они говорят: «Мы ничего не знаем. Ну там два иерарха встретились и поговорили меж собой». Тогда вопрос денег не актуален, потому что, действительно, церковь – богатая организация, взяла заплатила деньги, спонсоры какие-то православные заплати деньги и все поехали.

И.Воробьева― А вот тут ремарочка: вы сказали: «Церковь – богатая организация». Вы так уверенно об этом говорите, а вы интересовались, откуда у них деньги, у этой богатой организации?

В.Семаго― Вот… верующие.

И.Воробьева― Верующие?

В.Семаго― Очень много дают денег верующие, конечно. Вопрос в том, можно ли на эти деньги покупать красивую одежду, пусть даже православную, пусть даже и присущую как раз священникам? Я, вообще, поскромнее бы был в быту. И эта некая золотая роскошь, которая демонстрируется всегда на каких-то серьезных религиозных праздниках… Мне другие конфессии в этом плане гораздо более приятны, потому что они скромнее в быту. У них нет это вычурной мишуры, золота, безумия какого-то… Может быть, тоже отказаться? Православие же должно двигаться куда-то вперед, вверх.

И.Воробьева― Но здесь вы говорите исключительно про патриарха или вообще?

В.Семаго― Я говорю вообще о церкви. Вот это обилие золота… Вот у нас ассоциативно церковь всегда в золотых тонах. Драгоценные камни, золотые иконы. В чем смысл богатого, дорого оклада на иконе с точки зрения верующего? Что это, как бы вкладывание денег во что-то? Нет, неправда. Это попытка показать, что мне не жалко никаких денег для чего – для того, чтобы, так сказать, образ святой Матери или Господа Бога или Сына его в наших сердцах и душах запечатлелся? Я думаю, что это тоже аргумент слабый. Вот я не понимаю, почему до сих пор православная церковь так держится за эти золотые всякие украшения, за все это. И вот та же отделка церквей – ведь обязательно золото присутствует в большой степени, гораздо более, чем в любых других.

И.Воробьева― А с другой стороны, вот эта встреча Патриарха и Папы – это же, действительно, такая историческая встрече…

В.Семаго― На вокзале.

И.Воробьева― Ну почему, встреча на вокзале?

В.Семаго― Ну как? Это аэропорт?

И.Воробьева – А―а, в этом смысле?

В.Семаго― Да, это вокзал.

И.Воробьева― Ну вообще, что даже они встретились. Ну не важно, это же такая историческая штука

В.Семаго― Конечно, я и сказал.

И.Воробьева― Не важно, совершенно, ты православный человек, ты, вообще, верующий или нет. Мне кажется, что и для неверующих людей это тоже историческая встреча.

В.Семаго― Если бы, например, встретились… ну как вам сказать… самый главный у буддистов и, предположим, самый главный у евреев, у израильтян, или иудеев – это было бы для вас так очень важно или нет?

И.Воробьева―Не могу сказать. Наверное, нет.

В.Семаго― Значит, существует огромное количество людей в стране, для которых эта встреча – ноль, ничего не значащая. Это и мусульмане, это и буддисты, это и неверующие вообще, поэтому говорить о том, что это какое-то серьезнейшее масштабное политическое взаимоотношение или контакт, я бы не стал.

И.Воробьева― А вы не замечаете, последнее время Русская православная церковь в России как-то снизила свое влияние на общественную жизнь или, наоборот, повысила?

В.Семаго― Тут два тренда. Первый тренд – что она стала предметом если не изучения, то внимания со стороны СМИ. Подобного потока информации относительно иерархов церкви, самой церкви и всего, что происходит внутри и снаружи, не было. Церковь сейчас очень серьезный политический если не аргумент, то, по крайней мере, один из краеугольных камней нашей внутренней политики – православная церковь сегодня. Потому что подобная вовлеченность и упоминание столь частое в СМИ говорит о наличии некоего политического опять же аспекта, который прямо или косвенно существует и свидетельствует о том, что политика не чужда церкви. А если она не чужда церкви, значит, на чьей стороне эта самая общественная организация?

И.Воробьева― Ну как-то, мне кажется, никогда эта общественная организация не была на стороне, скажем, оппозиции власти.

