Стихи из лейтенантского планшета Иона Дегена

Для тех, кому имя Иона Дегена не говорит ничего, несколько слов об авторе, скромно и сухо, из Википедии:

Ио́н Ла́заревич Де́ген (род. 1925, Могилёв-Подольский, УССР) — русский советский и израильский поэт и писатель, автор стихотворения «Мой товарищ, в смертельной агонии…», танкист-ас во время Великой Отечественной войны, врач и учёный в области ортопедии и травматологии, доктор медицинских наук(1973). Лауреат премии Федерации еврейских общин России «Скрипач на крыше 5774» в номинации «Человек-легенда»

Деген действительно был легендой среди танкистов. Я прекрасно помню, как во второй половине 70-х сопровождал отца на их ветеранские "посиделки" 7-го мехкорпуса, когда, изрядно принявшие на грудь, ветераны-танкисты начинали вспоминать "байки про Дегена". Вспоминали, смеялись, наливали, закусывали, но... Они считали Дегена не реальным человеком, а "танкистским Теркиным". Ну в самом деле, как можно верить в реальность того, что какой-то лейтенантишка, прилюдно, послал генерала к ё...й матери? Потом оказалось, что всё это правда... Дважды лейтенанта Дегена представляли к званию Героя и дважды заматывали. Через несколько лет после войны, по всесоюзному радио передали, что лейтенант Деген был награжден званием ГСС, но посмертно. Обалдевший студент-медик обратился в военкомат, мол, вот он я, живой! Военком обратился по инстанциям, но через много лет пришел ответ, что Деген и так награжден многими наградами, так что, нет смысла давать ему ещё и звезду Героя...

Тем, кому это интересно, может почитать интервью с Ионом Лазаревичем на сайте "Я Помню".

Ион Лазаревич недавно справил 90-летие, проживает в Израиле, но я тут узнал, что 10 мая он будет выступать на телеканале Культура. Очень советую посмотреть.

Начну с стихотворения, которое Евтушенко назвал "главным стихотворением о войне". Это всего 8 строчек:

     Мой товарищ, в смертельной агонии

     Не зови понапрасну друзей.

     Дай-ка лучше согрею ладони я

     Над дымящейся кровью твоей.

     Ты не плачь, не стони, ты не маленький,

     Ты не ранен, ты просто убит.

     Дай на память сниму с тебя валенки.

     Нам еще наступать предстоит.

 В июне 41-го года Ион Деген закончил 9-й класс. С первых чисел июля, он на передовой, с 43-го - танкистом. Поэтому у него так много стихов о танкистах. И это не бравурные маршевые "духоподъёмные", идеологически правильные стихи, а честные слова о тех чувствах, тех эмоциях, которые обволакивают души фронтовиков.

Когда из танка, смерть перехитрив,

Ты выскочишь чумной за миг до взрыва,

Ну, все, - решишь, - отныне буду жив

В пехоте, в безопасности счастливой.

И лишь когда опомнишься вполне,

Тебя коснется истина простая:

Пехоте тоже плохо на войне.

Пехоту тоже убивают.

А за это стихотворение, в 51-м году его едва-едва не посадили...

Случайный рейд по вражеским тылам.

Всего лишь танк решил судьбу сраженья.

Но ордена достанутся не нам.

 Спасибо, хоть не меньше, чем забвенье.

 За наш случайный сумасшедший бой

 Признают гениальным полководца.

 Но главное - мы выжили с тобой.

 А правда - что? Ведь так оно ведется

Илья Эренбург всё-таки смог доказать доблестным чекистам, что "гениальный полководец" - это не Сталин, а максимум командир танкового корпуса...

И снова реалии войны из башни танка Т-34:

     Ни плача я не слышал и ни стона.

     Над башнями нагробия огня.

     За полчаса не стало батальона.

     А я все тот же, кем-то сохраненный.

     Быть может, лишь до завтрашнего дня.

И ещё...

     На фронте не сойдешь с ума едва ли,

     Не научившись сразу забывать.

     Мы из подбитых танков выгребали

     Все, что в могилу можно закопать.

     Комбриг уперся подбородком в китель.

     Я прятал слезы. Хватит. Перестань.

