Гаванское послание миру

В «Трех разговорах» Владимира Соловьева есть сюжет о приходе Антихриста, установившего власть над миром. Изобличили его три человека — православный старец Иоанн, римский католический папа Петр II и протестантский теолог профессор Паули. Сохранившиеся праведные силы во всех христианских конфессиях объединились перед общей угрозой. Богословские и исторические противоречия, казавшиеся неразрешимыми, были сняты, отложены, ради совместной борьбы против Антихриста. Не имеет ли шанс на воплощение соловьевская версия прочтения Откровения сегодня?

Перед взором человечества к началу третьего тысячелетия предстало со всей очевидностью здание глобального миропорядка, весьма напоминающее пророчествуемое грядущее государство Антихриста. С распадом СССР реальная геополитическая альтернатива этому проекту оказалась снята. Новой альтернативы в XXI веке выдвинуто до настоящего времени не было.

Единственной социальной силой способной потенциально позиционироваться в качестве альтернативы оказываются традиционные религии. Они и сами в значительной мере оказались инкорпорированы в систему нового мирового порядка, со всеми известными преференциями для иерархов. Но религиозная доктрина духовноцентричного бытия и бытие по лекалам потребительского общества объективно несоединимы. Мир возвращается к исходной позиции двухтысячелетней давности. С одной стороны свет духовного религиозного откровения, с другой, языческий мир, пребывающий в состоянии скверны гедонизма и антропологического неравенства. И вот, в Гаване происходит впервые в истории, казавшаяся прежде невозможной встреча московского патриарха и римского папы. Возможно ли рассмотрение ее через призму перспективы консолидированной альтернативы миру глобального разложения? Полагаю, такие основания существуют.

Но первоначально обратимся к идентификации стратагем Московского патриархата и Ватикана. Внутри Русской Церкви исторически сталкивались две идеологии отношения к внешнему миру. Обе они были производны от разного прочтения учения о Москве как третьем Риме. Первый подход выражался формулой «святой Руси». Согласно ему какой-либо компромисс с внешним неправославным миром невозможен. Тем более он невозможен в отношениях с католиками, латинской ересью. Существовало устойчивое представление о том, что Антихрист придет с папского престола. Концепт «святой Руси» являлся концептом «изолированной крепости». Для сторонников этого подхода наверняка поездка Кирилла в Гавану будет объявлена изменой православию.

Второй подход — акцентирован на мировой миссии православия. Как Третий Рим Москва мыслилась в качестве мирового Царства. Двигаясь в этом направлении, следовало расширять взаимодействие с другими православными церквями и далее с иноконфессиональными христианами. Компромисс при таком подходе возможен, но не компромисс в вопросах веры. Константинопольский проект, образ литургии в храме Святой Софии контекстно именно к этому экстравертному направлению в православной идеологии восходит данная линия.

И именно с этим месседжем выступает патриарх Кирилл. Оппоненты еще до избрания на патриарший престол обвиняли его в экуменизме. Но есть экуменизм и экуменизм. Одно дело экуменизм в виде униатства, отступления от собственной религиозной идентичности. Совсем другой экуменизм состоит в провозглашении сосуществования разных вер и разных религиозных традиций. Исходная конвенциональная позиция для такого экуменизма — возможны разные пути добра и все они легитимны. А разве возможен сегодня неэкуменический подход? В России наряду с православными среди коренных народов есть и мусульмане, и буддисты. Будучи православными следует как-то определиться в отношении к инорелигиозным. Один вариант — объявить их неверными. Но это есть путь войны и для России — фактически распада. Второй вариант — заявить о легитимности разных путей добра и объединить силы традиционных религий в борьбе против угрожающего каждой из них глобального зла. В этом и состоит экуменистическая перспектива.

Приход Кирилла в качестве главы Московского патриархата вызвал ожидания о занятии РПЦ наступательной позиции. При деидеологизации государства оставалась надежда, что ценностный проект, послание России миру может артикулировать Церковь. Принятие совместного заявления от папы и московского патриарха, адресуемого миру с позиций общехристианских ценностей, безусловно, важный шаг в этом направлении.

