МОНЕТА или О-ХО-ХО и О-ГО-ГО

МОНЕТА или О-ХО-ХО   и  О-ГО-ГО

   Пришлось мне в яркий, солнечный, незатрёпанный  слякотями и  длинными осенними дождями денёк, когда солнце, словно рассыпалось на горячие лучи, которые сплошным потоком, разгребая холодный Космос, катились к земле, обогревая её теплом,   проходить мимо  одноэтажного здания, упакованного в стены,  отливавшие мраморным, чёрным блеском. Заглядывать  в него я не стал. А зачем? Если внешность такими чудесами отбивается и на глаза наворачивается,  то внутри красоты сказочные или тишина могильная, пробираясь через которую думаешь, что лучше быть маленьким человеком и лежать под холмиком с деревянным крестом, чем великим, потому что великого не оставляют в покое даже тогда, когда его жизнь замкнулась.  

   Посмотрел я на это здание, хлынул свет на меня от огромных, европейских окон, ступенек белокаменных и захотелось мне прорубить светлое окошко в потемневшей душе, загрузить её сим зданием, похожим на дворец царский, чтобы отвлечься от чёрных мыслей. Это такие тараканы, которые руками не выгребешь и как клопов не пощёлкаешь.  Залезли они в мои мозги, когда откатилась от меня жизнь большая, как в щёлку провалилась, а в щели той  зависли сын и невестка на игле, и, как я не пытаюсь, никак их оттуда со всеми российскими законами и их творцами -  сдёрнуть не могу.

   Только хотел я расковырять темень  и вырубить окошко в ней, как  дверь с таким шумом отворилась, будто  гром с поднебесья выкатился. Задаст сейчас перцу, помнёт денёк, но вместо этого на порожки вывалился увесистый мужик. Роста огромного, с пенсионным лицом, забранным в свалявшиеся поседевшие комки, сучковатым костылём, обутым в резиновый «патрон», целлофановым пакетом с размашистой надписью «Madein...», набитым какими-то коробками, и с протяжным, тоскливым  вздохом о-хо-хо, похожим на вздох человека, перебирающегося с одного света в другой. В такой цветистый денёк и возле чёрного мрамора о – хо – хо. Смутило меня это, загадочным оказалось.

- Что ж так, - недовольно поинтересовался  я, нужно было бы пройти мимо, и никаких странностей не случилось бы, да любопытство насело, - с такого красивого здания и с о – хо – хо. Вредничаешь. Плясать нужно и аплодисменты рассыпать. Раньше хибары в городе были. А сейчас небоскрёбы с бетоном, железом и стеклом. Да вот ещё здание мраморное. Задолбался в душе, радость в неё не пускаешь.

   Словом, нахлёстываю я его, строчу  упрёки и смотрю, как он реагирует на это, а мужик вдруг разбухать стал. Внутри у него как бы кто-то поселился и раздвигать костную массу  начал. Вширь пошёл, укрупняться в плечах, в рост вымахал и как глыба завис надо мной.

- А ты подними шары свои заквашенные и кинь на здание, - заорал он, залепив пенистым плевком мраморную накидку.

- Сказочный дворец, - отбрил я.- Стою и любуюсь.

- Да ты на вывеску глянь, дура, - грохнул он, как из  пушки.

- Что ж ты такой свирепый, дядя, -  отбил я. – Может с утра не тот товар прикупил?

   А он завёлся, как вечный двигатель, и крутит своё динамо: посмотри, да посмотри. Не выдержал я и  решил глянуть. Поднял  глаза к верху, выхватил кусок безоблачного синего неба и с этим куском взглядом вниз пополз. Остановился, когда взгляд наткнулся на огромные в длину локтя взрослого мужика  в зелёный свет закутанные  буквы «АПТЕКА»

- Ну, аптека, - сказал я. – Не зверинец, а государственное учреждение. Больным в помощь.

- Ты, дура, - заголосил  мужик, запуская костыль вверх, чтобы потом опустить его не просто вниз, а на мою голову, - смотри, что  дальше, внизу  нацарапано.

