Из истории о трусости.

 Робкий боится заранее, трусливый — в момент опасности, а смелый — после    Пауло Коэльо

"Под влиянием трусости ни одно качество человека так не увеличивается, как  глупость."  Витте

    История размышлений о трусости восходит к первым философским текстам. Ответ на вопрос о том, что такое храбрость и трусость, пытался найти еще Сократ. Однако до настоящего времени какого-либо целостного анализа феномена трусости еще не было проведено.   

    Из работы Криса Уолша (Chris Walsh) о трусости (Cowardice: A Brief History, Chris Walsh, Princeton University Press, 2014) мы узнаем: даже академическая мысль не уделяла внимания миру трусов. Тем не менее, Сократ требовал от своих учеников упорного исследования этого предмета: «Чтобы мужество не смеялось над нами, будто мы не мужественно рассматриваем его». 

    То, что в Турции, национальный гимн которой начинается словами «Не бойся!», практически ничего не было написано о трусости, может показаться странным. Или как объяснить молчание, которое повисает в воздухе, когда очередь доходит до трусости, в то время как о храбрости созданы дюжины текстов (сказаний, стихотворений, мемуаров) на самых разных языках? Одна испанская пословица наглядно отражает эту многовековую реальность: «О трусах не пишут». 

   При исследовании природы трусости Уолш отталкивается от кампании «трусы», организованной после терактов в Бостоне в 2013 году. На рекламных панно города несколько дней мигала надпись "Трусы"(Cowards). Это не первый раз, когда террористов называют «трусами»: после терактов 11 сентября именно так обратился к ним и американский президент. По его мнению, болезненный вопрос состоит в том, кто, на самом деле, трус. И, например, есть ли связь между трусостью и одержимостью идеей национальной безопасности Америки?

    Самый запоминающийся портрет трусости дан в «Божественной комедии» Данте. Когда Данте и Вергилий, сопровождающий поэта в странствиях по аду и чистилищу, видят трусов, Вергилий предлагает не говорить о них: «Они не стоят слов: взгляни, и иди мимо!» Наряду с оппортунистами, равнодушными и хитрецами, эти стонущие души тоже находятся в чистилище. (Не случайно Джемилю Меричу (Cemil Meriç), который ввел термин «чистилище» в наш язык, принадлежат слова «объективность — это нечестность»). В конечном счете, чтобы продолжить свой путь в рай, Данте придется избавиться от трусости. 

    Писательство всегда считалось делом храбрых, даже для Дон Кихота, героя первого «реалистического» романа, трусость была непростительным грехом. Однако при взгляде на историю литературы становится очевидно, что правило «хороший писатель — смелый писатель» не всегда работает. По словам одного нашего критика, поэт Яхья Кемаль (Yahya Keval), воспевавший в своих произведениях храбрость (ему принадлежат строки «смерти боится тот, кто не умеет наслаждаться жизнью»), был «трусом»: чтобы опубликовать свое стихотворение «Итри», он ждал смерти Ататюрка. Потому что боялся идти наперекор официальной идеологии. Назым Хикмет (Nazım Hikmet), если не принимать в расчет его ранние произведения, подходит к этому вопросу с более гуманных позиций: «Не стыдно ни бояться смерти, ни думать о ней». 

    В истории турецкой литературы были авторы, которые по-разному писали о состоянии трусости, начиная от Огуза Атая (Oğuz Atay) и заканчивая Неджати Тосунером (Necati Tosuner). Но текст, который первым приходит на ум, встречается в «Двадцать девятом письме», где Саид Нурси говорит о «второй хитрости дьявола»: «Самое сильное и фундаментальное чувство человека — страх.

Лживые тираны так и норовят схватить за эту жилку; ею они укрощают трусов». Неминуемая судьба трусов описывается на трех страницах: они самые несчастные; оставляя свои укрытия, они бросаются в бегство. Вспомним, как Джемиль Мерич обвинял в «малодушии» тех просветителей, что игнорировали эти строки.  

    Сложились разные трактовки трусости. В то время как, например, суицид, по мнению одних философов, является трусостью (или бегством от долга, который диктует жизнь), с точки зрения других — главный признак храбрости. Тем не менее, можно говорить и об универсальном определении трусости: под воздействием страха не делать того, что должно быть сделано. Трусость всегда отождествлялась с бегством. К примеру, в нашем языке для обозначения трусости мы используем такие выражения: «tabansız» (или в буквальном переводе — «бесподошвенный»), «tavşan yürekli» (или в буквальном переводе — «с кроличьим сердцем»). Но иногда признаком трусости становится не бегство, а молчание. С другой стороны, опять же из книги Уолш мы узнаем, что трус — не обязательно тот, кто молчит. Между теми, кто от страха гомонит или от страха молчит, практически нет разницы.  

   Книга Крис Уолш (Chris Walsh) — об истории трусости на Западе, при этом в Турции трусы пишут свою историю.

     "В сложной и необычной ситуации, всегда страшно- Сделать что то не так, другими словами, лохануться."

     "Трусость хоть и связана с опасением за свою жизнь и здоровье, но, как правило, ассоциируется с невыполнением своих обязательств, уговора, предательством.
Страх - это чувство боязни (не синоним трусости) и диктуется чувством самосохранения, связанного с ситуацией неопределенности (неизвестностью исхода). Боятся все, однако, многие переступают через него, совершая осознанно рискованные действия во благо других (храбрость). 
Склонность к рискованным действиям, иногда неоправданным, называют смелостью (бесстрашием). Героизм - акт отчаяния, действие, вызванное безвыходностью положения, совершаемое стихийно. Отвага, доблесть связана с выполнением патриотического, служебного долга.

    Совесть и трусость, в сущности, одно и то же, Бэзил. «Совесть» – официальное название трусости, вот и все.

 Я не люблю себя, когда я трушу.

Обидно мне, когда невинных бьют,

Я не люблю, когда мне лезут в душу,

Тем более, когда в нее плюют.

                      Владимир Высоцкий 

         Избегай людей, которые, видя твои пороки и недостатки, оправдывают их или даже одобряют. Такие люди или льстецы, или трусы, или просто дураки. От них не жди помощи ни в какой беде или несчастье.