"Путин потихоньку сдает Асада"

На 25 января в Женеве запланированы многосторонние переговоры о политическом урегулировании конфликта в Сирии. В них, как ожидается, будут участвовать дипломаты мировых держав, представители так называемой "умеренной" сирийской оппозиции и официального правительства страны. Зайдет ли на них вновь напрямую речь о будущем сирийского президента Башара Асада? В прошлую пятницу британская газета Financial Times со ссылкой на двух высокопоставленных сотрудников западной разведки сообщила, что президент России Владимир Путин попросил Асада уйти в отставку. ТАСС, однако, опроверг эти сведения, опубликовав короткую реплику Дмитрия Пескова, пресс-секретаря Путина: "Нет, это не так".

По данным Financial Times, бывший глава ГРУ Генштаба Вооруженных сил Российской Федерации Игорь Сергун накануне Нового года ездил в Сирию, чтобы передать просьбу российского президента Асаду лично. Источник газеты сообщает, что Асад якобы заявил тогда о невозможности развития отношений между Сирией и Россией без его личной решающей роли. После чего Игорь Сергун 3 января умер. По официальной версии, это произошло в доме отдыха в Московской области от острой сердечной недостаточности. Однако источник американской разведывательно-аналитической компании Stratfor, на Западе считающейся "теневым ЦРУ", со ссылкой на специальный доклад говорил, что Сергун скончался 1 января в Ливане.

О том, какой в ближайшее время может быть стратегия Владимира Путина в Сирии, как она может быть обозначена на начинающихся 25 января переговорах и насколько реальной кажется информация Financial Times и Stratfor, учитывая нынешнее поведение Владимира Путина и ситуацию с сирийским кризисом, в интервью Радио Свобода рассказывает политолог, профессор Европейского центра стратегических исследований им. Джорджа Маршалла в ГерманииАлександр Гарин:

– Предположить, что Путин просил Асада уйти, можно, поскольку интерес президента России, прежде всего, в том, чтобы сохранить в Сирии свои "командные" позиции. А уж как будет называться "главный лидер", который гарантирует там базы и прочее для России, – уже второстепенная вещь. Но насколько реалистично это предложение – другой вопрос. Потому что Асад – не демократ, который может уйти на пенсию, а глава мафии, лидер большого клана. А это большая пирамида! На него сделали ставку все те, кто отчаянно воюет и которые должны будут уйти вместе с ним. Поэтому он будет цепляться за власть до последнего. С другой стороны, интерес у Путина реальный – сохранить военные базы, прежде всего. Все это похоже на события советской войны в Афганистане. Десятилетия усилий сначала советской, а потом российской дипломатии заключались в том, чтобы держать некие области под хоть каким-то своим влиянием. Как и в Афганистане в свое время – когда у Политбюро возникло опасение, что новый афганский режим окончательно отдалится от СССР и рухнут все эти десятилетия усилий, было принято решение ввести туда войска.

Немного те события похожи на то, что произошло сейчас в Сирии, в гораздо более легкой форме, разумеется. Путин сохранил некую полоску земли. А пропагандистским прикрытием ко всему было то, что он якобы возглавил новую коалицию против группировки (запрещенной в России. – РС) "Исламское государство". Но "продать" это он никому не смог, потому что Россия фактически бомбит всех, кто против Асада. И дальше, после того, как он убедился, что его действия контрпродуктивны, что он влез в войну на стороне шиитов против большинства суннитов, что ему остается делать? Только как снизить степень абсолютной поддержки режима Асада! Потому что это безнадежно, с Асадом никто не будет сидеть за одним столом. Поэтому можно было бы предсказать, конечно, что Путин станет потихонечку пытаться сдавать Асада. Но его задача в том, чтобы сохранить вот этот вот клан, этот режим, который гарантирует ему "базу". Так было в Ливии – пока Муаммар Каддафи был друг России, там была какая-то перспектива на стратегические торговые договоры, на всякие совместные проекты и прочее. И Москва за Каддафи держалась до последнего. Но когда Каддафи скинули, то было понятно, что вместе с этим летят в трубу все перспективы сотрудничества России и Ливии.

Точно так же сотрудничество Сирии и России вылетело бы в трубу, если бы режим Асада совсем исчез. Хотя предвидеть, что там будет, на территории Сирии, трудно, но сейчас ничего не остается, кроме как делить власть. В конце концов, дождаться того, что основные актеры, которые там присутствуют, все эти многочисленные группы решат разделить власть. Простейшая модель – это Таджикистан. Были когда-то там выборы, потом из этих выборов получилась гражданская война. Потом все-таки согласились люди разделить власть. Насколько ситуация в Таджикистане прочна сегодня – трудно сказать. Но, по крайней мере, там враги пока примирились. И, как это ни удивительно, мы видим эволюцию в этом направлении и в Ливии, поскольку в этой стране нефтяные месторождения расположены как бы посередине. Делить нефть – очень трудно. По этому образцу мы можем надеяться увидеть развитие в Ираке между шиитами и суннитами. И это должно добраться и до Сирии. Но главы мафии на пенсию не уходят, потому что они должны уйти вместе со всем кланом. А клан этого не позволяет, и ставки в игре огромны, потому что вместе с уходом лидера потеряют все те, кто стоит за ним и у кого на руках много крови.