В.Семаго― Мне тоже так кажется, да. Я не думаю, что Касьянов или кто-то еще – Явлинский – встречались бы с патриархом. Чаще президент Российской Федерации, чаще люди из «Единой России», а это свидетельствует о том, что есть хорошие православные, есть не очень хорошие, даже, может быть, и не православные, что самое интересное. И вот эта принадлежность людей к православной церкви во многом… Я вот сегодня в думе был, смотрел: там было открытие выставки, посвященное отношениям то ли России и Болгарии, то ли каким-то событиям в Болгарии с нашим участием. Очень много было людей приверженных, подверженных православному такому стоянию в политике. Потому что в политике очень много православных вот этих политиков. Вы не обратили внимания? Очень много людей, стоящих твердо совершенно практически на таких клерикально-политических позициях.

И.Воробьева― Так может быть это хорошо? Все-таки десять заповедей…

В.Семаго― А я не сказал, что это плохо. Вот вы спросили, что вот церковь вовлечена или нет? Я считаю, что вовлечена.

И.Воробьева― Так хорошо или плохо, что много в политике православных?

В.Семаго― Я думаю, что плохо. Почему – потому что все-таки конфессии, они не объединяют, они разделяют. И приверженность к той или иной конфессии говорит о состоянии души, характера, мировоззрения, понимания жизни и природы. И понятно, что принадлежа к одной конфессии, вы совершенно четко не соотносите себя с другой. А, значит, это и есть разделение. А церковь – это объединяющий процесс должен быть, вернее, то, что происходит в церкви.

И.Воробьева―Тут есть интересная история, которая в результате будет наверняка шире. Это история с украинским актером Владимиром Зеленским, который сыграл в фильме, и он не приедет на премьеру. Дело в том, что один из депутатов Госдумы просил Генпрокуратуру и следствие разобраться с этой картиной из-за участия, собственно, Зеленского, потому что актер поддерживает украинских военнослужащих, операцию АТО, которая проходит там, в Донбассе.

В.Семаго― И с их точки зрения, он мерзавец.

И.Воробьева― С их с точки зрения нельзя поддерживать, потому что деньги от проката этой картины, по его словам могут пойти как раз на это. Насколько вам кажутся справедливыми претензии депутата?

В.Семаго― Никак не справедливы.

И.Воробьева― Почему?

В.Семаго― А, собственно, во что он вмешивается? Вмешивается в то, что украинское правительство пытается навести порядок — или как это называется «принуждение к миру» или что-то еще — в своих же собственных регионах. И у Зеленского, как у человека патриотически настроенного, есть какое-то желание помочь своему родному правительству и своим вооруженным силам. Я не вижу здесь ничего такого.

Вы представьте себе гипотетически, что вы мне начинаете сейчас мне рассказывать в передаче, что вы категорически против того, чтобы наши русские летчики в Сирии и все прочее… Вас обвинят в отсутствии патриотизма. У вас нет выхода, собственно. И тогда вы вынуждены будете уйти с работы и многое другое. Потому что непатриоты нам не нужны. Точно так же и он. Он сегодня понимает по-своему патриотическое настроение в Украине или на Украине. Он сделал фильм. Можно этот фильм смотреть в Москве, можно этот фильм смотреть по интернету. При чем тут депутат? Он что, хочет перековать Зеленского и обратить его в какую-то другую веру или что он хочет? В связи с чем эта претензия.

И.Воробьева―А вот интересно. Ведь многие фильмы идут в российском прокате, в том числе, американские фильмы. Мы же не знаем, на что актеры тратят деньги после того, как им в результате этого проката деньги поступают. Получается, надо проверить всех. Может быть, и российские актеры на что-то такое тратят…

В.Семаго― Потихоньку сбрасываются на что-то не такое. Многие, например, Алексей Панин, я знаю, на водку тратят очень много денег. Может быть, это тоже нехорошо, кстати, и депутат доложен был бы озаботиться и сказать: «Вы знаете, Алексей, вы хороший актер, вы снимались в Владимира Семаго в фильме, и хорошо бы было, чтобы вы помнили о себе. Перестаньте употреблять и прочее…». Может быть, так надо вмешиваться.

А, например, какой-то из актеров тратит деньги на свою любимую девушку, а она, с точки зрения этого депутата, выглядит не самым лучшим образом, там про него, может, по телевизору или где-нибудь еще говорила нехорошие слова. И он говорит: «Знаете что, товарищи актеры, не надо тратить на эту девушку». Куда вы суетесь? У вас есть очень точные позиции. Вам нужно сегодня переизбраться как минимум. Значит, думайте больше о народе, а вот это сотрясание воздуха по поводу кого-то из актеров, режиссеров…

Моя позиция именно такая: мне не нравится, что это делают депутаты, и уж, тем более, не надо в это вмешиваться.

