Пропаганда погрузила российское общество в миф, заставила изобретать прошлое и лишила будущего

И мальчики распятые в глазах.

Эксперты признают: госпропаганда в России оказалась эффективной. Телевидение по-прежнему властвует над умами большинства населения, лишенного альтернативных источников информации. Но любой, даже самый красивый миф, остается мифом, и виртуальная реальность подлинную не заменит. Все это уже проходили граждане СССР. И, возможно, уже к осени этого года, как на рубеже 90-х, в схватку с телевизором вступит противник, с которым он не сможет справиться никогда – холодильник.

В Генпрокуратуру РФ поступила жалоба от новосибирского адвоката Алексея Крестьянова, усмотревшего в дружбе «звезд» центральных телеканалов тигра Амура и козла Тимура пропаганду гомосексуализма. Немецкий адвокат Мартин Лютле пожаловался в прокуратуру Берлина на российский Первый канал. Его возмутил сюжет о якобы имевшем место изнасиловании мигрантами русскоязычной девочки-подростка. Сюжет снят «в духе российской пропаганды» и «служит для разжигания межнациональной розни», заявил Лютле.

«Россия тратит много средств и направляет инвестиции на разные виды пропаганды», – заявил в конце прошлой недели в Брюсселе генсек НАТО Йенс Столтенберг. Но признался, что «воздействовать пропагандой на пропаганду» не в принципах альянса.
Российская пропаганда, особенно активизировавшаяся в последние два года, с начала российско-украинского конфликта, присоединения Крыма и противостояния России с Западом, уже сама по себе превратилась в клише. Соседние страны стали называть пропагандой чуть ли не все новости, поступающие из России. Президент Украины Петр Порошенко на Всемирном экономическом форуме в Давосе отказался давать комментарии российским журналистам, а замминистра иностранных дел Грузии на днях назвал российскую пропаганду «угрозой для всей Восточной Европы».
Фейки против фактов
«Телевидение в России врет все время. По нему не говорят правду, – заявил в вышедшем 25 января немецком журнале Die Zeit российский писатель Виктор Ерофеев. – И пафос этой лжи превратился в инфекцию. Это происходит во время так называемого патриотического воспитания в школе, в институте, в армии – везде. Когда, например, говорят, что на Украине воюют не с украинцами, а с американцами и именно они организовали Майдан, стране не прививается патриотизм, а скармливается ложь. Все это лживо, но в этой лжи теперь живут обычные россияне и верят в нее».

Одним из самых одиозных сюжетов, можно сказать, лицом новой российской пропаганды стала так называемая история о «распятом мальчике», рассказанная стране по Первому каналу в июле 2014 года. Беженка из украинского Славянска, мать четверых детей, назвавшаяся Галиной, поведала, как на ее глазах украинские военные публично казнили трехлетнего ребенка, «как Иисуса, распяли его на доске объявлений, один прибивал, двое держали». «Разум отказывается понять, как подобное вообще происходит сегодня в центре Европы, – предварял репортаж из лагеря беженцев телеведущий. – Сердце не верит, что такое вообще возможно». Леденящая душу история оказалась выдумкой. Однако эхо ее до сих пор разносится по стране. Буквально на днях скандал разразился в Свердловской области. Выступавший с лекциями в местных школах преподаватель-гастролер Иван Агулов рассказами о распятом мальчике и других «зверствах», творящихся на Украине, как пожаловались родители, спровоцировал у детей психическое расстройство. Сейчас областное Министерство образования проводит проверку по поступившим жалобам.

Массовые подтасовки фактов о ситуации на Украине и «зверствах украинской хунты» стали поводом для создания специального ресурса StopFake. Портал коллекционирует и разоблачает подобные «сенсации» как российских, так и украинских СМИ. Этой работой на добровольной основе занимаются журналисты, преподаватели вузов, студенты, переводчики, программисты. «Проект превратился в информационный хаб, где анализируется такое явление, как кремлевская пропаганда, во всех аспектах и проявлениях», – пишут о своем проекте его создатели. Фейки публикуются почти ежедневно. Среди сотен разоблаченных только в текущем месяце есть, например, такие заголовки: «Российский телеканал назвал душевнобольного из Германии беженцем», «Фейк: Нуланд предупредила Суркова «о неминуемом нападении НАТО», «Российский телеканал проиллюстрировал «нацизм в Украине» фотографией Русского марша в Москве», «Фейк: «Рошен» выпустила шоколадки с изображением Путина», «Фейк: Пьяные американские наемники устроили дебош в Мариуполе», «Фейк: Украина отключила ЛНР от водоснабжения».

