Как мы старались двигать технический прогресс

Хочу рассказать типичную историю одной разработки, в которой я принимал участие, как пример того, почему мы так и не догнали передовые страны в научно-техническом прогрессе за годы СССР.

Не знаю, каковы были условия для разработчиков в специальных закрытых зонах. Свою работу мы вели в полном соответствии с ГОСТами и другими нормативными документами в составе довольно крупного научно-исследовательского института, который в 80-х переименовали в научно-производственное объединение и был он головной организацией в СССР по вопросам автоматизации определенных отраслей промышленности и энергетики.

Большинство разработок мы вели в соответствии с программами ГКНТ (госкомитет по науке и технике). Как формировались эти программы? По-разному. Была программа, которую разработали по инициативе члена ЦК КПСС, председателя колхоза в Тульской области Василия Стародубцева. Был он за рубежом и увидел, как содержат коров без привязи и автоматически их кормят (корм дают в зависимости от того, сколько корова дает молока), полуавтоматически доят, автоматически отделяют от стада заболевших и т.д. Получилось прямо по Высоцкому: «Я, Вань, такую же хочу». Правда, из-за уровня технического развития на то время из этого ничего не вышло, хотя работа шла и деньги тратились. Нужно было вычислительное устройство, такое как ПЭВМ, которой в то время у нас не было.

Наша разработка, вернее – ее необходимость, возникла из проблем черной металлургии. Большую часть стали у нас выплавляли в мартеновских печах. Печь изобрели еще в 19 веке, расплавить в ней сталь смог Мартен (немецкий инженер) только после того, как начали подогревать воздух в регенераторах для сжигания газа, что позволило существенно поднять температуру в печи и получить сталь в жидком виде. На одном цикле регенератор нагревался продуктами горения из печи, а на втором – нагревал холодный воздух. Интересно, что эту идею Мартен позаимствовал из медицины. Его брат болел туберкулезом. Посещая брата, Мартен увидел, как зимой больные дышат через специальный сосуд со свинцовыми шариками внутри. Выдыхая, они эти шарики подогревают, а вдыхая – получают подогретый воздух. Извините, отвлекся. Так вот, когда печь «выдыхает», в ее выдохе очень много горячих шлаковых частичек и чтобы они не забивали регенератор, их осаждают в специальном шлаковике. Когда печь становится на ремонт, приходится очень долго ждать, пока шлак остынет, чтобы его можно было убрать. Время ремонта получается большим, производство уменьшается.

Для того, чтобы сократить это время, решили создать радиоуправляемый бульдозер, чтобы очистку начинать пораньше, когда тракторист еще не может находиться в такой температуре, и сократить время ремонта. Экономэффект посчитали. Авось еще где-нибудь пригодится.

И начали разрабатывать где-то в 1979. Как правило, одна организация не могла вести разработки, поэтому в Программе ГКНТ определяли головную организацию и соисполнителей. Думаю, что прямо отсюда появилась интермедия Аркадия Райкина: «Кто сшил костюм? Мы! Я лично пришивал пуговицы, к пуговицам претензии есть?» По нашей проблеме решено было разработку делать для существующего бульдозера на базе трактора Т-150. Головной организацией был московский институт, и у него было два соисполнителя: организация в Челябинске должна была создать сервоприводы на все органы управления бульдозером (заменить мускульную силу оператора), а мы – систему формирования команд управления, передачу их к бульдозеру по радиоканалу и расшифровку этих сигналов уже на бульдозере. Головная организация распределяет деньги и все контролирует, хотя сама ничего не делает.