     А вечером учил меня водитель,

     Как правильно танцуют падеспань.

Сентябрь 44-го:

Есть у моих товарищей танкистов,

Не верящих в святую мощь брони,

Беззвучная молитва атеистов:

- Помилуй, пронеси и сохрани.

Стыдясь друг друга и себя немного,

Пред боем, как и прежде на Руси,

Безбожники покорно просят Бога:

- Помилуй, сохрани и пронеси.

Октябрь 44-го:

В экипажах новые лица.

Мой товарищ сегодня сгорел.

Мир все чаще и чаще снится

Тем, кто чудом еще уцелел.

...Тают дыма зловещие клубы,

На Земле угасают бои.

Тихий ветер целует губы,

Обожженные губы мои.

Ти-

ши-

на.

Только эхо умолкшего грома -

Над Москвою победный салют.

Но сейчас, страх взнуздав многотонный,

Люди молча атаки ждут.

Мой батя, вспоминая войну, говорил: "не страшно только кретину.

В штаны валили все. Но одни шли в бой, а другие - нет". Наверное, так оно и было. Кстати, мой отец закончил то же танковое училище, что и Деген, они совсем немного разминулись - выпуск отца 27 декабря 42-го, а Деген поступил в январе 43-го. После окончания Харьковского Танкового училища (эвакуированного в г.Чирчик в начале 42-го), Деген попал служить во 2-ю отдельную гвардейскую танковую бригаду прорыва, которой командовал подполковник Д.Е.Духовный.

Бригада использовалась исключительно для прорыва и несла огромные потери в каждой наступательной операции. По сути дела, это была бригада смертников, и пережить в ней два наступления для рядового танкиста было чем-то нереальным. После того как я выжил в летнем наступлении в Белоруссии и Литве, меня все в батальоне называли за живучесть Счастливчиком. Но новичкам в бригаде никогда не говорили, в какую "веселую" часть они попали. Зачем людей лишний раз расстраивать... Это позже новички понимали, что их будущим займутся только два "наркомата": наркозем и наркомздрав...

Ноябрь 44-го:

     Зияет в толстой лобовой броне

     Дыра, насквозь прошитая болванкой.

     Мы ко всему привыкли на войне.

     И все же возле замершего танка

     Молю судьбу:

     Когда прикажут в бой,

     Когда взлетит ракета, смерти сваха.

     Не видеть даже в мыслях пред собой

     Из этой дырки хлещущего страха.

- Ветераны из 184-й СД вспоминают один бой в конце июля 1944 года, уже на подходе к литовско-прусской границе. В этом бою немцы потеряли тридцать танков. И решил исход боя один танковый взвод 2-й гвардейской танковой бригады. И командовали этим взводом Вы. Расскажите об этом уникальном бое.

- За Неманом, в районе Германишки-Жверждайцы, батальон выдержал тяжелейший ночной бой, который сложился для нас крайне неудачно. Это было просто побоище. Мы попали в танковую засаду. Немцев не видели и стреляли по танкам противника наугад - по вспышкам орудий. Немецкая пехота подошла вплотную к танкам нашего батальона, и пехотинцы осветительными ракетами указали цели своим "пантерам". В освещенные ракетами Т-34 немецкие "пантеры" гвоздили болванками одну за другой. Мне крупно повезло в этом бою. Я догадался в темноте обойти немцев с фланга и сжег две "пантеры" в борт. На фоне наших горящих танков силуэты "пантер" оказались отличными мишенями. Но от нашего батальона после этого страшного боя осталось на ходу три машины. Три танка Т-34 ейтенантов Сердечнева, Феоктистова и мой укрылись в разбитом фольварке. Танкисты с трудом приходили в себя. Утром на мотоцикле к нам прикатил старший адъютант батальона и сообщил радостную весть: бригада выведена из боя и нам предстоит переформировка. Нам даже не верилось, что на какое-то время для нас прекратится война, и мы получим передышку и еще немного поживем на белом свете. Стали завтракать и выпивать вместе с остатками танкового десанта - бойцами штрафного батальона, которые давно заменили погибших наших "штатных" мотострелков.