Уже вошли в историю так называемые «мемы» от замгендиректора ВГТРК и гендиректора ИА «Россия сегодня» Дмитрия Киселева о том, что «Россия способна превратить США в радиоактивный пепел»; что гомосексуалам «нужно запретить донорство крови, спермы, а их сердца в случае автомобильной катастрофы зарывать в землю или сжигать как непригодные для продолжения чьей-либо жизни». «Рупорами российской пропаганды» называют также телеведущих Владимира Соловьева, Алексея Пушкова, Петра Толстого, Аркадия Мамонтова. Прославился своими разоблачающими фильмами из серии «Русских сенсаций», «Анатомий протеста» и «Друзей хунты» телеканал НТВ.

В России в последние два года сложился устойчивый миф о существовании множества внешних и внутренних врагов, в обиход вошли новые термины, ставшие аналогами «врагов народа» и «проклятых буржуев». Россияне узнали о «длинной руке Госдепа», сотворившего на Украине «революционный Майдан» и стремящегося запустить «оранжевую заразу» и в нашу страну. Делается это якобы с помощью общественных организаций – правозащитников, которых органы юстиции уже маркировали как «иностранных агентов». «Морально разлагающийся и двуличный Запад» непременно «заразит» всех «болезнью гомосексуализма», а те, кто Западу потворствует, – «национал-предатели» и «пятая колонна». Оппозицию отсортировали на «системную» и «несистемную», а само общество поделили на «патриотов» и «либералов».

«Фейк или не фейк?» – этот вопрос после появления очередной «сенсации» возникает регулярно.
«Медиафрения» и ее логика
По мнению журналиста, бывшего секретаря Союза журналистов России и бывшего депутата Госдумы Игоря Яковенко, нынешняя пропаганда нацелена на разрушение сознания. «Разрушается установление всяких причинно-следственных связей, нарушаются все законы логики, – разъяснил он «Профилю» свою точку зрения. – В одной и той же передаче говорят, что малайзийский «Боинг» сбил украинский самолет, и тут же, даже не сделав отбивку на рекламу, уверяют, что это сделал украинский «Бук». В одной и той же передаче сначала рассказывают, что Литвиненко отравил Браудер с помощью таллия, и тут же доказывают, что Литвиненко сам это сделал – сам лично откуда-то привез полоний, рассыпал его и съел».

Современную российскую пропаганду и пропагандой-то в ее классическом понимании нельзя назвать, считает Яковенко. Это и не сопровождающая обычную информационная война, которой занимаются специалисты, вводя в заблуждение противника, деморализуя его и принуждая к сдаче. То, что происходит сейчас, Яковенко определил как «медиафрению»: «медиа, сошедшие с ума, медиа, нацеленные на разрушение сознания». Настолько массированной лжи не было «ни в сталинский период, ни в брежневский, ни в нацистской Германии», считает эксперт. «И эта ложь комбинированная: вам что-то показали по телевизору, разъяснили в газетах, тут же это поддерживается многочисленными блогами в интернете», – говорит Яковенко.

Но отсутствие логики в содержании пропаганды не мешает ее высокой эффективности. «Аудитория, публика, телезритель подсажен на наркотик ненависти. Батальоны телезрителей просят огня, – уверен Яковенко. – Они привыкли, приходя вечером домой, садиться к телевизору и задавать сакраментальный вопрос: «А че там у хохлов?». И там должно быть все очень плохо».

«Пропаганда очень эффективна, – соглашается директор «Левада-Центра» Лев Гудков. – Значительная часть общества ее принимает». По данным «Левада-Центра», наиболее авторитетным и важным для себя каналом получения информации 85–90% населения страны считают телевидение. «Альтернативными каналами пользуется всего 6–8% населения, в Москве – от 15% до 17%, – говорит Гудков. – Это наиболее образованная, критическая и информированная часть общества». В провинции в среднем на одного респондента приходится два-три источника информации – телевидение, местные радио и газета. В столице другая информационная среда. «Каждый источник постоянно перепроверяется. Поэтому здесь и уровень критичности, аналитичности, рефлексивности по отношению к поступающей информации гораздо выше, – продолжает социолог. – Информация быстрее осмысляется, и, соответственно, пропаганда здесь работает слабее».

Каждый россиянин, по опросам «Левада-Центра», ежедневно смотрит телевизор в среднем по 4 часа, к различным интернет-порталам, сайтам обращается только пятая часть населения – от 18% до 22%. Радио, газеты охватывают еще меньшую аудиторию, примерно от 12% до 15%. Перестал быть альтернативой телевидению и интернет, констатируют социологи. «По мере расширения и распространения интернета там все сильнее действуют и кремлевские «тролли», и кремлевская контрпропаганда, – говорит Гудков. – Поэтому разные точки зрения уравновешиваются, и интернет потерял ту специфичность, которая была там 10 лет назад, когда говорили о «партии интернета» и «партии телевизора».

