КАК ВАС ЗОВУТ ?

На модерации Отложенный

Недавно вызывал слесаря заменить смеситель на кухне. Пришел мужчина довольно зрелого возраста, плешивый, с седыми висками, угрюмым лицом. В общем, сразу заподозрил, что слесарь со стажем, как говорится, знаток своего дела. Волнение само собой улеглось – Такой халтурить не будет, ибо в таком солидном возрасте халтурить не умеют, не хотят, дорожат репутацией. Слесарь представлялся мне солидным мужчиной и поскольку ему предстояло некоторое время быть рядом со мной и, возможно, взаимодействовать, то есть общаться, я спросил: А как вас зовут? Как ваше имя-отчество? – Слесарь удивленно посмотрел на меня: Какое еще отчество? Сашка я. Санькой зовут все. – Не солидно как то,- говорю я. – В вашем возрасте положено называться полностью. Так, как, все же, по батюшке? – Васильич,- Александр Васильевич, - смущенно произнес слесарь.

Мне показалось, что его язык споткнулся о непривычно звучащее свое собственное полное имя. – Только не зовите меня Александр Васильевич, мы к этому не привыкшие. Родители с рожденья звали Сашкой. Для учителей в школе был Сашей, а для приятелей во дворе Санек. – А Александром вас звал кто-нибудь? Имя красивое, царское. – Да, может, и звали когда-то. Не помню. Возможно, и звали Александром Васильевичем, когда по пьянке попадал в вытрезвитель, потом в загсе, когда женился, потом, когда вызывали к директору в школу, где сын учится. Ну, в милиции еще обращались - Александр Васильевич. – Так это все официальные, государственные органы. Им положено обращаться официально. А я имею в виду работу, например. – На работе я Сашка или Санек. Да у нас не принято иначе. Мой напарник Витек, есть у нас Петрович, Генка, Колька. Все мы остались с именами, как звались в детстве во дворе – с прозвищами, кличками, ну, в общем, как собаки.

Смеситель за долгие годы врос в мойку, прикипел к ней и гаечный ключ Александра Васильевича то и дело соскальзывал, грохотал. Слесарь лег на бок, исчезнув за дверцей под мойкой. Он кряхтел от усилий свернуть неудобно расположенную гайку, подсвечивал фонариком. Время от времени Санек выныривал из-под мойки глотнуть свежего воздуха. Лицо его было красным. На лбу выступила испарина. Он тяжело дышал. Попросил холодной воды. Залпом выпил большую кружку. Попросил еще
вкусной водички из под крана. – Что, горит внутри? – Горит.. Новоселье. Сами понимаете. – Я кивнул.- Что, переселение? – Из 5-ти-этажки. Дали однокомнатную. Две недели отмечаю. Устал. – Санек вытер пот и опять пополз под мойку бороться с гайкой.

-А ведь ему скоро на пенсию,- подумал я, - а Саша даже не дослужился до «старшего слесаря». А, наверно, мог бы стать и мастером участка,- рассуждал я, сидя на стуле. – Но, вот вопрос, разве Саньков и Сашек делают начальниками или какими-нибудь старшими? Санек он и есть Санек, то есть вечный мальчишка-несмышлишка. Он уже седой, всю жизнь крутит гайки и не научился отвинчивать их легко, без напряжения, играючи. Этот Санек словно застыл в подростковом возрасте и как нерадивый ученик всю жизнь второгодник и заднескамеечник. Он может и пытался чему-то научиться и чем-то овладеть, ведь родители недаром назвали его Александром, но приятели говорили: Санек! Куда ты прешься? Опустись на землю. Не про тебя науки! Будь ближе к земле, Санек! Она тебя прокормит.

И впрямь, по гороскопу Александр артистичен, он будто играет некую жизненную роль, с нетерпением ожидая момента, когда можно стать самим собой. К его изумлению, такой момент может вообще не наступить.

Его не привлекает наука, вернее, он учится только для себя. Это тип независимых одиночек, плохо переносящих педагогический процесс. Он не терпит принуждения. Артистическая натура. Может стать талантливым актером, режиссером, конферансье, работником телевидения. Среди Александров встречаются путешественники, моряки, юристы, удалившиеся от общества люди.