Вдруг мой башнер сказал: "Лейтенант! Ты что, не слышишь? Танки!". Мы посмотрели на лес, откуда доносилось тягучее нытье немецких моторов. На опушке показались танки. Тридцать "пантер" неровной линией выползли на поле и, стреляя с коротких остановок, пошли на батарею 76-мм орудий, которая окопалась справа и сзади от фольварка. Густая стена пыли вставала за танками, застилая опушку леса. Это поле не было участком обороны танкового взвода и нашей заботой, да и вообще, мы смотрели на происходящее как наблюдатели, ведь бригаду уже вывели из боя!

Артиллеристы открыли огонь, но что могли сделать их снаряды с такого расстояния лобовой броне "пантеры"?! Артиллеристы дрогнули. Расчеты убегали от орудий. И так бывало, даже на четвертом году войны. Вместо того, чтобы, как их учили, стрелять по гусеницам, забрасывать танки гранатами, сражаться и умирать с честью, отбиваться, пока на батарее есть еще хоть одна живая душа, артиллеристы бросились в тыл. На тачанке на поле выскочил командир дивизии генерал-майор Городовиков. Чудак-калмык. В ту пору уже никто из генералов не ездил на тачанках. Кроме того, храбрец Городовиков, как рассказывали, лично водил полки в атаки, что никто из начальников его ранга не делал даже в 1941 году. Вокруг тачанки рвались снаряды. Комдив носился по полю за драпающими артиллеристами, хлестал их нагайкой, пытаясь вернуть на огневые позиции.

Но это не помогло. Тачанка комдива на бешеной скорости неслась к нашему фольварку. Городовиков подскочил к нам. Его глаза были полны слез отчаяния. Он крикнул - "Братцы! Танкисты! Выручайте! Остановите танки! Всех к Герою представлю!". И хоть и хотелось мне ответить генералу, что бригада наша уже не воюет, и вообще это не наш участок обороны, что нам не нужны никакие Звезды: нам жить охота, что ни хрена три танка Т-34 этой своре немецких танков не сделают, и он пусть сам со своими трусами-артиллеристами разбирается, и еще много чего хотелось сказать, но я крикнул: "По машинам! Огонь с места!" - и добавил несколько крепких слов. Немцы шли по полю, подставив нам борта своих "пантер", как мишени на танковом полигоне. Мы вели огонь из-за высокого каменного забора фольварка. Над забором торчали только башни. И началось.. Когда артиллеристы увидели, как горят немецкие танки, а уцелевшие развернулись и стали отступать к лесу, они вернулись к орудиям - кормовая броня "пантер" уже была им по зубам. Итог боя: мы сожгли 18 немецких танков - каждый экипаж по шесть "пантер", артиллеристы вывели из строя 6 танков.

В том же бою произошло еще одно неординарное событие. Экипажи шести "пантер", увидев, как один за другим загораются танки их товарищей, бросили свои машины целыми и побежали в лес. Пехота моментально "оседлала" брошенные танки, которые еще несколько минут назад внушали пехотинцам только животный ужас, обложила соломой и стала поджигать танки. С немецкой стороны по нам даже не стреляли! Видимо, и там все обалдели от увиденного. На своём танке я успел доехать до пехоты и отбить у них одну "пантеру". На этом трофее мы катались целый день, рискую схлопотать от своих бронебойный снаряд. Сразу после боя, снова на тачанке прикатил Городовиков, он обнимал и целовал нас.

     И даже если беспредельно плохо,

     И даже если нет надежды жить,

     И даже если неба только крохи

     Еще успеешь в люке уловить,

     И даже если танк в огне и в дыме,

     И миг еще - и ты уже эфир,

     Мелькнет в сознанье:

     Танками другими

     Планете завоеван будет мир.

Встреча Иона Дегена с премьер-министром Израиля Биньямином Нетаньяху. В центре – Ион Деген, который в свои 88 лет выдерживает груз наградного металла, стоя с совершенно прямой спиной; чуть сзади, между премьер-министром и Яней – сын Дегена, физик-теоретик, руководитель лаборатории, которым, по словам премьер-министра, Израиль гордится; в белой десантной форме – внук Дегена, который перерос деда почти на голову, и наконец, с краю сидит обожаемая Дегеном жена, положив свою руку на рукав внука.