Неважный текст и важные вопросы

Напишу-ка я еще одну самиздатовскую заметку – из тех, что СМИ, как показывает опыт, не публикуют. Уж больно любопытные вопросы поднял Белковский в своей защитной речи.

Ну, например, такой. Белковский – ничтожество, Каспаров – титан, но по европейской традиции у них равная свобода самовыражения. В отношении оценок масштабов мыслительных способностей (не в шахматах, а в политологии, социологии и истории) Белковского и Каспарова я от оценок воздержусь (хотя на языке и вертится "Ты сказал"). А вот что касается равной свободы самовыражения, то, конечно, это не так. Ее нет. В европейской традиции.

Есть множество факторов, определяющих границы свободы самовыражения – насколько громко прозвучит то или иное слово: раскрученность имени, связи с издательским сообществом, потенциальный интерес читателей... И только где-то далеко в конце этого перечня – глубина мысли и общественная значимость. Иногда к этому списку добавляется политическая цензура, но не всегда. И без нее форм цензуры неполитической более чем достаточно, чтобы заглушить одни голоса и усилить другие.

Скажем, тот же текст Белковского чисто техническими средствами (размещением на главной странице "Эха") сделан достоянием десятков тысяч читателей (был бы чуть содержательней – прочитали бы и сотни тысяч). А мой текст, который вы читаете в эту минуту, прочтут, максимум, сотни. Если бы он был чуть менее острым – могли бы прочесть тысячи.

Хорошо это или плохо – то, что свобода слова для разных ораторов разная? ЧТО разная – хорошо. КАК разная – плохо. Плохо то, что громко звучит не то, что должно звучать громко. А что должно – звучать громко как раз не может.

Громко должно звучать слово, которое помогает человеку становиться умнее, развивает его. В реальности же, громко звучат совсем иные слова. И решения о силе звучания принимают ни Бог и ни история, а совершенно конкретные люди, руководствуясь при этом совершенно определенными соображениями, весьма далекими от  соображений общественной пользы.

Это неправильно. Должно быть не так. И здесь есть серьезнейшая проблема – а как сделать это "не так"?

Вопрос второй – о роли Кремля. Организует или нет Кремль работу таких СМИ, как "Новая", "Эхо" или "Дождь", и таких публицистов, как Белковский, Латынина, Собчак и Веллер? Сразу скажу – про Веллера ничего не знаю. Не читал. Не смог. Что же касается оставшейся тройки публицистов (список можно было бы и расширить) и тройки СМИ, то здесь ситуация занятна.

Каким образом устроены их взаимоотношения с Кремлем, точно я не знаю и знать не могу. Но то, что Кремль рассматривает их деятельность как полезную для себя (или уж точно – не как вредную), конечно, сомневаться не приходится. Иначе бы таких СМИ просто не было бы. А названные Бековским публицисты или бы нашли себе другие занятия, или публиковались бы с много меньшим общественным резонансом.

Я не стал бы торопиться обвинять руководство трех разрешенных СМИ, продолжающих дозволенные речи. Они играют в сложные игры, и оценить баланс плюсов и минусов их деятельности не так просто: минусы очевидны, но значительны и плюсы. Но в том, что касается литературной деятельности троих публицистов, мне видится, что надежды на посмертную славу здесь вряд ли оправданы: ложь – товар скоропортящийся, а иных достоинств, кроме яркой лжи в их произведениях мне не встречалось.

Нет, так надежной славы не сыскать.

И, наконец, третий вопрос Белковского – про понижение градуса. Разговора "Россия после Путина".

Это, в самом деле, вопрос важнейший. Мне тут недавно попался рассказ про экскурсовода на Красной площади, которая на вопрос, что будет, когда Путина не станет, ответила: "Мы надеемся, что этого никогда не случится". Такие надежды греют сегодня не одно сердце, но суровая реальность такова, что, скорее всего, им не сбыться. И очень нам было бы разумно обсудить вопрос про послепутинскую Россию. И даже без алкогольных ременесценций с понижающимся или повышающимся градусом. А то, в самом деле, что это такое – только-только взялись поговорить, как после триста "Стандарта"на рыло, и на тебе – прибегают какие-то Кашин с Белковским со своими разговорами, как после двух кружек "Жигулевского". Совершенно не тот градус.

В этом-то здесь и состоит самая большая неприятность. Белковский с Кашиным, конечно, глубины разговору о постпутинизме не добавили. Но упрекать их в злокозненности я бы в данном случае не торопился. Потому что и без них разговор на эту важнейшую тему получается у нас крайне поверхностный. Хоть с идеями Чубайса (Игоря) о временном комитете общественного спасения в составе Явлинского, Ходорковского и Касьянова, хоть с каспаровскими замыслами о переходной диктатуре.

Всё это не о том. Всё это не от печки. Не от того, что мы хотим получить в результате: в каком обществе мы хотим жить. Всё это – про КАК, а не про ЧТО. И потому – совершенно нереалистично, или говоря проще – пусто. Путинизму нужна альтернатива. Сегодня ее нет.

Либеральная, западная модель, предлагаемая в таком качестве, не реализуема на наших просторах. По двум связанным между собой причинам: общество ее не хочет и общество ее не может. И причины у этого общественного нежелания глубже, чем киселевидение, и даже глубже, чем болезненная память о девяностых. Безрадостна эта модель и бессмысленна. Для нас бессмысленна. Не греют нас ее смыслы. Американцев греют. (Или точнее – в свое время грели; сегодня ситуация сложнее.) А нас не греют. И не начнут греть, как ее ни расхваливай по отбитому у врага телевизору.  

Модель необходима другая. Но как раз эта тема и бойкотируется. И не властью. И даже не СМИ. Она бойкотируется сознанием способной к размышлению части протеста. В сознании этой части живет светлый образ Соединенных Штатов России, построенной по американским чертежам. А что – заводы же мы строим. Почему нельзя построить страну?

Об этом можно и нужно было бы говорить. Но как можно делать предметом низкого обсуждения высокую мечту? Это ведь то же самое, что доказывать коммунистам невозможность коммунизма, как они его себе представляли. Рука сама так и тянется шлепнуть гада.

Так что дойти до создания альтернативы путинизму в нашем нынешнем состоянии нам сильно непросто. И об этом тоже следовало бы говорить. Но мы не говорим. Не к таким разговорам лежит наша душа.

И виноваты в этом не Белковский с Кашиным.