Стратегия Ватикана известна. Это стратегия Pax Romana Christiana. Ватикан не такая структура, которая меняет свои стратагемы в зависимости от меняющейся политической конъюнктуры. Сегодня католический проект с очевидностью проигрывает глобальному секулярному проекту американоцентричной империи. США являются на настоящее время глобальным политическим, финансово-экономическим, информационно-культурным центром мира. Однако они не являются центром религиозным. Группируемая вокруг ФРС мировая финансовая закулиса вступает в объективные противоречия с закулисой католических орденов, таких как иезуиты. К ордену иезуитов принадлежит, в частности, и нынешний римский папа Франциск. Конфликт нарастает. Точкой напряженности стал вопрос о легализации однополых браков. Католическая Церковь выступила категорически против. В самом Ватикане развернулась борьба против гомосексуального лобби. Отражением возникших закулисных противоречий стала история с уходом с папского престола папы Бенедикта XVI.

И вот уже новый папа Франциск заявляет, что и он, подобно Бенедикту, может покинуть патриарший престол по состоянию здоровья? Что это вдруг случилось со здоровьем римских пап? Как правило, во все времена возглавляли римскую церковь люди немолодые, но таких «пенсионных» настроений, как сейчас среди них никогда не было. Очевидно, папский престол оказался втянут в некую жесткую закулисную борьбу. И, соответственно, рассматривать встречу папы и патриарха без контекста этой борьбы было бы принципиально ошибочно.

Из всех пап в истории Ватикана Франциск первым выступил с публичной критикой США. Это, имея ввиду авторитет папского слова в мире, прямой вызов. В ситуации роста антиамериканских настроений такая позиция Ватикана может иметь серьезные последствия.

США критикуются, прежде всего, за чрезмерность потребления, за создание пропасти в социальном обеспечении между богатыми и бедными, за культ денег. Франциск обрушивается в целом на сложившуюся мировую систему капитализма, где прибыль становится высшим мерилом успешности. И тот факт, что встреча Франциска с патриархом Кириллом состоялась ни где-нибудь, а именно в Гаване, одном из главных современных бастионов антиштатовских настроений — само по себе не могло не рассматриваться как идеологический вызов.

Православие и католицизм исторически являлись противниками. Но еще большим врагом для них обоих является воинствующий антихристов секуляризм. В условиях установления антихристова миропорядка исторические и богословские противоречия снимаются перед общей смертельной угрозой. Перед Ватиканом сегодня стоит развилка-либо окончательно инкорпорироваться в систему нового мирового порядка и утратить фундамент христианской доктрины, либо — союз с православием. Ранее папство отдавала очевидное предпочтение инкорпорационному пути. Но эта инкорпрация выстраивалась, очевидно, на определенных закрытых договоренностей, консенсусе, ограничивающих пределы, за которые Ватикан не может пойти. По всей видимости, консенсус со стороны мирового финансового бенефецариата был нарушен. Ватикан оказывается на развилке не только исторического, но и онтологического выбора. Что же такого было декларировано в Гаване, что позволяло бы говорить о перспективах нового идеологического проекта?

Во-первых, подвергся осуждению секуляризм. Противник назван именно так. Это крайне серьезное и даже сенсационное заявление. Секуляризм — есть модель социального устройства, основанного на нерелигиозной, светской основе. С шестнадцатого столетия Запад последовательно шел в направлении секуляризации. К настоящему времени принцип секулярности — светскости является нормативным для западного общества. Положение о светском характере государства отражено и в Конституции Российской Федерации. Но последние события в Европе с наглядностью показали, что движение по направлению секуляризации приводит объективно к выхолащиваю связанных с религиозными традициями ценностями и к расчеловечеванию человека. И вот всей этой секулярной системе мироустройства бросается вызов. И не только Запад, но и Россия оказываются в фокусе осуждения — жизнь на секулярной платформе с приверженностью к христианской системе ценностей несовместима.