– Символическая фигура Асада много значит для внутреннего российского употребления. А россияне, насколько мы себе представляем, довольно плохо понимают, что происходит в Сирии. Возможный уход сирийского президента сильно ударит по имиджу Владимира Путина внутри России?

– Отставка президента Асада как отречение Николая II от власти? "Смирение "сознательного" монарха, или диктатора, автократического лидера, который отдает власть, упирая на то, что, мол, я с одной стороны хочу дать молодым шанс, с другой – открыть дорогу переговорам". Почему нет?! Это все можно и так приукрасить. Российская ТВ-пропаганда это сделает в 5 минут! Вопрос не в этом, а в том, что это не уход Каддафи, когда исчезают вместе с ним и все двусторонние отношения. Ведь Каддафи ушел не сам, его убрали, убили в результате войны. И естественно, что в Ливии у власти не осталось никого из тех, кто имел связи с Россией. Если Асад исчезнет не в результате военного проигрыша, это будет не свержением режима, а мягким уходом от власти. По этому образцу многие диктаторы начинают потихонечку действовать – отступать, уходить на задний план, надеясь, что каким-то образом не они, так, по крайней мере, их основной клан поддержки останется – и они сами останутся при своих интересах. Поэтому весь вопрос в том, как ушел бы Асад. А подать это можно прекрасно. Надо сказать, то же самое было бы с Путиным, условно говоря, если бы вдруг его окружение решило освободиться от своего лидера каким-то образом, как это в свое время было в СССР, когда убрали Хрущева. Главное в том, надеется ли диктатор сохранить самого себя – физически, свои интересы и все остальное.

​– В прошлом ноябре вы обращали особое внимание на слова канцлера ФРГ Ангелы Меркель, по поводу отсутствия у Владимира Путина чувства реальности. Прошло не так много времени, но экономическое положение России, по крайней мере, довольно резко ухудшилось.

Падают цены на нефть, падает курс рубля. Как вы полагаете, появляется ли это чувство реальности у президента сейчас? Можно ли ожидать в нынешнем политическом и экономическом контексте официальных изменений позиции Кремля по сирийскому вопросу?

– Первоначальная позиция вообще была очень простая и совершенно дубовая. Но ее можно было "продать на улице" и на Западе некоторым людям. Позиция Москвы заключалась в том, что все, кроме Башара Асада, – плохие (группировка "Исламское государство" и вообще все те, кто против Асада, "а они такие же плохие, как "Исламское государство"). Поэтому, если мы бомбим тех, кто против Асада, то тем самым мы возглавляем "коалицию", причем деятельную, активную. "Исламское государство" – абсолютное зло. Раз мы против абсолютного зла, значит, мы за абсолютное добро! Но вот далеко Путин не уехал с такой интерпретацией. В каком-то смысле результат был в его пользу только в одном: естественно, что в демократических странах лидеры попытались показать, что они делают все возможное для того, чтобы каким-то, по возможности мирным, путем, разговаривая друг с другом, улучшить положение в Сирии. Это означало, что, как бы ни был плох Путин в глазах международных лидеров, но все-таки они с ним дипломатически разговаривали по поводу Сирии. Хотя разговоры эти все, если послушать речи и выступления Керри, Меркель и других, сводились к тому, что то, что делает Путин, – это контрпродуктивно, и он должен будет в этом сам убедиться. Действительно, прошло время. Западные лидеры отметились тем, что говорили с Путиным, то есть никто не может укорять их, что они потеряли этот шанс.

Но дальше мировая общественность увидела, что так просто дело не делается. Только тем, кто плохо знает, что происходит в Сирии, кажется, по-прежнему, что если только великие державы, или, так сказать, "псевдовеликие державы" о чем-либо договорятся, то дело будет в шляпе, "мы все решим за сирийцев, что они будут делать". Так не получается. Поэтому единственная возможность у Путина оставаться там дальше состояла в том, чтобы смягчать свою позицию. Он ее может смягчать до того, что допустит, что Асад уйдет. Там можно много ступеней придумать. Первая: "Хорошо, будет выборы. Но Асад – один из кандидатов на выборах". Вторая: "Хорошо, будут выборы, Асад не будет уже кандидатом на выборах, но он будет считать голоса". Третья: "Асад не будет считать голоса, будут считать какие-то другие люди, но из его клана". Четвертая: "Хорошо, будут выборы, люди Асада уже не будут считать голоса, а будет считать какая-то комиссия, заслуживающая доверия". И так далее. В этом смысле – да, чувства реализма у Путина прибавилось.