И.Воробьева― А вам интересно, на что тратят депутаты?

В.Семаго― Я не знаю. Я сегодня был в думе. Я вам честно могу сказать, что Brioni – это не самый непопулярный вид мужского костюма. Ну, хорошо одеваются. Причем не обязательно, что депутаты. Я видел там и какой-то обслуживающий персонал, там какие-то помощники. Нормально все выглядели. Я нищий просто по сравнении с ними. И как-то себя даже ущербно чувствовал. Думаю: надо же, как хорошо всё. Знаете, миланская фэшн такая неделя: строгие пиджаки, в талию все утянуто, брюки, все отглажено и красивые, хорошие ботинки. Там прекрасно все выглядят.

Есть старая гвардия, эти, знаете, моего возраста. Он ходят, какие-то такие… затрапезные, но они и погоды не делают.

И.Воробьева― Так, может быть, это и правильно, чтобы люди, которые представляют Россию, должны выглядеть хорошо?

В.Семаго― Правильно. Абсолютно я с вами здесь согласен, потому что у нас пойти на выборы может только богатый человек. Как минимум 60 миллионов рублей если у вас есть, вы идете по одномандатному округу и проходите, например. И посчитали политтехнологи, даже есть специальные люди, говорят: «Дай нам денег – и ты депутат Государственной думы. Причем без обмана. Мы все сделаем. Мы проведем мероприятия, мы наклеим на столбы. Мы дадим объявления. В интернете ты будешь каждый день. Мы будем следить за тем, чтобы плохие отзывы о тебе из интернета убирались. Мы дадим тебе несколько специальных встреч, которые будут освещены по телевизору». Все будет – 60 миллионов есть. А у кого нет, они, получается в думу-то и не попадут.

И.Воробьева― Ну это такой капиталистический мир. Что поделать?

В.Семаго―Почему вы считаете, что справедливые выборы – это принадлежность какого-то некапиталистического мира. И в капиталистическом мире есть нормальные и за деньги, но они по-другому строятся. Они строятся немножко по-другому. А у нас через ЦИК есть некий аппарат воздействия, который говорит, во-первых, российским гражданам, что «не надо этого человека брать, а если вы не понимаете, мы сами его уберем». Тогда как в других странах ЦИК лишь фиксирует морально-политическое состояние кандидата и говорит: «Ребята, за ним это и это числиться» — а выбираете вы.

Второе: вот этот идиотский вариант с этим сбором подписей – там 500 тысяч, миллион, 200… — это глупость очевидная совершенно, потому что практика показывает, что были собраны подписи за некоторых партий и кандидатов, в реалиях они собрали меньше голосов, чем нежели было собрано подписей.

И потом, вообще, опять таки ну что, есть у тебя 20 человек, которые на тебя нормально ориентированы и говорят: «Да, вы знаете, нам кажется, что он достойный человек», — а дальше уже агитация. Почему обязательно, если у тебя есть 5 тысяч подписей – тебя можно, а 4800 – тебя нельзя? Это должна быть формальная позиция. 30 человек считают, что тебя возможно… Почему? Потому что они тебя хорошо знают. Ты не судим, ты не бьешь людей по подъездам ночью, ты не срываешь шапки. Живешь нормальной человеческой жизнью. Мы за тебя как бы… А дальше – это уже предвыборная компания.

У нас же все построено так, чтобы ЦИК и все остальные могли выкинуть тебя из выборов, могли не дать тебе. А вся технологическая и политическая цепочка, включая СМИ, телевидение и многое другое, политтехнологов, они говорят: «Деньги давай – мы работам. Нет денег…». То есть ты честный человек и хочешь помочь – это ничего не значит. Важно, чтобы у тебя были деньги. Отсюда и возникает качественный минусовой скачок в нашей думе, когда ходят вот эти в Brioni с бесцветными лицами… Человек, которого никто не вспомнит. И он в подъезде пройдет – его никто на следующий день не вспомнит. Но они есть.

