Год собаки

 Я посмотрела на нее сегодня впервые.  Мы учились в одной школе,  позже даже породнились, но существовали в параллельных мирах и абсолютно были не интересны друг другу.  У каждого своя дорога, у каждого своя жизнь.  Конечно же, я знала, что она потеряла единственного сына, студента Гнесинки, умершего от рака, что похоронила мужа, с которым прожила-промучилась 25 лет(пил беспробудно),что вышла замуж не так давно, что ездит на машине, подаренной к 50-летию новым супругом, что дачу построила. Ну , в общем-то, это, пожалуй, и все.  Жалко  было ее, но не более, чем себя, не более, чем  бродячую собаку, замерзающую  в подворотне. Одеялом укрыть, кость бросить, дверь в подъезд  распахнуть -  еще куда ни шло, но впускать  в свою жизнь, обрастать чужими проблемами-нет уж, увольте… Свои скелеты в шкафу напиханы ,того и гляди вывалятся..

Она пришла поздравить с юбилеем мою свекровь. Я копошилась у плиты, жарила котлеты, и даже не пыталась прислушаться к их разговору, думая о чем-то своем.   Голос у нее остался детским , тонким, девчоночьим, голос совсем не состарился, хотя волосы , завязанные в небрежный хвост, были не по возрасту совершенно седыми.  Что-то в ее словах привлекло мое внимание, может быть, фраза о том, что любые испытания надо нести достойно, может быть, тема радости показалась мне не соответствующей  жизненной ситуации, в которой оказались обе собеседницы. У моей свекрови тоже умер единственный сын, и вот уже 10 лет она  никак  не может смириться с несправедливостью судьбы.   Прошлое намертво вцепилось когтями в память, в сердце, в душу. Или она сама вцепилась в свое прошлое, не отпуская ни на минуту свою потерю, баюкая свое горе уже столько времени? Да, прошлое ходит за ней тенью,  не убежать, не скрыться, беззвучно скользит  следом, иногда наступая на пятки .

Так вот, детский голосок, рассуждавший о найденной радости, заглушил шипение сковороды и заставил меня обернуться.  И я впервые посмотрела на нее.  И я увидела ее.  И напросилась в провожатые. Она удивленно, хоть и старалась не показать вида, согласилась.

-Ты просишь меня рассказать о своей жизни, как попутчику в купе? А что такого особенного в моей жизни? И как за такой короткий путь рассказать все? Хорошо, я попробую.  Я не люблю собак… Вот не люблю и все. Я замуж вышла в год собаки … И сын мой умер в год собаки.  И жизнь моя  была годом собаки.  Все чего-то боялась, ходила забитая, втягивая голову в плечи и поджав хвост. Будто пинка боялась. Нет, муж никогда меня не бил. Витя словами меня бил, унижая и превращая в ничтожество.  И я поверила как-то. В то, что я пустое место. Пыль. Ничто. Только в сыне старалась вырастить  уважение  к себе самому, и не позволяла никому втоптать его в землю. Он  ведь такой красивый у меня… высокий, талантливый очень…Сейчас бы уже был известным музыкантом…Непременно был. Я в такие долги залезла-трубу ему особую купила, он уж так о ней мечтал. До сих пор кредит выплачиваю.    Да и лечение Пашеньки очень много денег стоило. И трансплантация, и лекарства, да и в больнице… то тому надо дать, то другому. Ну, а как без этого? Нет, я не знала, что он умрет, мне никто и не говорил, что это возможно, а я ни на минуту не допускала такой мысли. Да, я понимала, что у него рак, но мы же так боролись, мы столько делали для излечения, и ему же стало лучше… Может, я конечно, темная, необразованная, может, мне не все говорили, но я точно не готова была к такому., вот тебе истинный крест.  Витя до самой своей  смерти ежедневно   ездил к Пашеньке на могилку… Да, ухоженная могила, лучшая на всем кладбище, так все говорили…Но только ведь он прощение у Паши вымаливал. Где он был при жизни сына-то? Чего ж  уже на кладбище любовь свою проявлять, когда при жизни  для ребенка времени не находилось?  Водка была дороже семьи, дороже сына. Во время очередного обострения у   Пашеньки,  лечащий врач  не смог отпустить нас на Новый год домой. С удивлением узнав, что у Паши есть отец,(за три года лечения ни разу Витя не приехал в  клинику в Москву ) он предложил пригласить его встретить Новый год в больнице вместе с семьей. Палата  отдельная, даже стол накрыть было где. Пашенька позвонил отцу и позвал его к нам. Мы палату украсили, фрукты там, шампанское, вот сидим- ждем…В пять часов нету, в семь, в восемь-нету. И телефон не отвечает. Я видела, как Паша ждал отца. Волновался, а ему нельзя волноваться было. Совсем. Да все зря.  Не приехал он.

