Я русский бы выучил только за то, чтоб зарабатывать деньги

Т. н. «кодекс москвича», о насущности которого заявил на днях чиновник московского правительства Михаил Соломенцев, продолжает смущать и возмущать умы борцов за равенство наций.

Идея, напомню, заключается в том, чтобы разработать и сформулировать свод правил поведения в российской столице приезжих из стран СНГ и национальных регионов России. Причем документ этот, как следует из слов внука и тезки бывшего члена Политбюро ЦК КПСС Михаила Соломенцева, призван не навязывать тем же мигрантам чуждые им ценности, а лишь указывать на нежелательность либо недопустимость вполне естественных на родине мигрантов, но чересчур экзотичных с точки зрения русского населения Москвы поступков. Таких, например, как умерщвление баранов во дворах домов, приготовление шашлыков на балконах, ношение в городе национальной одежды. Точно так же в мусульманских странах туристкам с Запада не рекомендуют, а чаще запрещают появляться в некоторых местах в откровенных нарядах. Точно так же женщинам не разрешается входить в православные храмы в коротких юбках или брюках, с косметикой на лице и без головных уборов. (Женщины, впрочем, нередко игнорируют этот запрет – то ли по незнанию, то ли по рассеянности, то ли из нежелания жертвовать собственным стилем в одежде.) Т. е. речь идет лишь об уважении к тому месту, в котором находишься, традициям и нормам поведения его обитателей. Не более.

Однако озвученная идея московских властей тут же была раскритикована некоторыми российскими парламентариями – к примеру, сенаторами Асламбеком Аслахановым, Зиядом Сабсаби, Юрием Воробьевым. Страсти накалились, как угли в мангале. В хор критиков потенциального кодекса влились сильные уверенные голоса правозащитников и представителей мигрантских объединений.

Солирует здесь директор Московского бюро по правам человека, член Общественной палаты России Александр Брод. «Говорить, что у нас – только русская культура, только русские православные ценности… Я считаю, это не соответствует действительности, это необъективно, дискриминационно, – заявляет он в интервью различным СМИ. – Для благоустройства в Москве действительно надо владеть русским языком («кодекс москвича» предполагает использование мигрантами русского языка. – Прим. авт.), но сегодня мы видим только коммерческие и весьма дорогостоящие курсы по обучению. А ведь мигранту нужно снимать жилье, кормить семью… Думаю, этот документ должен быть не «кодексом москвича», а памяткой, где содержались бы телефоны миграционных служб, поликлиник, больниц, экстренных служб. В ней также могут быть некоторые нормы российского законодательства, справочная информация по рынку труда. Такая информация была бы востребована (т. е. что-то вроде памятки туристу, желающему подзаработать деньжат. – Прим. авт.). А что касается правил не резать барана, не жарить шашлык на улице… Не знаю, шашлык на природе в основном жарят наши же жители – и загаживают природу. А чтобы барана резали – этого я вообще не видел. Думаю, чиновникам надо сосредоточиться на реализации существующей концепции национальной политики и профилактике ксенофобии, которой в обществе немало, на борьбе с мифами в СМИ. А то население только запугивают, что мигранты – больные и преступники. Откуда сегодня появляются этнические анклавы? Потому что люди тянутся друг к другу за помощью, в то время как власть никак их не поддерживает. Так что сегодня следует решать конкретные задачи, а не бросаться словами, которые только увеличивают напряженность».

Намерения московских властей не импонируют и президенту Федерации мигрантов России Мухаммаду Амину Маджумдеру. «Разве сам г-н Соломенцев ходит в традиционном русском костюме? – метко подмечает г-н Маджумдер. – Нет, он ходит в костюме европейском. А, например, правоверный еврей никогда не снимет свою кипу… Москва – многонациональный город. Здесь – около 82 диаспор, с начала 90-х годов сюда приехало более 70% населения. «Кодекс» будет направлен против 70% москвичей? К тому же масса горожан – граждане России. Если в национальной одежде захочет ходить калмык или бурят, кто ему запретит? Что касается русского языка: логично, что если люди встречают своих соотечественников, они общаются на родном языке. Русский же язык – государственный, язык делового общения, с этим никто не спорит. Эта идея (идея «кодекса москвича». – Прим. авт.) вместо того, чтобы улучшить климат межнационального общения, только повысит агрессию».

Повторяю, «кодекс москвича» – это пока лишь идея, которая если и будет воплощена, то вряд ли в виде закона, предусматривающего административную и, тем паче, уголовную ответственность. А если дело даже дойдет до принятия закона, вряд ли этот закон будет повсеместно соблюдаться. Практика показывает, что власти чаще следят за неукоснительным соблюдением законов, финансово выгодных властям. А, к примеру, закон, запрещающий шуметь после 11 часов вечера, – что принимай, что не принимай. Как шумели, так и будут шуметь. Хотя причина этого, естественно, не только в неуважении власти к принятому ей же самой закону, но и в отсутствии элементарной культуры у шумящих.

Суть же идеи «кодекса москвича» сводится к призыву уважать русское население города, русские традиции и нормы поведения. Ибо Москва была и остается русским городом, какие бы приступы зубоскальства ни вызывал у кого-то этот факт и как бы часто ни звучали слова о многонациональности и многоконфессиональности Москвы. Многонациональность не отменяет этого факта, как дупла и гнезда не отменяют факта существования дерева. Тем не менее, даже сама идея о сохранении русской основы русского города, как видим, вызывает яростные протесты.