И.Воробьева― Если говорить про выборы, то тут оппозиция в очередной раз пытается объединиться: «Яблоко» ПАРНАС, «Демвыбор», если не ошибаюсь – пытаются пойти все вместе. У них, как считаете, в этот раз-то должно получиться?

В.Семаго― Даже если они пойдут все вместе, то они не преодолевают тот необходимый барьер – по-моему, 5%, если не ошибаюсь, потому что «Яблоко» от такого альянса теряет, ПАРНАС ничего не приобретает. Ну где синергия, в чем? Вот, например «Справедливой России» и коммунисты – это могло бы быть. Почему?

Социалистически-социнтерновская партия: коммунисты, близкие по идеологии. Какие-то определенные возвраты в социалистическое прошлое, какие-то общие позиции и многое другое. Здесь есть, на чем объединяться.

На чем объединяться будет ПАРНАС – партия во много непопулярная и из-за своих лидеров и из-за того, что они приверженцы либеральной идеи? «Яблоко» – хронический неудачник, которые в течение длительного времени ничего не может сделать по непонятным для них причинам. И вот это объединение двух… Вот знаете, на скачках много лет назад был такой термин: вот, когда спрашивали про кого-то: «Вот как ты считаешь, эта лошадь?..», — профессионал говорил: «Нигде!» Это означало, что эту лошадь можно не рассматривать никак. Вот эти две партии – это абсолютно «Нигде!» И объединение не дает ничего ровным счетом. Если вы мне хотя бы намек сделаете, что плюс должен быть – вот 5 тысяч человек там, 5 тысяч человек там, они объединяются, начинается агитационная работа и все прочее – они своим объединением оттолкнут еще из своих собственных сторонников достаточно большое количество.

И.Воробьева―Ну как? Один оппозиционный список… Не распыляя силы. Люди, которые именно за оппозицию…

В.Семаго― Да, и каждый из людей, который будет смотреть список, скажут: «Слушай, вот я за «Яблоко» все время. Но чего они с ПАРНАСом-то? Ну это неправильно».

И.Воробьева― Давайте вспомним, с другой стороны, 2005 год, когда «Яблоко» и СПС, две партии, которые вообще не могли объединяться, пошли единым списком и прошли в Мосгордуму. Это такой был пример…

В.Семаго― Немного иное время, немного политической фон был другой. Эта сейчас волна патриотизма и антипатриотизма, волна: либералы и патриоты, вот это сопротивление и становление двух очень ярко очерченных лагерей, оно вряд ли даст успех для этой либеральной… В Москве – может быть. Но я не воспламенился. Я ведь как обыватель говорю, потому что я не пойду ни с одной из партий. Если я пойду на эти выборы, я пойду, действительно, тупо собирать эти подписи, хоть и испрашивать людей в подъездах, не хотят ли они поставить подпись…

И.Воробьева― А вы пока не определились: пойдете, не пойдете?

В.Семаго― Я не хочу выглядеть скверно в глазах своей семьи, потому что, если у семьи глава семьи – идиот, то это, конечно, нехорошо. Поэтому я должен как-то обосновать для себя…

И.Воробьева―Идиот – в том смысле, что пошел на выборы?

В.Семаго― Что пошел, да. Если я не найду аргументов, которые мне позволят мне туда, значит, конечно, не пойду.

И.Воробьева― Сейчас мы попросим наших слушателей найти аргументы, чтобы Владимир Семаго пошел на выборы или не пошел на выборы. Вы можете присылать. И пока наши слушатели собирают доводы, чтобы Владимир Владимирович пошел на выборы. А я напомню, что можно прислать на номер телефона для sms: +7 (985) 970 45 45, аккаунт vyzvon в Твиттере. Ближе к концу эфира некоторые зачитаю. Может быть, нам удастся убедить Владимира Владимировича пойти на выборы. Пока все это происходит, хотелось бы спросить про вчерашний представленный в Москве доклад Ильей Яшиным по поводу Рамзана Кадырова и ситуации в Чечне. Вы читали его?

В.Семаго― Нет, но там не было ничего такого, что бы я не знал. Особенного там ничего такого нет.

И.Воробьева― То есть вы не читали, но осуждаете?

В.Семаго― Нет, я не осуждаю. Почему. Я же сказал: там нет ничего такого.

И.Воробьева― Но вы не читали, но знаете, что там нет ничего такого.