Интернет, по его словам, не в состоянии конкурировать со СМИ, потому что любое авторитетное СМИ структурирует аудиторию, задает некоторый уровень доверия.

А в интернете нет авторитетных каналов. «Общение в сетях – это общение равных, – поясняет Гудков. – Конечно, и там есть «звезды» и популярные блоги, но это мнения, фильтры информации, но не сами ее производители. Они могут только перенаправлять и размечать идущий поток информации, но не производить ее».

Одно из главных условий эффективности пропаганды – отключение большинства независимых или альтернативных по отношению к официозу источников информации. «Мы имеем дело с монополией на информацию, характерной для всех авторитарных или тоталитарных режимов. Нынешняя политика властей подавляет всякого рода дискуссии, многообразие точек зрения и тем самым стерилизует дискуссионное поле. Очень мало авторитетных инстанций, которые могли бы интерпретировать, дискутировать, разжевывать поступающую информацию», – говорит Гудков.

Особенностью нынешней «медиафрении» Яковенко считает то, что она «автономна, в значительной степени не является функцией государства». Если советская пропаганда полностью контролировалась и направлялась властью, то нынешняя хоть и инициируется Кремлем и им одобряется, но имеет свои логику и цели. «Сейчас, если в Кремле меняется вектор внешней политики, это совершенно ни на что не влияет. Многие аналитики предполагали, что перестанут говорить о «бандеровской хунте». Ничего подобного – как говорили, так и говорят, – объясняет Яковенко. – То, что мы по инерции называем пропагандой, – самостоятельное явление, которое работает на свое воспроизводство. Там есть свои интересы, борьба за повышение собственной капитализации». Таким образом, «медиафрения» заинтересована в том, «чтобы ненависти было все больше и больше». «Ведь если снизить градус ненависти, то станет непонятно, зачем нужны все эти телешоу, – говорит эксперт. – Если «война» прекращается, то Соловьев не станет устраивать «воскресные вечера» со вторника по субботу. Его заменят на что-то другое, и уровень его капитализации снизится. То же самое касается Дмитрия Киселева и Петра Толстого. Вместо них поставят какие-нибудь «старые песни о главном», или Петросян начнет плясать, или сериал запустят. Зачем они нужны, если все хорошо?».
Рожденная в СССР
Современную российскую пропаганду справедливо сравнивают с советской, но нынешняя, отмечают эксперты, значительно ее превзошла. В СССР пропагандой заведовал специальный сектор в ЦК ВКП(б) и ЦК КПСС, говорит Яковенко. «А сейчас статус тех же Соловьева и Киселева гораздо выше, чем статус лидеров фракции в Государственной думе, – сравнивает он. – Когда Соловьев приглашает их в свою передачу, они перед ним, как солдаты перед старшиной. И то, что принято называть пропагандой, теперь занимает совсем другое место в системе государственной иерархии. Ее статус и статус этих «генералов» выше, чем в нацистской Германии и Советском Союзе. Сегодня эти «информационные генералы» назначают «властителей умов». Приглашают какого-нибудь человека и сообщают зрителям, что это «великий русский мыслитель». А человек этот несет ахинею. Произошла очень сильная деформация экспертного, научного поля».

В советское время телевидение не играло такой роли просто по техническим причинам, рассуждает Гудков. «Зона охвата телевидения во второй половине 70‑х годов составляла всего 40%, сегодня – 95%, – говорит он. – Интенсивность передач и умения технологического пропагандистского внушения сейчас в разы более изощренные. Основу советской пропаганды составляло не телевидение, не картинки, а организации. Жесткое подчинение человека предприятию, где он работал, а также комсомольской, профсоюзной и партийной организациям, первому отделу и прочее. Это другая система идеологической индоктринации и принуждения. Сейчас, если вы выскажете несогласие с мнением диктора или политика, вас не потащат в партком и не будут прорабатывать». Но при этом нынешняя пропаганда «включает фактический материал в свою работу, очень умело склеивает тезисы с идеологическими мифами и конструкциями, и она стала несопоставимо изощренней». «Это принципиально другие политические технологии управления и манипулирования общественным мнением», – резюмирует социолог.