«Мы видим, что превращение некоторых стран в секуляризованные общества, чуждые всякой памяти о Боге и Его правде, влечет за собой серьезную опасность для религиозной свободы. Мы обеспокоены нынешним ограничением прав христиан, не говоря уже об их дискриминации, когда некоторые политические силы, руководствуясь идеологией секуляризма, столь часто становящегося агрессивным, стремятся вытеснить их на обочину общественной жизни… Не бойтесь идти против течения, отстаивая правду Божию, с которой далеко не всегда сообразуются современные секулярные стандарты».

Во-вторых, иерархи с позиций христианской религии осудили эрозию однополых браков. А это буквально означает сегодня заявление о нелегитимности с точки зрения высших ценностей нового законодательства ведущих западных государств. Семья в декларации папы и патриарха определяется в качестве союза мужчины и женщины. Говорится об особом — различном призвании мужчины и женщины, реализуемом через семью. А это уже не только осуждение однополого сожительства, но вызов в отношении гипертрофированной эмансипации и феминизации.

«Семья — естественное средоточие жизни человека и общества. Мы обеспокоены кризисом семьи во многих странах. Православные и католики, разделяя одно и то же представление о семье, призваны свидетельствовать о семье как пути к святости, являющем верность супругов по отношению друг к другу, их готовность к рождению и воспитанию детей, солидарность между поколениями и уважение к немощным. Семья основана на браке как акте свободной и верной любви между мужчиной и женщиной. Любовь скрепляет их союз, учит их принимать друг друга как дар. Брак — это школа любви и верности. Мы сожалеем, что иные формы сожительства ныне уравниваются с этим союзом, а освященные библейской традицией представления об отцовстве и материнстве как особом призвании мужчины и женщины в браке вытесняются из общественного сознания».

В-третьих, была подвергнута критике положенная в основу современного мироустройства система странового неравенства. Формулируется прямое обвинение в отношении «некоторых наиболее развитых государств» в безудержном потреблении и насаждении неравенства в потреблении земных благ. Сложившаяся система международных отношений, заявляют иерархи, продуцирует чувство несправедливости со стороны большинства населения мира. Отрицается, таким образом, с позиций социальной справедливости сама сложившаяся глобальная система международных отношений. Бросается прямой вызов странам «золотого миллиарда» во главе с США — установленная ими практика распределения земных благ несправедлива.

«Наш взгляд обращен к людям, находящимся в тяжелом положении, живущим в условиях крайней нужды и бедности в то время, когда материальные богатства человечества растут. Мы не можем оставаться безразличными к судьбе миллионов мигрантов и беженцев, стучащихся в двери богатых стран. Безудержное потребление, характерное для некоторых наиболее развитых государств, стремительно истощает ресурсы нашей планеты. Растущее неравенство в распределении земных благ увеличивает чувство несправедливости насаждаемой системы международных отношений».

В-четвертых, было заявлено, что Европа должна оставаться христианской. Это заявление не только устанавливает пределы исламизации. Оно обращено и против атеистичности. А как же быть в этом случае с правом выбирать любую веру, или неверовать ни во что? Очевидно, права человека оказываются при такой инверсии ценностно ниже идущих из глубины веков традиций. А это означает принятие иной — несукулярной системы права в масштабах человечества.

«Процесс европейской интеграции, начавшийся после столетий кровавых конфликтов, был воспринят многими с надеждой, как залог мира и безопасности. В то же время мы предостерегаем против такой интеграции, которая не уважает религиозную идентичность. Будучи открыты к вкладу иных религий в нашу цивилизацию, мы убеждены, что Европа нуждается в верности своим христианским корням. Призываем христиан Западной и Восточной Европы объединиться для совместного свидетельства о Христе и Евангелии, дабы Европа сохранила свою душу, сформированную двухтысячелетней христианской традицией».