В.Семаго― Конечно, потому что некая аннотация к нему, некие предтечи, наверное, были. Ну что, отрезал головы русским солдатам…

И.Воробьева― Там того, вообще, нет, но не важно…

В.Семаго― Ну у него в закладе, по-моему, есть участие в первой войне.

И.Воробьева― Конечно, да.

В.Семаго―Значит, дотационный регион. Очень много денег влил центр по отношению к Чечне и Кадырову. Ну так вы к центру тогда доклад-то. Скажите: «Президент Российской Федерации, доклад по Чечне Вам». Что еще? Вот что-то такое, чтобы я вдруг мог для себя неожиданно сказать: Слушай, надо почитать, потому что, действительно, что-то необычное. Я из тех сообщений, которые были, ничего не обнаружил.

И.Воробьева― Но это же не расследование, это именно доклад. Там, действительно, более 200 открытых источников…

В.Семаго― Да, всё абсолютно открыто, там ничего нет, да.

И.Воробьева― Но вот он нужен был или не нужен.

В.Семаго― Я думаю, что нет. Я высказывал на одной из передач как раз на «Эхо Москвы», что перспектива Кадырова как политика, она нулевая.

И.Воробьева― Нулевая?

В.Семаго― Конечно. Потому что он может быть в Чечне применен, больше нигде. Выйди он из Чечни – там начнется безобразие наверняка. Поэтому его ни замминистра нельзя сделать, ни полпредом, ни министром, его никем нельзя… Его даже в Совет Федерации нельзя, никуда его нельзя, ни судьей его нельзя. Его можно только держать в Чечне, потому что он олицетворяет и поддерживает тот самый порядок, который нравится Кремлю.

Из-за этого он так… дурака валяет немножко, позволяет себе высказывать что-то больше, чем все остальные чиновники. Потому что он чиновник. Это, действительно, вот аргументы против него, что «ну почему ты себя так вольно ведешь? Ты же не декларируешь принципы государственные?» И президент обычно всегда это делает – как нужно всем нам. А получается, что Рамзан Кадыров из своей квартирки маленькой всем остальным в этом доме большом, который называется Российская Федерация, рассказывает, как и что нужно понимать, делать и действовать. У меня это вызывает некое неприятие.

Я бы сказал ему, что не надо считать себя фигурой, равной Черчиллю. Ну не очень… Он нормальный парень, веселый, смешной, забавный, с девчонками дружит, которые приезжают к нему со всякого рода передачами; он хорошо к ним относится. Компанейский спорт любит, хотел вот купить парня этого: «Давай мы купим Тарасова этого…». Ну зачем покупать человек только потому, что он носит майку с изображением президента? Я считаю, что это не самый главный аргумент, чтобы купить. Хорошо играть надо – вот это самое главное в футболе-то.

Поэтому, когда говорят, вот доклад – ну доклад и что? И что?

И.Воробьева― Вот я и спрашиваю, и что?

В.Семаго― Мне ничего абсолютно. Я считаю, что это как бы немного запоздалая вещь, запоздалая позиция. В период становления президента Чечни, как президента, как фигуры политической, регионального значения это бы еще имело смысл. Или какие-то выборы был были и говорили: «Не выбирайте его!» Почему? – «Потому что вот, вот и вот…»

И.Воробьева― Так вот же скоро будут выборы. У него же срок полномочий заканчивается, и там будут выборы.

В.Семаго― Ну и?.. Боюсь предугадать, но, мне кажется, процентов 90 он наберет в Чечне.

И.Воробьева― Ой, что же вы так мало называете?

В.Семаго―Я из уважения к нему. У них же демократическая там обстановка. Там нет такого, знаете, чтобы все…

И.Воробьева― А не важно, демократическая, нет – просто поддерживают…

В.Семаго― Может быть и 100. Я беру некий процент невменяемых, людей, которые по каким-то причинам будут отсутствовать в этот момент. Мало ли что? Инвалид не мог добежать до урны – вот он как раз и в минус 10% попадет.

И.Воробьева― Что касается реакции Кремля на Рамзана Кадырова и позиции Кремля в отношении Рамзана Кадырова. Вот вчера было еще заявление самого Кадырова, который сказал, что «больше не хочу быть руководителем республики» и все такое прочее. Кремль сегодня сказал, что «ребята, мы пока не обсуждали, вам не скажем…».

В.Семаго― Песков сказал, да.