Тем не менее самые простые пропагандистские тезисы идут из советского времени. «Как говорят наши респонденты, «я с детства знал, что Америка нам вредит, мне это еще мама говорила», – объясняет Гудков. – Это можно воспринимать как шутку, но на самом деле в этом есть большая правда. Если учесть возраст (как правило, пожилые люди так говорят), посмотреть на время, когда были усвоены эти представления, мы получим брежневский период. И сегодня всплывают клише, тезисы, мифы, стереотипы, которые запали в сознание или стали основой политической и идеологической социализации того времени. Это глубоко лежащие слои представлений и установок, они не могут быть осознаны самим человеком, воспринимаются как самоочевидность именно потому, что усвоены в раннем детстве. Антизападные стереотипы, мировой заговор против России – все эти самые простые тезисы оказываются и самыми действенными».
Абстинентный синдром
Хоть пропаганда и сильна, но не всесильна. Доверие к федеральным каналам, согласно опросам «Левада-Центра», за последние пять лет, а особенно с началом экономического кризиса резко упало – с 74% до 41%. «Это произошло из-за расхождения повседневного опыта и пропаганды, официоза, который убеждает людей, что все хорошо, – объясняет Гудков. – Это вызывает раздражение, люди видят и чувствуют по своему карману совершенно другое». На этом примере, считает эксперт, сразу видно, что люди могут критически оценивать, а что они вынуждены принимать как данность. «Все, что касается внешней политики или событий, выходящих за пределы их повседневной жизни, не подлежит критике, потому что нет инструмента проверки, – продолжает он. – Человек может судить о коррумпированности чиновников, поскольку в повседневной жизни он сталкивается с ними постоянно. Отсюда стойкое понимание коррумпированности всей машины. Поэтому, что бы об этом ни говорили с высоких трибун, воспринимается весьма скептически и с недоверием».

Усиливающаяся изоляция, международные санкции в отношении России, не прекращающийся кризис и растущая бедность – все это в итоге будет сводить пропаганду на нет, считает Яковенко.

«Телевизор, безусловно, выигрывает в неравной борьбе с некоторой частью интернета, но, может быть, уже к осени этого года на помощь интернету придет куда более сильный прибор под названием холодильник, – рассуждает он. – С холодильником телевизор не сможет справиться никогда». И вскоре люди позабудут, что еще вчера были окружены врагами.

«Вспомним хотя бы 1956 год, когда нам сказали, что «оказался наш Отец не отцом, а сукою», – говорит Яковенко. – Были люди, которые заснули с именем Сталина на устах, а проснулись, проклиная его. Мы видели, как люди восхищались Горбачевым, а потом проклинали его, восхищались Ельциным, потом проклинали его. Общественное сознание – штука инверсионная, сегодня любовь, завтра ненависть».

Гудков соглашается с этим мнением, но только в части краткосрочных перспектив. «Если брать короткие пропагандистские кампании за последние 15 лет – антигрузинскую, антиукраинскую, четыре волны антиамериканизма (1999‑го, 2003‑го, 2008‑го и нынешнюю), как только телевизор выключался, через несколько месяцев массовое сознание восстанавливало свои привычные оценки, – говорит он. – Как бы ни нагнеталась враждебность, агрессия и неприязнь к Америке, она все равно представляется самой сильной, развитой в технологическом и экономическом отношении державой. Это идущий от массовой культуры образ обеспеченной страны, где права граждан защищены целыми институтами, независимым судом, общественным мнением. С этим пропаганда не в состоянии спорить. Она может только на какой-то период нейтрализовать эти базовые представления, но как только она отключается, немедленно этот идеальный образ Америки всплывает и восстанавливается. Точно так же в отношении других стран или проблем».
В долгосрочной перспективе последствия могут быть куда более тяжелыми, как показал опыт краха советской системы. «Общество оказалось не готовым к изменениям, строительству новых институтов. Никакой идеи о том, что такое независимая судебная система, как должны строиться демократия и правовое государство, в головах людей не было, – объясняет Гудков. – Поэтому, столкнувшись с реальностью и началом реформ, где главным тезисом был запуск рыночной экономики, с их негативными последствиями, общество через какое-то время откинулось назад. Всплыли мифы даже не вчерашнего, а позавчерашнего дня, возродился темный русский национализм». Так появился «имитационный русский традиционализм, когда стали выдумывать русские традиции, русскую духовность вплоть до путинских скреп и центра истории в Херсонесе». «Это изобретение своего прошлого, искусственная история, – продолжает Гудков. – Общество оказалось не готовым к переменам, и это его защитная реакция, глубокая фрустрация. И патриотический подъем по поводу Крыма – часть этой фрустрации и комплекса неполноценности». Подъем сменился ожиданием. Люди чего-то ждут: то ли когда кризис кончится, то ли войны – это состояние сильнейшей неопределенности».
В итоге возникает разрыв с реальностью: общество оказывается не способным понимать, что с ним происходит, и оно лишается образа будущего. Стерилизация сознания общества, кастрация его способности видеть будущее – главные последствия пропаганды, подчеркивает социолог, а это означает рост апатии, отток молодежи. «Хотелось бы, чтобы люди это понимали, – заключил он. – А то у нас очень примитивные представления о том, что телевизор может просто вынуть одну систему картинок и вложить в голову другую».

Екатерина Буторина