Становятся ли Александры слесарями? А почему нет, раз они независимые одиночки, плохо переносящие педагогический процесс. Чтобы из Александров вышел толк, рассуждал я, с ними нужна индивидуальная работа, ненавязчивая, без насилия, а главное, уважительная к их артистической натуре, живущей образами и фантазиями. Повезло поэту Александру Сергеевичу, что рядом с ним была мудрая Арина Родионовна, сумевшая разбудить в мальчишке великий поэтический дар. Повезло и Александру Куприну и Александру Блоку и еще доброй дюжине Александров. Именно Александров, но не Саньков.

Безобидное в детстве, уменьшительно-ласкательное Саня, Маня, Даня нежат ухо взрослых и малыша. Мягкие звуки искореженного, исковерканного до неузнаваемости имени, повторяемые родней день за днем в адрес ребенка приводят к тому, что, услышав однажды Александр, Мария, Даниил дитя вздрагивает от неожиданности. Им, детям, кажется, что на них сердятся, перестали любить. И действительно, родители именно так и поступают. Когда ребенок ведет себя прилично с ним сюсюкают - Ольга превращается в Леку, Наталия в Натусю, Дмитрий в Димульку, Даниил в Даню. Свое же недовольство поведением детей родители немедленно сопровождают официальным обращением: - Дмитрий, сколько тебе можно говорить..! Ольга, зачем ты говоришь неправду? Наталия, прекрати шалить!

Во истину, красивые имена Ольга, Наталия, Дмитрий, Александр воспринимаются детьми, как некое ругательство в их адрес. Они обижаются: Нет, я никакая вам не Дарья, а маленькая девочка Дашенька! – У Димульки дрожат губы и глаза на мокром месте, он вот-вот расплачется от строгого и сердитого голоса воспитательницы: Дмитрий! Ты можешь быстрее одевать ботинки! – Для бабули и мамули он всегда был Димуля. Дома вся родня не говорила, не повышала голос, не приказывала, а ворковала: « уля-уля-уля», «улька-улька-улька». Расслабленный нежными, ласковыми звуками Димулька пугался своего имени, которое с такой тщательностью выбирали ему родители, видя в нем путеводную звезду для своего сына. Много в жизни совершается глупостей и ошибок Димульками, Витюльками, Петюньками. Начав седеть они задумываются в причинах своих неудач и находят ответ в детстве, растянувшимся на десятилетия. Все присутствует в этих именах и очарование, и обаяние, и ласка, и нежность, и любовь. Но нет в них основного – мужественности, стойкости, отваги или же дерзновенности.

Буква «Р» в именах Петр, Дмитрий, Александр, Виктор, Владимир придает им твердость, жесткость, решительность, целеустремленность. Детей и нарекают подобными именами, желая видеть в них эти качества, но процесс этот откладывают «на потом»: пусть, пока он маленький будет Витенькой, Витюлькой, а подрастет, поумнеет станет и Виктором ( победителем Б.А.). А сейчас, какой он там победитель? Побеждать начнет, когда усы вырастут. А сейчас, пускай побегает, поозорничает в свое удовольствие. Он еще слишком мал для Виктора Витюнька-то наш!
Удивительно устроены родительские мозги славянского типа, они так и норовят переиначить благородное имя в нечто жаргонное, уменьшительное, пренебрежительное от которого начинает веять плебейством. Перенеси этих родителей в эпоху Гомера и сыновья их зазвучат, как Гома, Гомик. Пифагор превратится в Пифу, Фигу, Фигочку, Плутарх - в Плутика, Плуточку, Протагор – в Протика, Ротика, Проташу, Сократ – в Соку, Коку, Софокл – в Фоку, Софика. В общем, исковеркают имя до неузнаваемости в меру своих фантазий и испорченности. Согласитесь, что корежить имя Даниил в Даню надо иметь особый талант. Надо задуматься: А с какого ляда я буду звать его Да-ни-ил? Скучно, длинно, неудобоваримо, язык запутается в этих «и-и». Куда проще Даня.
Вряд ли человечество восторгалось гениями Древней Греции, если бы их имена сызмальства коверкались до неузнавемости не возвеличивая личность до ребенка до имени Гомер, а опуская, принижая его до Гомы или Гомика.