   Глянул я и дальше, а внизу мелким, курчавым шрифтом; как бегущая строка в телевизоре: « с пяти процентной скидкой на лекарства для пенсионеров».

-  Ну, аптека, - повторил  я.

– С привилегиями и помощью для пенсионеров.

   Мужик со злобой посмотрел на меня,  потряс целлофановым пакетом и не заорал, а вулканом загрохотал и с такими обидными на меня словами, что я чуть не спёкся.

- Не понимаешь! У меня о – хо – хо, - он вывернул карманы, из которых выскочила блестящая монетка.

   Перепрыгивая со ступеньки на ступеньку, она скатилась на тротуар, и, проскочив между моими ногами, понеслась по дороге, сверкая отполированными боками, а потом, словно намагниченная взглядом хозяина, крутнулась, повернула назад и, проскакав вверх по ступенькам, завертелась на месте, словно заблудилась, а через несколько секунд, мне даже послышался свист, вылетевший из-за приоткрывшейся двери, шмыгнула в  дверную щель. Я бы заглянул и в щель, чтобы увидеть, куда дальше побежала монетка, но отвлёк мужик.

   Самое странное для меня при взгляде на несущуюся монету заключалось не в том, что бежавшая монетка была, как живая, сделанная не из металла, а словно рождённая плотью, а в том, что прослеживая её бег, я видел, при том чётко и ясно, как вокруг неё образуется абсолютная пустота,  в которую скатывались люди,  дома, улицы,  солнце...Она была будто безжалостный, гигантский пылесос, беспощадно  всасывавший в себя всё, что встречалось на дороге. Вдобавок к этому, от неё непрестанно, без перерыва  отлипали другие монеты, неизвестно откуда взявшиеся, которые с бешеной скоростью заполняли пустоту, превращая её в огромную, звякающую, безлюдную  монетную пирамиду. Эта картинка слетела с моего сознания, когда я почувствовал, что в моей спине кто - то хочет, как бы просверлить дырку.  Оглянувшись, я увидел, как мужик пытается накрутить костылём мою кожу на спине.

- Ты же видел, как монетка бежала, - заорал он, - видел, почему же не помог подловить её?

   Он шумно вздохнул, напустив ветра прямо мне в лицо, оттянул костыль к себе и положил на ручку тяжёлый квадратный подбородок

- Дурень - я, не нужно было карманы выворачивать, она заскочила бы обратно. А теперь хрен кому докажешь, что она моя была.

   Он мрачно и долго смотрел на закрытую дверь, но так как монетка не возвращалась, он, перебросив взгляд на меня,  ткнул костылём в её след.

- А там о – го – го! Понял?

   Мужик почесал костылём защипанный в морщины затылок и, тяжело переваливаясь со ступеньки на ступеньку, сошёл на тротуар, занавоженный грязным снегом.

- Я вам ещё покажу, мать твою, - хрипло засипел он, -  я вас выдеру из мрамора. Усёк?

- Усёк, - поспешно ответил я, опасаясь, что он в таком состоянии может напутать и в первую очередь подметёт костылём не засевших за мрамором, а меня.

   Домой я не шёл, а бежал, потому что мне захотелось  кое-что прояснить. Не раздеваясь, я угнездился за компьютер и начал рыскать в Интернете и через пару минут нашёл, что  самая дорогая монета в мире на данный момент - это первый американский серебряный доллар 1794 года, так называемый Доллар с изображением Свободы с распущенными волосами или просто Доллар "Распущенные Волосы". Лирично. На этом я не успокоился и стал гонять по Интернету, чтобы узнать, сколько же стоит эта «лирика» на аукционе.Оказалось, что первый серебряный доллар США был продан за рекордные $7 850 000, заняв законное первое место в списке «Самые дорогие монеты в мире».  Мне стало интересно пощупать ещё раз Интернет, чтобы узнать стоимость убежавшей от мужика монетки, но, сколько я не щупал – стоимость монетки так и осталась тайной.

   Это не расстроило меня, потому что человек начинает познавать действительность с тайн и заканчивает своё познание тоже тайной.