Держитесь, помощь идёт!

Вот кто-нибудь вспомнит эту фразу из детского рассказа Бориса Житкова? Рыбаки остались на льдине, самолёт сбросил мешок с едой, а ледокол доставил бедолаг на сушу. Все улыбаются, все рады. И в каждом читателе - иллюзорная уверенность, что если с ним случится подобная напасть, то и его в беде не бросят... О, если бы...

В семидесятых годах единственная возможность заработать побольше для артиста Москонцерта была одна: выезжать с концертной бригадой на "чёс". Команда артистов (совершенно официально, по утверждённому свыше гастрольному плану) выбиралась куда-нибудь в глушь, и моталась там от деревни к деревне. Главная идея: сыграть максимум концертов за короткий срок (традиционно, за месяц - шестьдесят концертов). Артистам платили "концертную ставку" независимо от сборов: даже если в зале сидели пара бабулек и местный пьяница, концерт всё равно считался состоявшимся.

Наверное, понять, что нас окружало, в состоянии только полевой геолог: ночёвки в клубах, автобусах, шестиместных пятилюксах, отсутствие водопровода, еды и вообще всего, без чего горожанин не представляет жизнь. Холод, голод, разруха, тлен и всеобщая апатия. Лужи и канавы вместо дорог; автобусы, немыслимые даже в затерянном мире - мы их любовно прозвали именем тогдашнего министра культуры, разместившего заказ на их производство - "фурцваген".

Обычно, за день до выступления, наш администратор по телефону согласовывал с местным начальством детали проведения концерта - время начала, маршрут и всё сопутствующее. Поэтому, когда однажды мы ехали играть в какую-то очередную дыру, все уже знали заранее, что дорогу автобус не осилит, и что колхозное начальство обещало выслать трактор в помощь нашему фурцвагену. Надо сказать, нас это радовало: что такое - тащить автобус из грязи мы знали прекрасно. Это была, можно сказать, гастрольная рутина.

...Наш фурцваген натужно пёр по ухабам - и вот, наконец, дальний свет выхватил из ночной тьмы спуск в низину. Мы замерли: впереди, внизу, виднелась лужа - целое озеро, метров сто длиной, слегка припорошённое снежком. Чуть ближе, в полукилометре, мерцали огни - две мутные передние фары и луч фары-искателя на кабине трактора. Сам силуэт трактора в снежной хмари был едва различим.

Автобус остановился. Воцарилось молчание, разговоры затихли. По обычному сценарию, заметив нас, трактор должен быть подъехать, подцепить фурцваген, перетащить его через хлябь, и затем помочь нам добраться до концертной площадки.

Но трактор почему-то не трогался... В замешательстве мы провели полчаса, и стало ясно, что пора принимать меры: если тракторист нас (предположим) не видит, то надо кому-нибудь идти к нему и как-то объясняться. Разумеется, желающих вылезти под пронизывающий зябкий ветер и стужу сразу не нашлось...

И тут - настал час Боба Цимбо! Помнит ли кто - был в Москонцерте артист с таким именем: негр среднего роста, снявшийся в десятке советских фильмов, где по роли требовался такой вот этнический типаж. На сцену он выходил с нелепой интермедией, в псевдорусском костюме, играл на балалайке, и, в общем, имел успех. В жизни это был совершенно обычный человек, по-своему обаятельный, а когда появлялся на улице в кепке и ратиновом пальто, был похож, скорее, на рыночного азербайджанца.

Чертыхаясь, Боб напялил болотные сапоги, распахнул дверь, и ухнул по колени в грязь. Мы, затаив дыханье, наблюдали в ветровое стекло борьбу мужественного Боба со стихией... Вот он делает первый неверный шаг... ещё... идёт, обходя лужи... приближается к трактору... залез на гусеницу, смотрит в кабину... Наш водитель выключил свет в автобусе: близилась развязка.

Вдруг Боб спрыгнул с гусеницы, тракторный мотор зарычал, громадина дёрнулась, резко, на пятачке, развернулась - и, набирая скорость, начала от нас удаляться. Но, проехав считанные метры, трактор нелепо, враскоряку, завалился на бок в кювет! В раскрытой двери лежащей на боку кабины появился водитель трактора - он спрыгнул на землю и пустился бежать по дороге во все лопатки - от нас!

Минут через десять появился раздосадованный Боб с рассказом о случившемся. Оказывается, тракторист (как мы и думали) спал себе в тёплой кабинке, предварительно, конечно, накачавшись портвешком по тогдашней моде. Когда Боб принялся стучать в стекло, проснулся он не сразу. А разлепив веки, вдруг заорал, состроил дикую рожу и рванул рычаги - Боб еле успел спрыгнуть на землю. Ну, а вы бы на месте тракториста не испугались? - в стекло глядит совершенно чёрная рожа (где ему было в Пьянско-Перевозском районе Горьковской области такое лицо увидать? Только в алкогольном кошмаре!), и - орёт, оскалив белые зубищи: "Эй (пип!), тракторист(пи-пип)! Ты (пип!) чавой спишь-то?"

...Опустим же завесу милосердия над этой сценой - как мы оттуда выбирались, и какие чувства и образы нами владели в то, теперь уже давно прошедшее, время...

А название района - совершенно реальное.