Этот самый первый день войны...

На модерации Отложенный Третьего дня я выставил на Гайдпарке материал «Мост. Удивительный русский народ», в центре которого был один из фронтовых рассказов отца. Кончилось это для меня, можно сказать, печально. Налетела такая орда русофобов и ненавистников русской, советской истории, что через полтора дня для меня самого блог закрылся – я уже не мог вставить ни один собственный ответ на их глумливое издевательство над нашей историей и над моим материалом. Поэтому я сам снял свой материал, хотя команда Гайдпарка уведомила меня, что всё дело в технических возможностях интернета – 500 комментариев, как никак. Возможно это и так на самом деле.

Однако сегодня вновь рискну, и выставлю на Гайдпарк еще один фрагмент из воспоминаний отца. Правда, в своем изложении, ибо телеграфский стиль интернета отцу остался неведом. Моего отца, Виктора Ивановича Касьяненко, хорошо известного многим на Дону, уже нет в живых 19 лет – не дожил несколько месяцев до своего семидесятилетия, умер от третьего инфаркта. Наверное, когда-нибудь я допишу отцовскую повесть о войне, которую ему не довелось закончить, а пока ограничусь только вот этим его рассказом о самом первом дне войны.

Войну отец встретил в Латвии. Его, курсанта военно-инженерной академии, летом отправили строить укрепсооружения на новой границе. (Напомню, что Латвия перед войной тоже являлась пограничной с рейхом территорией. Там, где после войны появилась литовская Клайпеда, был немецкий Мемель – часть Восточной Пруссии).

И вот отец, а также несколько приданных ему красноармейцев 22 июня в чистом поле месят бетон и вяжут арматуру – строят дот. Солнце поднялось уже высоко, когда пришла крестьянка-латышка. На ломаном русском объяснила им: началась война.

Отец рассказывал: он выстроил своих шестерых солдат в три ряда по два человека, сориентировался по компасу – в какую сторону Рига, и они потопали. Идут по шоссе час, другой, потом слышат – их догоняют танки. Отец еще издалека поднял руку – голосует, чтобы взяли на броню.

…А когда до танков оставалось метров сто, солдаты ахнули: на башнях – кресты! Ни оружия, ни гранат, естественно, у них не было – это же стройбат. И бежать некуда – чистое поле. Повалились в кювет, авось, пронесет - не увидят. Но их всё же немцы увидели, даже смеялись с башен, когда колонна шла мимо. Однако не остановились и – ни одного выстрела. Зачем им семеро безоружных пацанов в рабочих комбинезонах?

Потом на их глазах колонна немецких танков вошла в латышское село и стала там. А отец с солдатами, сделав большой крюк, обогнули село полем, вновь вышли на шоссе и потопали дальше.

Ближе к вечеру встретился лесок, а в леске – полно отступающих войск и наш артдивизион, которым командовал пожилой старший офицер. Отец хотел доложиться, но тот только махнул рукой: «Строители? Берите лопаты и копайте вместе со всеми. Брустверы, окопы».

…Когда отец рассказывал о дальнейшем, у него мокрели от слёз глаза, что вообще случалось с ним нечасто. Короче, когда немецкие танки, видимо, после обеда, двинулись дальше по шоссе, их встретили в этом леске по всем правилам военной науки. Первым же дружным залпом из орудий подбили первый и последний танк в колонне, а потом начали методично уничтожать всё, что было посредине. Артдивизион за несколько минут уничтожил всю немецкую танковую колонну начисто, не потеряв сам ни единого человека. Потом дружно запрягли лошадей и потащили пушки в Ригу.

Но вот в Риге праздничное настроение отца (именно праздничное) мгновенно улетучилось. На улицах творилось черти что. Они были запружены отступающими со всех сторон войсками. Полная неразбериха. И что самое ужасное: среди людей, пытавшихся остановить убегающую от немцев толпу военных, отец вдруг увидел …Ворошилова, чьи маршальские звёзды нельзя было спутать ни с кем из военачальников. Представьте, каково вдруг слушателю академии узнать в толпе людей почти что бога – ведь этого бога он видел раньше на трибуне Мавзолея, когда маршировал в «коробочке» по Красной площади.

…Сталинский маршал был жалок: он стрелял из нагана в воздух, матерился… А люди в военной форме, словно загипнотизированные, обтекали его с двух сторон, двигаясь на север, в сторону Ленинграда. Поразительно, но отец рассказывал: в летних кафе уже сидели молодые латыши с черными повязками на рукавах рубашек, ничего не боясь и иронически посматривая на отступающие войска.

Сейчас снова много говорят о причинах жуткой катастрофы 41-го года. Кто-де виноват в отступлении войск - то ли сам Сталин, то ли его военачальники? Неужели никто из этих нынешних горе-стратегов не в состоянии представить себя в толпе обезумевших от страха людей, бегущих с позиций? Как бы он сам себя вел, если бы достоверно знал, что к вечеру его, такого умного и уникального, без которого человечество неполно – вдруг не станет? Драпали. Драпали еще, считай что целый год, до лета сорок второго, до появления свирепого сталинского приказа «Ни шагу назад!» и заградотрядов. Но кто мы такие, чтобы в этом обвинять фронтовиков? Мы-то не воевали…