Оглянитесь, вспомните родных, близких, знакомых, сослуживцев, просто тех с кем вам доводилось иметь дело в ДЭЗе, собесе, поликлинике, магазинах, мастерских, сервисах, всевозможных компаний и вы содрогнетесь от паноптикума людей ленивых, забывчивых, необязательных, безответственных, трусливых, завистливых, алчных, мстительных, вздорных. За столами и прилавками сидят и стоят бывшие Пуси, Муси, Ксюши, Валюши, Витьки, Ваньки, Вовчики, Вованы, Саньки, Митьки, Николаши, Петрухи. Многотысячную армию этих совершенно незнакомых друг другу людей, занимающихся абсолютно разными делами роднит одно родимое пятно под названием равнодушие к работе, к служебным обязанностям, к клиентам и пациентам, ко всему, за чтобы они ни брались делать.

Молодой врач-терапевт по имени Владимир Павлович, увидев мою отекшую лодыжку, не переставая жевать резинку восклицает: Ну ни фига себе разнесло! – Так мог сказать только застывший в своем развитии подросток, привыкший быть Вованом, Вовиком из подворотни, решивший податься в доктора. Сдал кое-как вступительные экзамены, отучился кое-как шесть лет, кое-как работал в приемном отделении больницы, но, прослышав, что участковым повысят зарплату, подался в участковые. Вован-терапевт, наверно, и знал кое-как свое ремесло врачевателя, только пациентов около его кабинета с каждым разом становилось все меньше. Вована-врача боялись – как бы не загубил, окаянный доктор, не отнял последнее здоровье. Возможно, около кабинета Владимира Павловича и толпились больные на прием к нему, простили бы ему и низкий уровень профессионализма, если бы он был воспитанным, культурным, чутким. Хоть и написано на табличке его кабинета Владимир Павлович, а сидит в нем Вован. Это и пугает.


– Девочка Дашенька в школе превращается в Дарью. Но через три часа, вернувшись домой, Дарья превращается в Дашутку, маленькую девочку, от которой ничего не требуют, а просто радуются, глядя на нее с умилением, как на озорного котенка, приговаривая: Пусть побегает, порезвится.

Впереди большая непростая жизнь. Успеет еще быть серьезной и деловой. А Дашутке-Дашеньке совсем не хочется становиться Дарьей Леонидовной и быть соответственно серьезной и деловой, хотя и работает инспектором в районном отделе пенсионного фонда. Дашутка, не привыкшая с детства ни к каким усилиям над собой, не делает их и на работе. Она старается быть вежливой, терпеливой, внимательной к пожилым , больным, нуждающимся, но нет-нет да выпалит в сердцах: Да, вы что, издеваетесь надо мной! Я же вам русским языком говорю, что надбавка вам не положена! Все разговор окончен! Перерасчитвать ничего не будем! – Капризная Дашутка-Дашенька, так и не повзрослела, не поумнела. Упустили ее родители час, когда следовало бы им превратить Дашутку-Дашеньку в Дарью Леонидовну в девушку серьезную, культурную, милосердную.

Скажут: Ну и что в этом плохого? Они же дети. С ними надобно поласковее. Вырастут и никто уже их так звать не будет. – Хочется спросить родителей и бабушек: А вы хотели бы, чтобы в свидетельстве о рождении вашему чаду писали Лека,
Даня, Димулька?

К выбору имени на Руси относились серьезно, но голову долго не ломали над тем, как назвать чадо. Открывали святцы и выбирали имя, соответствующее дате рождения. Полагали, что оно принесет счастье, здоровье, удачу. Сегодня же к выбору подходят основательно, исследуя тайны имени. Благо, что гороскопы только ленивый не читает. Но толку то от этих гороскопов и тщательно, продуманно выбранного имени должного принести здоровье, счастье, успех, радость, если им пользуются от случая к случаю.