И.Воробьева― Понятно, что «решением примем – потом уже скажем. Понятно. Тем не менее, существует ли вероятность того, что все-таки время Рамзана Кадырова в Чечне как-то подходит к концу?

В.Семаго― Я думаю, что не в этом избирательном цикле. До 18-го года — точно.

И.Воробьева― До 18-го – потому что выборы президентские?

В.Семаго― Президентские. Ну а я думские и не рассматриваю. Они его никаким боком не коснутся. Исход выборов очевиден для Чеченской Республики. Какая партия победит там – тоже вполне понятно. Одномандатники – кто там пойдет – я их даже по фамилии уже могу называть, и других не будет. И Рамзан их очень хорошо знает. Все проверенные люди, все изумительный бойцы, настоящие парни. Поэтому я не считаю, что для него каким-то образом до 17-го года что-то может вообще меняться.

И.Воробьева― Скажите, а мне показалось, или вы, когда упоминали футболиста Тарасова, как-то с некоторой неприязнью сказали по поводу его майки с президентом и так далее? Вам не понравилась акция Тарасова?

В.Семаго― Во-первых, это не акция — это глупость. Потому что, если вы знаете, что правила УЕФА категорически запрещают какие-либо рисунки, изображения предметов, надписи на нательным майках, которые надеваются под форму… ну, я не знаю… Он что, плохо себя чувствовал в этот момент? Я думаю, что нет. Поэтому эта акция сама по себе, что «я вопреки всему… вот, тем не менее, в Турции, у нас с Турцией плохие отношения, а я вам – раз! – и выпятил президента». Мне кажется, это глупо.

И.Воробьева― Глупо?

В.Семаго― Да, мне кажется, это глупо.

И.Воробьева― Хорошо. Не про футболистов – про певцов и исполнителей. Украинская певица, которое на «Евровидение» идет, хочет петь песню «1944» про крымско-татарскую трагедию. Вам кажется, это тоже плохо и глупо?

В.Семаго― Нет. Она вправе делать абсолютно все, что она хочет, как и футболист. Сделать глупость – это твое право. Но в данном случае здесь о глупости речь не идет. Здесь речь идет о том, что она написала искреннюю песню, которая, действительно, имеет под собой очень серьезную историческую и политическую подоплеку, трагедийную подоплеку. Вопрос опять же в том, что регламент «Евровидения» — там они: ля-ля-ля, три рубля, пляски и ничего серьезного – а тут какая то политическая манифестация, которая, возможно, будет акцентировано воспринято как некий конфликт России с Украиной и действиями России на внешнеполитической арене. Могут просто сказать: «Слушайте, не надо. У нас такая аудитория в России. Ну зачем? Ни к чему это. Ну поменяйте песню. Вы хорошая девушка, но поменяйте песню, может быть, вам предложим что-нибудь другое». Вот только с этих позиций.

И.Воробьева― А вы восприняли эту песню как укол России?

В.Семаго― А я не слышал ее еще.

И.Воробьева― Там нет ни одного слова про Россию. Там есть именно про трагедию крымско-татарского народа, и вообще, это воспоминание об этой бабушке певицы. Но почему-то в России сразу все как-то всколыхнулись, сказали: как же так!

В.Семаго―Мы сегодня возвращаемся к нетленному образу Иосифа Виссарионовича Сталин, который, собственно, был, наверное, организатором и вдохновителем – ну, прямым был Берия, — а при прямом приказе Иосифа Виссарионовича было сделано. Мы сегодня его чтим и почитаем. Если то, что дорого сегодня России, а ты – певица – это осуждаешь, значит, это против России. В общем, эта цепочка очень простая.

И.Воробьева – А―а, то есть это не связано с нынешними событиями, с отношениями с Украиной?

В.Семаго― В том числе, связано, потому что, зачем ты вытаскиваешь это именно в этот момент? У нас есть проблема, связанная с тем, что Поклонская или Полонская… я забыл уже, как ее зовут.

И.Воробьева― Полонская… Поклонская, конечно.

В.Семаго― Она запретила этот самый меджлис, сказал, что это террористическая организация. Генеральная прокуратура согласилась с этим: да, действительно, это так. И вдруг какие-то песни от лица этих людей. Кто эти люди? Их запретили. Фактически орган, который был избран или создан какой-то определенной национальностью – мы сказали: «А вы ошиблись, нация. Не надо вам было этот меджлис создавать. Он контрреволюционный, он не годится, он совершенно не вписывается в политическую канву сегодняшнего дня, взаимоотношения России и Украины, и присоединенный Крым к России…». Зачем нам это? Я считаю, только из этих соображений.