Понятно, что в десятимиллионном (по официальным данным) городе угодить всем крайне сложно. Зачастую (а то и неизбежно) приходится жертвовать чьими-то интересами. (На этом принципе вообще, на мой взгляд, построена вся история человечества, но это – другая тема…) Однако когда речь заходит о равноправии наций, российские правозащитники почему-то все чаще готовы жертвовать интересами именно русских, добиваться равноправия почему-то именно за счет русских, за счет их прав и интересов. Прямо тенденция какая-то у правозащитников. А когда равноправие достигается за счет кого-то одного (который к тому же является большинством) – это никакое не равноправие, а профанация. Поэтому, наверное, правозащитники так нечасто реагируют на нарушения прав русских, скажем, в ближнем зарубежье. Поэтому и правозащитная их деятельность выглядит какой-то однобокой, хромой и одноглазой.

Поэтому ничего, кроме иронии, не могут вызвать слова г-на Брода о том, что люди тянутся к соплеменникам от безысходности, потому что, дескать, власть на них плюет. Да люди всегда тянутся к соплеменникам, к представителям своей нации – вне зависимости от политики властей. Тем более – в многонациональном государстве. Тем более – в стране, которая не является для этих людей родной. И это стремление быть вместе со своими, заботиться в первую очередь об интересах своего народа абсолютно нормально. А обратное поведение – ненормально. Кому об этом знать, как не г-ну Броду? Ведь это г-н Брод в 2004 году заявлял о намерении подать в суд на американского актера и режиссера Мэла Гибсона за его фильм «Страсти Христовы», а также на российскую компанию, осуществлявшую прокат ленты в нашей стране. Потому что неоднозначная картина, в которой с предельной натуралистичностью показаны жестокие нравы древних иудеев, видимо, оскорбила национальные и религиозные чувства г-на Брода. Мысли о том, что поведение мигрантов может оскорблять чувства русских жителей Москвы, г-н Брод, судя по его словам, не допускает. Вообще порой складывается впечатление, что правозащитники не допускают мысли о возможности нарушения прав русских жителей, в т. ч. в России. Прав национального большинства, выражаясь официальным языком. С чего господа правозащитники взяли, что нарушения – любые – могут быть только в отношении меньшинств (опять-таки любых), откуда вывели такую теорию, мне лично непонятно.

Как непонятны и сетования г-на Брода на дороговизну курсов русского языка для мигрантов, которым в Москве нужно тратиться еще на жилье и питание. В Москве, увы, все дорого, и не только для мигрантов, но и для приезжих из других регионов России, и даже, страшно сказать, для самих москвичей. И если эта дороговизна (как и то обстоятельство, что в столице России принято говорить по-русски, а не на его, мигранта, родном языке) стала для мигранта шокирующим сюрпризом, то упрекать в этом мигрант может только самого себя. Ну, разве еще г-на Брода, который не предупредил его заранее…

Такому мигранту, конечно, можно посочувствовать, и даже пожалеть его. Но сожаление в данном случае вызывает не тот факт, что Москва не соответствует представлениям мигранта о ней, а незадачливость (если не сказать – бестолковость) такого мигранта. Потому что такой мигрант не знает элементарных вещей. Например, того, что правила поведения в доме определяет хозяин, а не гость. При всем уважении к принципам гостеприимства. Тем более если визит инициирован не хозяином, а гостем. Тех, кто с этим не согласен, я отсылаю к таким крылатым изречениям, как «в чужой монастырь со своим уставом не ходят» или «чувствуйте себя как дома, но не забывайте, что вы в гостях» – с советом постараться постичь их глубинный смысл. А хозяевами Москвы в широком понимании этого слова являются не московские чиновники (хотя они, безусловно, считают себя таковыми), и даже не столько жители города, сколько русская культура, русские традиции и обычаи, которые жители должны уважать и соблюдать – так же, как и законодательные нормы.

Есть и другая аксиома. Правила поведения на рабочем месте определяет работодатель, а не работник. А Москва – это работодатель для мигрантов. Она дает им возможность зарабатывать деньги, кормить себя, свои семьи, отсылать деньги на родину и, тем самым, в известной степени поддерживать экономику своих республик. И если работодатель вводит дресс-код (говоря по-русски – просит появляться на работе, скажем, в деловом костюме), будет верхом наглости и недальновидности назло ему являться в халате и шлепанцах. Сомневаюсь, что именно в таком виде приходит на деловые встречи г-н Маджумдер, пеняющий г-ну Соломенцеву на то, что тот облачается не в российскую, а в европейскую одежду.

Заявления же о том, что мигрантам якобы собираются запретить общаться в Москве на родном языке, просто повергают в изумление. Речь-то, насколько я понимаю, идет о необходимости говорить на русском языке не у себя в квартире, на улице или на лавочке в сквере, а на рабочем месте. Москвичи, которых везут в маршрутном такси, стригут в парикмахерской, обслуживают в магазине, ресторане, частной или муниципальной организации, кажется, вправе рассчитывать на то, что с ними при этом будут говорить по-русски.

Впрочем, примечательно в этой связи то, что и г-н Брод, и г-н Маджумдер практически сходятся в оценках роли и значения русского языка для мигранта в Москве: язык делового общения нужен для благоустройства… Т. е. общение на русском – инструмент, необходимый для зарабатывания денег и получения материальных благ. Но не дань уважения к городу и стране, столицей которой город является.