Все возможные этапы разработок были регламентированы ГОСТами. Предусматривались НИР (научно-исследовательские работы) и ОКР опытно-конструкторские). И в НИР и в ОКР было много этапов. Легко было составлять договор на проведение работ, пишешь этапы и проставляешь деньги. Вот этапы потихоньку и выполняли. Проблемы возникали при изготовлении образцов. Дело в том, что в СССР для использования целого ряда комплектующих изделий (микросхем, резисторов и т.п.) нужно было получить разрешение министерства. Связано это было с тем, что применяемые в изделиях военного назначения компоненты нельзя было использовать в изделиях другого назначения или если производилось компонентов мало и на всех не хватало. Пишем письмо-запрос и ждем ответ. Если разрешение получено – формируем заказ и можем направлять его в министерство на получение комплектующих изделий, но уже в следующем году. Таково было правило: в плановой экономике все планируется заранее. Чтобы завод, производящий, например, электронные компоненты, смог сверстать свой план, ему нужно знать чего и сколько будет производить и для того, чтобы производить, нужно заказать то, что требуется для запланированного производства. Поэтому заявки наши мы должны подать не позже второго квартала года предшествующего поставке. Небольшую корректировку можно попытаться провести в августе. Если же разрешение получили во второй половине года, то комплектацию получите через полтора-два года. Таковы темпы. По поводу планирования был такой анекдот: идет парад на Красной площади, проходят танки, затем ракеты, за ними баллистические ракеты. А далее идет несколько мужчин. На трибуне сосед спрашивает «что это такое?», а сосед отвечает « это Госплан – самое разрушительное оружие».

Существовавшая система снабжения создавала много проблем. Далеко не всегда вы могли получить то, что нужно. Поэтому на всякий случай заказывали больше и создавали «загашник», который помогал в будущем, из него можно было брать и менять на что-нибудь нужное. Когда отдел снабжения выдавал Вам заказ, он часто заставлял брать и нагрузку – то, что абсолютно не пользуется спросом, но ему тоже поставили в нагрузку. Особенно большой могла быть нагрузка, если Вам нужен был «дефицит» (то, чего мало, но нужно всем). В отличие от известной профессии «коммивояжер» была профессия «толкач» (противоположные, как и системы их породившие). Его задачей было достать что-то или протолкнуть поставку этого чего-то раньше или сверх наряда на поставку. Интересно, что после развала СССР, многие «загашники» были источником существования. Их потихоньку распродавали, а из некоторых комплектующих специалисты добывали даже золото. Голь на выдумку хитра.

В 1974 году я недолго был консультантом на одном предприятии в Венгрии. Их специалисты говорили мне, что они с удовольствием покупали бы приборы и оборудование в СССР, а не у фирмы Сименс (это для них было бы существенно дешевле), но так долго ожидать поставку они не могут, так как потеряют заказчика и работу.

Нужно иметь в виду еще одну особенность советских НИИ. Как правило, хороших специалистов было 2 – 3 на лабораторию из 12 – 15 человек. Получалось это естественным образом. Молодых специалистов брать обязательно. Если кто-то приходит с улицы, то можно установить испытательный срок (месяц, что поймешь за месяц). Уволить практически невозможно, профсоюз согласия не даст, а тот еще в партбюро или в профкоме или еще чего-нибудь. Зарплата только в соответствии со штатным расписанием. Молодой специалист – 110 руб. (если институт первой категории), старший инженер со стажем – 160 руб. Если уж очень грамотный и работоспособный, то 180 руб. Зависимости между зарплатой и способностью специалиста выполнять сложную разработку практически не было. Мне кажется, что именно в этом одна из причин современной ностальгии у старшего поколения по СССР. Где бы ты ни работал, среднюю зарплату дадут и, если не скандалишь, то и не выгонят. В НИИ сидишь спокойно за шкафом, делаешь вид, что работаешь, книжку читаешь. Помните: «Я делаю вид, что работаю, а Вы делаете вид, что мне платите». Получалось точно как в поговорке «один с сошкой, семеро с ложкой». Как видим, принцип социализма: «От каждого по способности, каждому по труду» не был реализован.

