Алиса Порет - о Марии Юдиной

   Нашу компанию очень веселили ее туалеты. Раз и навсегда было установлено, что платье будет длинное, обязательно черное и в форме пирамиды или песочницы с слегка усеченной верхушкой, рукава свободные, так называемые поповские. Допускался пояс, очень похожий на веревку, на концах узлы. В частные дома из украшений надевался большой крест на цепочке.       Обувь совсем не интересовала Марию Вениаминовну. Дома она любила ходить в огромных туфлях на меху и так к ним привыкла, что однажды явилась на концерт, не захватив с собой лакированные лодочки. Дирижировал Штидри. Он выпучил глаза, долго смотрел то на лик, то на ноги пианистки, потом промямлил: «AberFrauJüdin!» («Однако, фрау Юдина!» (нем.). Она сухо сказала, что уже поздно за ними посылать, хотя я и предложила слетать к ней домой.

Тут мне пришла в голову дивная идея – снять туфли с кассирши, поскольку они ей совсем не нужны, а только голова в окошечке. «Dankeschön, Fräulein!» («Большое спасибо, фройляйн!» (нем.).– повторял обрадованно Штидри. Я принесла снизу туфли, не без труда уговорив кассиршу надеть кавказские стоптанные чоботы. Юдина вышла на эстраду быстро, но как-то неровно, и мы всё забыли, как только она ударила по клавишам. Через некоторое время меня подтолкнул под локоть Хармс, и я в испуге увидела, что под длинной юбкой происходит какое-то непонятное смятение: очевидно, неудобно было с педалями из-за высоких каблуков, и Мария Вениаминовна со свойственной ей простотой сняла туфли, и они лежали на боку. Уходя и кланяясь, она их так и оставила, не удостоив внимания. Этот эпизод мы назвали «струна Паганини».