Назовут родители мальчика Дмитрием, запишут имя в метрику. – Вот он у нас будущий Дмитрий Донской! И ждут, когда посаженное имя, как семя прорастет и начнет давать всходы. Да, всходы, действительно, есть, но родители присматриваются к ним и говорят: Гороскопчик-то хреновым оказался! Сын лентяем растет, к учебе рвения не имеет. – А их (родителей) хочется спросить: А вы часто к сыну обращались за все его семь дошкольных лет так, как записано в метрике – Дмитрий? Вы же его как только не обзывали! И Димулька, и Митяйчик, и Димочка, и Чижик. Вот вы и вырастили к школе чижика-пыжика, скакуна, а имя Дмитрий пылилось где-то в архиве.

Выберут родители имя громкое, красивое, благозвучное, а потом стесняются его произносить. Я не помню ни одной семьи, где бы ребенка называли полным, официальным именем, чтобы по-серьезному, с уважением, почтением. Откуда у ребенка появится самоуважение, ощущение собственной значимости, достоинства, веры в свои силы, способности и таланты, если он изо дня в день слышит насмешливое, уничижительное, прикрываемое ласковостью Иванушка, Егорушка, Димулька, Настюха, Петруха, Петенька, Петечка. И Петечка-Петюнька силится стать взрослым, а с ним забавляются взрослые, как с несмышленышем.

Ну, а как оно должно быть, спросите вы. В дворянских семьях ответ знали. К пятилетнему карапузу, одетому в костюмчик с жабо, блестящие, начищенные сапожки обращались не иначе, как: Любезный Петр Алексеевич. – Мальчуган с пухлыми щечками, от горшка два вершка, а к нему обращаются уважительно, без сюсюканий. Родители смотрят на карапуза, как на будущего повелителя. И что интересно, этот карапуз привыкает к благородному звучанию своего имени, чувствует его величие и начинает осознавать свою значимость. Ему неловко, даже позорно, стыдно совершать неблаговидные поступки, быть уличенным во лжи, проявлять трусость, подлость. У маленького Петра Алексеевича прорастает самое важное, фундаментальное, отличающие его от Иванушек и Витьков – совесть.

Петр Алексеевич знает, что такое хорошо и что такое плохо. Он умеет вести себя в обществе взрослых. Ему не надо делать замечаний, призывать перестать кривляться, перебивать взрослых, в общем, вести себя непристойно. Главное, он прочно усвоил для своего юного возраста правила приличия или хорошего тона. И не потому, что над его персоной трудились воспитатели, учителя, гувернантки образовывая Петеньку, запрещая ковырять в носу и сморкаться на пол. Это само собой недопустимо. Решающую роль в воспитании они отводили осознанию самого себя, как личности, своей исключительности и неповторимости. Часто обращаясь к малышу по имени и отчеству, родители Петеньки проявляли мудрость: Петенька привыкал слышать свое полное, красивое имя, частью которого было имя его отца - Алексея Владимировича. Он чувствовал, что взрослые относятся к нему не как к ребенку-недотепе, не заслужившему в силу малолетства отчества, а наоборот, как равному себе.

Он видел, что взрослые не шалят, не строят гримасы, ведут себя степенно, уважительно друг к другу, едят аккуратно, спокойно, неторопливо беседуют, не оставляя без внимания молчаливого Петеньку, обращаясь, за обеденным столом: А что Вы думаете по этому поводу, Петр Алексеевич? Где Вам больше нравится купаться в реке или в море? – Петр Алексеевич не спешит с ответом, зная, что взрослые не говорят с полным ртом, и, прожевав еду, отвечает значительно: Море мне больше нравится. У него дно красивое, по нему крабы бегают.

Вот в эти минуты маленький Петр Алексеевич совсем не хочет, чтобы его воспринимали ребенком и смеялись над его ответами. Он опасается сказать что-то детское, глупенькое, неразумное, невпопад. Ему надо соответствовать своему имени, чтобы не оконфузиться. Ребенок обдумывает ответ, он заботится о грамотной речи, чтобы походить на взрослых. Но самое главное, он знает в свои пять-шесть лет различие между глупыми ответами и теми, которые могут вызвать одобрение взрослых и заслужить похвалу. Он может продекламировать по их просьбе несколько стихотворений Пушкина, Лермонтова, Некрасова и вызвать всеобщий восторг. Родителям такого ребенка завидуют – мальчик собран, находчив, развит.