– Вы видите четко выстроенную стратегию стран Запада в борьбе с группировкой "Исламское государство", в разрешении сирийского конфликта, учитывая всю запутанность ситуации?

– Да, вижу. Но эта стратегия не похожа на то, что было бы приятно назвать стратегией как в шахматной игре, то есть в том смысле, что в конце этой стратегии мы увидим всеобщее удовлетворение. Сейчас вся стратегия состоит в том, чтобы не дать плохому партнеру выиграть. И одновременно – чтобы не победил кто-то такой же плохой. Чтобы однозначно не победили ни шииты, ни сунниты – в том смысле, чтобы начать тут же резать друг друга, в том, чтобы не победило "Исламское государство". Не закрыть возможность для людей образумиться! А образумиться – значит создать предпосылки для быстрой эволюции того пути, по которому пошла Европа в XVII веке, в период 30-летней войны, когда религию убрали из европейской политики.

Есть и два плохих выхода. Первый – сохранить диктаторов, это вот идеал Путина, не верящего в демократию. Лучше Каддафи, лучше Асад или кто-то там еще. "Какой бы ни был он каннибал – при нем спокойствие, хотя и кладбищенское". Но такой подход уже отпадает, просто потому что мы уже живем в другое время! Люди имеют доступ к интернету, легче организуются, чем раньше, обманывают свою полицию, устраивают революции. И не потому, что это все срежиссированные извне заговоры, а потому что они изнутри, сами по себе, недовольны этими диктаторами. Это первая иллюзия. Второй плохой выход, вернее, иллюзия – та, жертвой которой стал Джордж Буш-младший, когда он убрал тирана в Ираке, и допустил ряд ошибок. Не нужно было совсем уничтожать там государство. Да этого, разумеется, и не было первоначально в планах США! Это была ошибка утопическая – что, мол, мы убираем диктатора и в стране, как трава, растет демократия. И люди сами радостно выбирают демократически кого нужно. Вместо этого получилось, что 60 процентов иракских шиитов решили, что воспользуются, наконец, шансом и изменят положение, складывавшееся десятилетиями! Потому что они десятилетиями страдали под давлением суннитского меньшинства в Ираке. И в результате несколько раз, сначала "Аль-Каида", а потом "Исламское государство", парадоксально выступили в роли защитника суннитов.

Надо сказать, что я не согласен с критиками, которые говорят, что конкретно у президента США Барака Обамы нет никакой стратегии в Сирии и на Ближнем Востоке, что он только реагирует на изменения, от него не зависящие. Мне кажется, что он сделал выводы. Его сегодняшняя стратегия заключается в том, чтобы группировка "Исламское государство" откатилась назад, в том, чтобы постепенно убрать из-под нее фундамент, прежде всего, финансового существования. Конечно, это очень сложно. Потому что вы можете, конечно, разбомбить все нефтяные скважины, но чем будут жить люди, которым просто нужно выживать? Многие в этих краях живут тем, что торгуют по-черному нефтью. Стратегия Обамы – избегать крайностей, стараться учесть все факторы. И тем не менее, он последовательно идет путем давления – посадить людей за стол переговоров, надавить на Асада, чтобы он ушел, насколько быстро это возможно. 

Нельзя забывать и о позиции Турции в отношении Сирии. Анкара находится в очень тяжелом положении, потому что в Сирии местные курды получили шанс образовать свою автономию, которая, кстати, сегодня превратилась в наиболее цивилизованное государственное образование в смысле западных стандартов. И в Ираке курды также образовали фактически свое государство. Конечно, это ужас для Турции, потому что у нее есть свои, турецкие, курды. И поэтому Турцию заманить на свою сторону Западу в сирийском вопросе едва ли не сложнее, чем всех остальных, например Путина, который там, более или менее, посторонняя фигура.

В конце этого стратегического пути Запада не просматривается пока ясный и хороший результат. Но тот, кто хочет в стратегических играх простого, ясного и хорошего результата, как правило, имеет наивную картину мира. Сегодня на Ближнем Востоке – первая фаза демократии, самая начальная фаза, детская, когда еще не "один человек – один голос", а "один регион – один голос", "один этнос – один голос", и часто в этой фазе демократия приводит к таким перекосам, какие мы видим в Ираке. Но через это надо пройти. Я вижу именно педагогическое отношение со стороны администрации Обамы, со стороны Европы. И у меня нет никаких иллюзий относительно плана "а-ля Путин" – что можно разбомбить противников, сделать ставку на какого-то одного сильного человека, и тогда все остальное образуется. Нет, так просто никогда ничего не получится,– подчеркивает Александр Гарин.