Тайна мобилизации

Хотим мы того или не хотим, нас ждет существенная трансформация исторической памяти о войне. О ТОЙ САМОЙ Войне. С одной стороны, истончается непосредственная связь с тем временем, ветераны уходят, а семейная история довольно редко реконструируется и хоть как-то записывается. У нас есть твердое понимание значения той войны, хотя знаний, вероятно, не очень много. И то, и другое унаследовано из все дальше уходящей от нас эпохи Послевоенной Державы, главной особенностью которой всегда было создание и поддержание совершенно определенного идеологически выверенного канона. Однако процессы переосмысления идут. Историки очень активно занимаются исследованиями событий Второй мировой, выходит много удивительной литературы, и отзвуки этих исследований прорываются в масс-медиа. Порой они пугают, шокируют, смущают, заставляют недоуменно вопрошать: как это все понимать?

Еще пять лет назад 20% граждан России говорили, что новые фильмы о войне существенно меняли их представления о том времени (ФОМ, март 2005), да и рассказы ветеранов, мо мнению половины сограждан, существенно отличались от медийной баталистики (ФОМ, апрель 2004). По всей видимости, в будущем нам уготованы существенные изменения наших канонических представлений и, соответственно, иное понимание смысла той войны. И стоит сомневаться, что "Комиссия по борьбе с фальсификациями истории" поможет сохранению канона. Слишком много сложных вопросов, на которые нужно давать ответы не от патетики и текущей идеологии, а исходя из понимания нашей культуры и нашего общества – каким оно было до войны, и каким стало в результате.

Одной из таких загадок является начало войны: как проходила мобилизация общества не с точки зрения государственных мобмероприятий, а с точки зрения осознания людьми что случилось, что же это за война такая. Эрнст Юнгер, бывший командиром штурмовой бригады в первую мировую, размышлял о феномене "тотальной мобилизации" - акте, "посредством которого широко разветвленная и сплетенная из многочисленных артерий сеть современной жизни одним движением рубильника подключается к обильному потоку воинственной энергии". Тотальная мобилизация - полное сосредоточение сил всего общества на конкретной задаче - на войне, на "принуждении, которое человек приветствует ликованием", поскольку всеми людьми единый "гештальт", общее понимание и переживание текущей ситуации.

Нас убеждали в том, что для нас Отечественная война была всенародной, "кровным делом", выстраданной болью.

Вероятно, она стала таковой, но далеко не сразу, и призыв власти к "братьям и сестрам" не был распознан всем нашим обществом. Ведь были и власовская армия, и казаки Паннвица, не считавшие изменой новый этап борьбы с большевиками, и среднеазиатские рекруты, не понимавшие зачем они находятся на передовой. Только когда знакомство с врагом состоялось, только тогда народ согласился взять себе в союзники эту власть. Ему пришлось это сделать, и тогда стал возможен Сталинград. Мы не отдаем себе отчета в том, что единого советского общества не существовало, ткань его была разорвана, разгромлена революцией и гражданской войной, и нам трудно себе представить сегодня - насколько. Но для адекватного понимания значения Войны для нашего общества и для всех российских народов это необходимо сделать. Может быть, из этого вырастет новая этика "общего дела"?

Артемий Магун, разбирая феномен революций, показал важную их черту: они всегда движимы утопическими идеями, но за иллюзией созидания и "прорыва в будущее" существует реальность отрицания. Что отрицается? Отрицается собственное единство. Революция разворачивает общество к самому себе и заставляет обнаружить внутренний раскол, фундаментальный разлом в "социальной литосфере". Но главное - революция не способна этот разлом преодолеть. Революционное общество, как показал еще Токвиль, остается тем же самым, каким было при "Старом порядке", оно лишь освобождается от прежних легитимаций и авторитета политической власти. Именно поэтому революция продолжает отрицать, "переворачивать" саму себя: внутренний раскол оказывается сильнее позитивной программы.

К началу Войны общество все еще было расколото гражданской войной и революцией, и новая власть была не в состоянии его преодолеть. Никакая "тотальная мобилизация" исключительно государственными методами принуждения в такой ситуации была попросту невозможна. Так что же произошло в 41-42 годах? Что общество поняло о самом себе и о своей власти? Не верится, что ответ очевиден, и тем более - уже кем-то дан. Единственно, что понятно, что для власти военная мобилизация парадоксальным образом оказывается способом проверить, что из себя представляет общество, и что скрепляет с ним нынешний политический режим. Правда, это опасный эксперимент, результаты которого могут уже оказаться никому не нужны.