И.Воробьева― Возвращаемся в Москву. Соцопрос провел ВЦИОМ и сказал, что массовый снос торговых павильонов в Москве поддерживают 63% жителей города. Более 70% считают, что все эти постройки были незаконные. Верите ли вы этим цифрам, и в каком числе вы? Вы поддерживаете снос павильонов или нет?

В.Семаго― Я вообще в этом никак не участвовал. Я не ходил туда ни смотреть, ни включал передачи, которые на протяжении несколько дней… Особенно вчера фантастическая была: «Снос «Пирамиды»» — этом было посвящено огромное количество времени. И наши с вами коллеги там за экскаватором с горящими глазами…

И.Воробьева― «Пирамиду» знают просто все…

В.Семаго― Все, да. И сказать, что она украшала Тверскую – я бы не сказал.

И.Воробьева― А вот после нее видели, как выглядит, что открылось?

В.Семаго― Я сейчас проезжал мимо, но я не посмотрел, что там открылось.

И.Воробьева― Ну посмотрите.

В.Семаго― Я могу сказать, что на Чистых прудах я проезжал: чудовищное зрелище. Чудовищно, когда они снесли весь этот Шанхай… снесли его, всё. Я могу понять, как человек, который всегда пытается концептуально рассуждать и действовать. У вас есть желание снести. Вы разрабатываете технико-экономическое обоснование, план. И говорите: На этом месте будет это, это и это…. Огораживаете забором и начинаете обыкновенный процесс строительства, который начинается с чего – снос ветхих строений или снос ненужных строений. Тогда это не политическое событие.

Тогда дальше, следующее: вы вырываете котлован, если не вырываете котлован, вы делаете очень красивую отмостку и потом показываете восхищенным москвичам елочки, вот эти самые плитки, здесь урны, здесь скамеечки, здесь памятник кому-нибудь, чему-нибудь, и всё нормально.

Вы снесли – совершили, так сказать, некий акт неприятия чужой ценности и потом сделали из этого пустырь, грязный, безобразный, чудовищный пустырь. Они глупее еще сделали. Там, на Чистых прудах осталось две будочки платного туалета и какая-то коробочка, в которой трамвайные водители отмечают свой маршрут. Они стоят сиротливо сбоку и ничего больше. Этот вот стык между плиткой и полуразвалившимся асфальтом, который уже сегодня полуразвалившийся – я считаю, что это идиотизм.

И.Воробьева― То есть не важно, сносили, не сносили, важно — как?

В.Семаго― Конечно. Во-первых, для чего? Потому что, если вы просто по мнению снесли… — «Зачем вы снесли?» — «Ну по мнению… вот они незаконные…». – «Они что, мешали?» — «Они там могли обрушить метро». Да у нас вся геоподоснова такая в Москве, что вообще нигде ничего строить нельзя. Но, тем не менее, люди перекладывают какие-то коммуникации, получают какие-то разрешения. Если здесь не были получены разрешения – накажите. Действительно, это хорошая расхожая вещь. Расстреляйте там кого-нибудь, кто неправильно сделал.

И.Воробьева― У нас минуту до конца эфире. И я обещала, что прочитаю, что наши слушатели думают по поводу вашего выдвижения.

В.Семаго― Могу себе представить.

И.Воробьева― Нет-нет, почему? Здесь вот и Алексей говорит, что надо идти в депутаты. И Сергей из Самары говорит, что он проголосовал бы даже на выборах президента.

В.Семаго― Спасибо.

И.Воробьева― Один наш слушатель Виталий вообще предлагает уже кричалку даже придумал, такой лозунг. Не знаю, правда, понравится вам или нет: «Хочешь жить как в Чикаго – голосуй за Семаго».

В.Семаго― У меня на президентские выборы есть хороший лозунг. Если бы я пошел в 12-м году, лозунг был бы такой: «Нам нужен другой Владимир Владимирович».

И.Воробьева― Только я хотела сказать, что у нас как раз-таки в эфире сегодня был Владимир Владимирович Семаго со своим особым мнением. Спасибо!

В.Семаго― Спасибо!