Серьезно повысить зарплату можно было, только защитив диссертацию. Тогда старший научный сотрудник – это уже 250, а со стажем и 300 руб. Завлаб – со стажем и 400 руб. Ходила такая байка, что науку и разработки двигают только аспиранты, которые пашут двумя руками. Завлаб работает одной рукой, так как другой держится за кресло. Все выше вовсе не работают, так как держатся за кресло двумя руками. Такая ситуация создавала свои проблемы и в науке, но это уже другая история.

В общем, с горем пополам, в конце 1985 года опытный образец соорудили. Это было три блока: пульт формирования команд с передающей радиостанцией, который закреплялся на груди оператора, блок управления, который монтировался в бульдозере, и блок питания. Отвезли систему заказчику в Москву. Соисполнители наши привезли туда же свой бульдозер и начали стыковать. Проблем было много. А тут головная организация делает выставку передовой техники и, чтобы блеснуть достижениями, бульдозер - на выставку. Разработчики волнуются. На выставку в марте приехал зампред Совмина Силаев (прекрасный человек). Подошел к бульдозеру. Разработчики смогли показать только, как бульдозер поднял и опустил отвал. Времени у него не было, пошел дальше.

А тут, 26 апреля у нас и бахнуло в Чернобыле. Сделаю небольшое отступление о том, как советская власть реагировала на катастрофу в первое время в моем восприятии.

До 30 апреля был сильный южный ветер, и все понесло к нашим братьям белорусам. 30-го ветер сменился на северный и настала наша очередь. 28-го в институт принесли польскую газету, в которой писалось о том, что всем рекомендуют (особенно детям) принимать йодистый калий для защиты щитовидной железы от радиации, поскольку самым опасным в то время был радиоактивный йод.

У нас – ничего. Нельзя, чтобы паники не было. Более того, из Припяти людей не выпускали до тех пор, пока не вывезли организованно в автобусах, практически без вещей. Немногим удалось через радиоактивный лес убежать. О том, что йодистый калий давать нужно знали. Когда мы ездили на станцию через воинскую часть, нас полностью переодевали и давали выпить раствор йодистого калия (многие тогда говорили, что наливали 100 грамм). Но детям не дали. Более того, детей 1-го мая вывели на демонстрацию в спортивных колоннах. Ох, это длинная и страшная история о советской власти.

30-го апреля на смену руководителю работ по ликвидации аварии на ЧАЭС Щербине приехал Силаев. Военные ему доложили, что нужно прочищать дорогу к блоку, заваленную обломками после взрыва, для подъезда транспорта и сооружения саркофага. Военная техника для этого не годилась. Уровень радиации очень большой и нужна радиоуправляемая техника. Силаев звонит в Москву. Директор тамошний примерно знает ситуацию и говорит, что трактор – все в порядке, а вот как система управления – не знает. Силаев звонит в Киев. Наш директор говорит, что система в порядке, а вот, как трактор не известно. Это типичная ситуация, которая сопровождала все внедрения в СССР. Как правило в срок ничего не получалось и всегда искали «рыжего», у руководителей выработался рефлекс самозащиты – виноват не он.

Раз, по мнению директоров все в порядке, то поступает команда – бульдозер на Чернобыльскую станцию. 3-го мая самолетом бульдозер прямо с выставки доставили в Киев, разгружая, уронили, но подняли и привезли во двор института. По тревоге собирают всех разработчиков. Министерства присылают своих руководителей, так как ситуация сложная и может плохо кончиться. 5-го мая бульдозер поехал на станцию и поступил в распоряжение воинского подразделения противохимической защиты. Первый опыт его использования показал много отказов, и пришлось на станцию каждый день посылать группу с представителями разработчиков для оперативного восстановления работоспособности бульдозера. Стало понятно, что нужно срочно делать радиоуправляемый бульдозер более работоспособным. Консультации с внешними специалистами подтвердили, что идеи в системе правильные, заменить ее нечем. По трактору посоветовали поставить масляные фильтры.