После праздников врач сказал, что анализы, как бы, стали лучше, и он отпускает нас домой.  А когда катетер вынимал, Паша закричал, я ж не знала, что метастазы уже везде были, и катетер просто врос в тело. Поехали мы домой.  Еле по Москве к вокзалу добрались. Пашенька же слабый совсем, сил нет, ножки как веточки, ручки тоненькие. А сам высокий, его от ветра качало. Мышц не было, только кости да кожа. На электричке 3 часа, потом еще автобус. Темно уже совсем стало. Я Вите звоню,  чтоб хоть к остановке подошел нас встретить… А он только мычал  в трубку, видно, с самого Нового года не просыхал … Мы около часа от остановки до дома шли. Да разве мы шли? У меня сумка тяжеленная на плече, там же все вещи из больницы, а Паша шаг шагнет и падает. Я его  с трудом подниму, он на мне повиснет, и вместе падаем. Люди думали, наверно, что  мы  пьяные совсем. Я этот путь всю жизнь помнить буду. Зима в тот год снежная была, не то, что сейчас,  и с неба  крупные такие хлопья сыплются…  Темно, фонари да снег. Да мы  в этом снегу барахтаемся, друг другу встать помогая. Долго поднимаемся,  быстро падаем. Отдохнем и опять я его поднимаю, чтобы опять упасть. Вот как сейчас вижу, как бы со стороны, сидим ночью в снегу, я Пашеньке снег с лица вытираю, а он  с моего –слезы.

Не люблю я зиму с тех пор, как снегопад, так меня колотить начинает, мелко-мелко так трясет.

Утро солнечное такое выдалось. Морозное, но яркое какое-то, веселое. Паша попросил прогуляться , говорит- до школы только и назад. Идем мы, Паша на мне висит, а мне и идти тяжело, и на сердце тяжело. Я все что-то позитивное хочу рассказать, а Паша мне –Тише, мама. Тише. Ты просто слушай… А что слушать-то? Снег - хрусть-хрусть под нашими ногами, звук такой противный, как будто кости  давим, как будто что-то живое лопается, хрусть-хрусть… И -тише, мама, тише….слушай, ты просто слушай….хрусть-хрусть,хрусть-хрусть.

А ночью сон вижу-иду я по белому снегу, а из-под снега, как цветы, вылезают кровавые салфетки, мятые обычные салфетки… все в крови, алой такой, яркой.

Я их собираю и прячу, а они все лезут и лезут. Вроде  тогда все собрала. Проснулась, а сердце в горле колотится. Пошла чайник ставить, завтрак готовить. Слышу-Паша закричал громко-громко, меня зовет. Я к нему в комнату, а он весь в крови…кровь из Пашеньки фонтаном хлещет. Я со стола коробку с салфетками схватила, кровь пытаюсь остановить, а они промокают быстро, я их на пол кидаю, и новые беру. Кровь, все бежит, салфетки заканчиваются. Глянула на пол, да как закричу сама от ужаса-салфетки-то те, из сна, точно такие же.

Потом уже подружка прибежала, лечащему врачу позвонила, скорую вызвала. Врач  сказал срочно везти опять в Москву. Подружка вещи быстро собирает, а я все на цветы бумажные  кровавые смотрю и плачу, плачу. Больше Паша домой уже не возвращался. Три недели эти  были последние.  Как я могла его оставить?  Он лежит ,высохший такой, как листочек, глаза закрыты, и время от времени спрашивает-Мама, ты здесь? А я –Здесь, сыночек, здесь… Не ел уже совсем, а я все его накормить пыталась. А он - Дайте мне 10 минут, дайте мне 10 минут… Какие , сынок 10 минут? – 10 минут, чтобы отдохнуть, чтобы поспать.  А сам итак почти все время спал. И только-Мама, ты здесь? И только-Дайте мне 10 минут…

А потом-Подними меня. Я его с трудом подняла, села рядом на кровати,он ко мне прислонился и говорит- Что ты людей-то не угощаешь? Вон сколько их… Я ему-Ну что ты, сыночек , ведь нет  здесь никого, только я да тетя Маша, подруга, она все время со мной была. Он так улыбнулся и сказал-Ладно, потом узнаешь. Все потом узнаешь.  Дайте мне 10 минут… И Господь дал мне 10 минут, ровно 10 минут сна, я заснула. А когда открыла глаза, он на моих коленях лежит. Неудобно так лежит, он же высокий у меня, и как будто сложился пополам, лицом в мой живот уткнулся. Я его голову-то обхватила, а он  твердый какой-то весь и холодеет. Я Машу зову, она подскочила, да как закричит, и в коридор за врачом побежала. А я все дышу на Пашеньку, все согреть да поднять его пытаюсь. Врачи бегают, медсестры…,что-то мне говорят, а я и не слышу, все согреваю сына, все дышу на него. Вдруг что-то в палате как хлопнет, как бутылка взорвалась, врач окно побежал открывать, и я слышать стала .Все в один голос твердят, что душу надо выпустить, на волю просится. Окно-то открыли, а ветер не с улицы в палату подул, а из моих рук в окно полетел.  Только тогда я поняла, что Паши больше нет.