Петры Алексеевичи не перевелись и в наши дни. Они есть в любой школе, гимназии. Они не отсиживают уроки, не мычат при ответах, не паясничают. Гимназия для них, как это ни громко звучит - храм знаний, открывающий путь к жизненным успехам и они идут в гимназию не шалить и дурачиться, а приобретать знания. Они жаждут их. Прогуливать занятия для них кажется странным, глупым, нелепым, непристойным и недостойным имени Петр Алексеевич.

В гимназии они позволяют обращаться к себе Петр или Петя, понимая, что выделяться на фоне других не следует, коль вокруг сплошные Саши, Даши, Димы, Маши. Но когда Петю спрашивают: Как тебя зовут мальчик? – Петр Алексеевич,- гордо отвечает малец. Взрослые смущенно улыбаются: Ух ты какой! А наш балбес скоро школу кончает и все в Саньках ходит, - говорит огорченно мамаша. – Остолоп, дубиной вырос. Скорее бы в армию забрали и там уму-разуму научили. А ты, Петр Алексеевич, вон какой разумный. Знаешь себе цену. Далеко пойдешь.

Вне всяких сомнений звучание имени, его вибрация оказывают колоссальное воздействие на психическое и социальное состояние и положение и даже на судьбу человека. Откуда берутся неудачники? Да, от осознания собственной неполноценности. А неполноценность возникает, формируется в семье с тех самых дней, когда ребенок, названный родителями Повелитель зовется по- бытовому для смеха и забавы Сморчок. И этот Сморчок очень редко превратится в Царя-Боровика или Повелителя, каким его желали бы видеть родители. И не станет он таковым благодаря их собственной глупости.

Затяжное сюсюканье с ребенком дезориентирует его, если не сказать, калечит. Виктор, выросший в семье, как Витек, Витюлька, редко воспринимается как серьезная личность приятелями, сослуживцами. У Витюльки на физиономии застыло что-то детское, капризное, своевольное, вздорное. И как ни старается Витюлька стать Виктором Романовичем, как ни беспокоится о своем имидже, он, все равно, комичен, потому что из него взрастили не Виктора, а Витюльку, Витька, Витюню. Он маскируется. Отпускает усы, бороду. Ему удается войти в доверие, обаять, очаровать и получить неплохую должность. Но на ней он долго не задерживается по вине привередливого руководства. Удержаться на работе Виктору Романовичу не помогают ни обаяние, ни дорогие костюмы, ни модные запонки, ни, купленный в кредит, «Шевроле». За всем этим блескучим антуражем скрывалась мягкотелая натура, так и не обретшая привычки трудиться упорно, самоотверженно, бескорыстно. И никакой личиной ему не удавалось скрыть свои заносчивость и чванство – спутников гордецов.

Миленькая девочка Ольга, натуральный пупсик. Так и вертится на языке какое-то иное имя. И зовут ее Лека. Забавно. Приятно произносить. Учится Лека в школе кое-как. Хочет учиться в вузе и бросает. Выходит Лека замуж. И не ладится жизнь. Эх, Лекочка, говорит мать. Что же тебе так не везет в жизни. Матери и невдомек, что была бы Лека не Лекой, а Ольгой, то и жизнь ее сложилась бы удачней.

Судьба страны, ее благополучие, международный авторитет складываются из судеб, нравов, мировосприятия отдельных личностей. К сожалению, сегодня в России преобладают Витьки, Вованы, Саньки, Ксюши, Муси, но не воспитанные Петры Алекссевичи – совестливые, порядочные, целеустремленные, знающие цену данному слову, которому можно верить, на кого можно положиться.

Слесарь Санек, он же Александр Васильевич, тем временем проверял новый смеситель. Вода текла, но почему-то не стекала. Я удивился. – Слив забит,- бросил слесарь.- Так был же в порядке,- парировал я.- Был да сплыл. – Прочистить сможете? –
Смогу. Двести рублей стоит. – Санек пошерудил проволокой и слив заработал. – За три минуты 200 рублей. Санек мстил мне Борису Николаевичу, по-своему, как умел, как научился. В этом он, точно, преуспел.