В-пятых, выражалась озабоченность развернувшимися новыми гонениями на христиан. Тема преследований и мученичества за веру является, как известно, для христианской традиции особо чувствительной. И вот, через две тысячи лет после Распятия христиане вновь оказываются жертвами гонений. Тема начинает облекаться в апокалиптические тона. Папа и патриарх говорят о нашем времени как о «переломной эпохе». Переломной в отношении к чему? Констатация системности гонений на христиан подводит верующих к одному императивному выводу — защитить единоверцев. А это уже совсем другая идеологически конфигурация борьбы на Ближнем Востоке, чем та, которая есть сегодня.

«Наш взор устремлен, прежде всего, к тем регионам мира, где христиане подвергаются гонениям. Во многих странах Ближнего Востока и Северной Африки наши братья и сестры во Христе истребляются целыми семьями, деревнями и городами. Их храмы подвергаются варварскому разрушению и разграблению, святыни — осквернению, памятники — уничтожению. В Сирии, Ираке и других странах Ближнего Востока мы с болью наблюдаем массовый исход христиан из той земли, где началось распространение нашей веры и где они жили с апостольских времен вместе с другими религиозными общинами. Мы призываем международное сообщество к незамедлительным действиям для предотвращения дальнейшего вытеснения христиан с Ближнего Востока. Возвышая свой голос в защиту преследуемых христиан, мы сопереживаем и страданиям приверженцев иных религиозных традиций, становящихся жертвами гражданской войны, хаоса и террористического насилия».

В-шестых, устанавливался консенсус в отношении неприменимости друг по отношению к другу любых форм прозелитизма. Впервые со стороны Ватикана был заявлен отказ от стратегии «униатизма». Иерархи солидаризировались в надежде преодоления внутреннего раскола среди православных на Украине. Все это прозвучало как признание зон исторического распространения православия и католицизма в качестве незыблемых. По сути, в рамках формирования нового христианского союза Ватикан объявил о снятии стратагемы борьбы с «восточной схизмой» и наступления на православный Восток.

«Надеемся, что наша встреча внесет вклад в примирение там, где существуют трения между греко-католиками и православными. Сегодня очевидно, что метод „униатизма“ прежних веков, предполагающий приведение одной общины в единство с другой путем ее отрыва от своей Церкви, не является путем к восстановлению единства. В то же время, церковные общины, которые появились в результате исторических обстоятельств, имеют право существовать и предпринимать все необходимое для удовлетворения духовных нужд своих верных, стремясь к миру с соседями. Православные и греко-католики нуждаются в примирении и нахождении взаимоприемлемых форм сосуществования… Выражаем надежду на то, что раскол среди православных верующих Украины будет преодолен на основе существующих канонических норм, что все православные христиане Украины будут жить в мире и согласии, а католические общины страны будут этому способствовать, чтобы наше христианское братство было еще более очевидно».

Произошедшее в Гаване — событие исторического масштаба. В совокупности выдвинутых идей миру был предъявлены контуры контр-секулярного мирового проекта. Но для того, чтобы проект стал реальностью, за декларациями и словами должны последовать дела. И здесь уместно вспомнить саркастический вопрос Сталина — «а сколько у Ватикана дивизий?». Артикулируемые папой и патриархом ценности и принципы должны быть поддержаны какими-то политическими силами. И здесь то и состоит основная на сегодняшний день проблема. Кто эти силы, откуда они возьмутся. Либо заявленная платформа принимается какой-то группой государств, либо начинается по аналогии первых веков христианства активное строительство альтернативного параллельного мироустройства снизу.

Большой вопрос — был ли санкционирован текст Гаванской декларации Кремлем. Если да, то очень бы хотелось, чтобы она была подкреплена соответствующими политическими шагами.

Подпишется ли реально Кремль под все провозглашенное духовными лидерами Церквей? Если да, то тогда появляется надежда, что Россия обретет новую идеологию, которая выведет ее на новый исторический прорыв. Хуже всего, если слова уйдут в песок, девальвируя сами идеи пастырского послания.