Хотела уйти из жизни, потому как смысла больше не было. Да Маша сказала, что так я никогда больше с Пашенькой не встречусь. В церковь пошла. Кладбище и церковь. Церковь да кладбище. И ничего больше. Мертвая я стала тоже. На годовщине Паши  муж сказал, что не хочет больше со мной жить. Я тогда впервые за год что-то почувствовала…То ли стыд, то ли недоумение. Ушла, даже носового платка не взяла. Подала на развод. Витя с ножом все бегал, убить меня грозился. Я боялась. Конечно, боялась. С оглядкой жила. А потом пришел Иван, друг моего мужа был раньше, его жена бросила, и говорит- Давай попробуем жить вместе? Я тебя смогу защитить…и ты перестанешь бояться. Я к нему ничего, кроме уважения, не чувствовала.  Но согласилась. Мы уже вон сколько лет вместе. А год назад  мы поженились. Платье купили, костюм.. Смешно… В Загсе мне все время смешно было.  Меня ж там невестой называли… вот и смешно- какая я невеста? Свадьбу в ресторане отпраздновали. Из гостей-мама моя, да Маша. Я ему-все-все рассказываю. Домой лечу, как на крыльях. А раньше не знала куда моя левая ступит… Он возьмет меня  за руку, и мне ничего больше не надо. Я иногда моргнуть боюсь, чтобы счастье не спугнуть. Он помог мне оттаять. Я ведь радоваться научилась. Наверное, грех так говорить, но я на старости лет не только друга верного и любимого обрела, я себя нашла. Нельзя жить чужую жизнь, а я столько лет в чужой судьбе жила, за свою принимая.  У каждого свой коридор. У меня свой, у тебя твой. Надо достойно идти по своему коридору. И не терпеть, когда терпеть уже невыносимо.

Последняя воля моего бывшего мужа была - похоронить его рядом с сыном. Я все ритуальные конторы прошла, заявление написала, что  против этого. И поверишь ли, два дня на могилке Паши жила, караулила, чтобы яму там без моего разрешения  не выкопали. Я знаю, что Паша не хотел бы этого…он еще тогда в Новогоднюю ночь сказал, что у нас нет больше отца, да и не было его никогда. Его похоронили на другом кладбище, там у них весь род похоронен. Была я на похоронах, была, никто из родных Вити ко мне не подошел, ну да Бог им судья,, простилась , даже в лоб поцеловала…. без скорби и боли, без ненависти  и обиды.  И прощения попросила. За то, что заменила собой другую, предназначенную ему судьбой женщину.  И что поздно, слишком поздно, это поняла.

И напоследок о глупости. О важном и не важном. О по-настоящему ценном  и бессмыслице. Что значит-не хочешь этого знать? Я все равно скажу, это глупость, но это важная глупость….Родные Вити, когда в права наследования вступили, трижды в суд на меня подавали, я гараж не разрешила продать. Это кусок железа ржавого, а столько стыда и скандала вокруг него.  Я его лично сделала, вот этими вот руками…Совсем еще девчонка была, сварщика сама нашла, листы тяжеленные  держу, руки отваливаются, сварщик наверху,  искры на лицо и волосы сыплются, а Витя где-то  как всегда пьяный валяется. И для меня гараж этот- как символ моей жизни…ведь получается, что только гараж-единственное, что я сделала своими руками, сама. И что останется после меня. Единственное, что  у меня есть из вещественного доказательства  тех моих сорока пяти лет жизни… Ни семьи, ни сына, ни квартиры…ни молодости, ни внуков. Только вот это… кособокая железная коробка… как памятник мне, и как памятник  жадности и глупости.   Ведь правда же это глупость? Да? Ведь нелепица,  да? По сравнению … с важным…с жизнью и смертью…? Ну да Бог с ним!!!  Видишь. какая луна сегодня полная?  Во все глаза смотрит за нами…  И Паша где-то там рядом наблюдает за мной... Да, самое главное чуть не забыла сказать…… Ванина дочка замуж вышла…у них скоро ребеночек будет… А ,значит, я все-таки стану бабушкой, вот!

 Она торопливо простилась со мной, муж уже несколько раз звонил, волновался. Немолодая женщина  в красной курточке, женщина с седыми волосами и детским голосом уходила все дальше и дальше в ночь. Уходила, как говорила- спокойно, гордо, достойно.  И в ее опухших  заплаканных глазах не было отчаяния, там  жила радость.