Наше руководство принимает решение срочно из опытного образца сделать промышленный образец и подключает серийный завод с КБ. Нужно отдать должное всем участникам этой авральной работы. Со временем никто не считался. Работали постоянно и без выходных. В кабинете директора сидел замминистра и по передаваемым ему записочкам с названием комплектующих изделий давал указания всем производителям (благо почти все были в его ведомстве) срочно поставить заказы к нам. Привозили и в машине, и поездом, и самолетом и все «в карманах». Взяли мы грех на душу и подсунули ему список комплектующих для простого дозиметра. Лабораторный мастер изготовил небольшую партию. Благодаря этим дозиметрам многих в семьях удалось вылечить от радиофобии.

Благодаря чрезвычайным усилиям к 25-му мая были изготовлены первые образцы уже промышленного изготовления. Они были намного лучше и надежней. Но долго их использовать не пришлось. Дорогу пробили не только «нашим» бульдозером, но и другими. Были бульдозеры фирмы Камацу, были бульдозеры и на электроприводе. Интересно, что бульдозеры фирмы Камацу, в случае отказа, становились автоматически на тормоза, и вытащить эти махины из зоны сильной радиации было очень сложно. Наш же бульдозер этим «недостатком» не обладал и после выключения управления на берегу канала один из бульдозеров скатился прямо в канал. Пришлось его доставать, но, правда, в зоне не такой большой радиации. Когда бульдозеры стали уже не нужны, их отвезли вместе с системами в могильник. Все с облегчением вздохнули, работники министерства уехали домой, за переработки всем дали отгулы.

Систем было изготовлено больше и у нас остались еще экземпляры. И вот в начале июня вызывают меня в дирекцию, знакомят с представителями московского закрытого института и приказывают передать им один экземпляр системы. Беру «под козырек» и мы идем к нам в отдел. Там я спрашиваю наших гостей, зачем им система, говорят секрет. Предупреждаю, что система сложная и разобраться в ней быстро без наших специалистов будет сложно. Ничего мы сможем. На том и распрощались.

Прошел месяц и к нам пришел представитель Ленинградского института с просьбой дать и привязать один экземпляр системы и новому маленькому бульдозеру, созданному ими на базе макета лунохода. Такой бульдозер нужен для того, чтобы почистить крыши станции, на которые взрывом было выброшены сильно зараженные осколки. Мы согласились, и в Чернобыль поехала бригада наших специалистов. Систему успешно привязали и крыши почистили. Операторы, которые управляли бульдозерами, сидели в подвале станции и при управлении ориентировались по телевизионным камерам на луноходе. Кто помнит, по телевидению показывали, как солдаты по команде генерала выбегали из укрытия, хватали руками и сбрасывали в проем собранные бульдозерами обломки. К сожалению поперек крыши в этом месте была проложена труба, через которую бульдозер осколки протолкнуть не мог.

Руководитель работ от Ленинградского института рассказал, что систему для них должен был передать тот московский закрытый институт, который забрал ее у нас. Но в системе кое-как разобрался только один специалист, который, понимая особенность ситуации, поставил условием выполнения работы повышение ему зарплаты. Ему в это отказали (просил то он поднять со 160 до 180 руб.) и он уволился. Проблема зависла и ленинградцы, узнав о первоисточнике системы, пришли к нам. Между прочим, шантаж в сложной для начальства ситуации был одним из способов повышения зарплаты, но не таким частым.

На этом вся история с нашей разработкой и закончилась. Оказалось, что металлургам такой бульдозер и не очень нужен, ведь при высокой температуре и система не сработает, да и масло в бульдозере может загореться. Жалко мне стало систему нашу. Решил пойти к специалистам на завод, который выпускал и бульдозеры и экскаваторы. Часто наблюдал, когда при раскопке труб, в раскопке участвовали два человека: экскаваторщик и наблюдатель. Последний давал команды экскаваторщику, что он должен делать, чтобы не повредить раскапываемый трубопровод. С системой радиоуправления мог более успешно справляться один человек. Производительность труда удваивается.

В частной беседе мне объяснили, что для этого нужно дорабатывать и бульдозер и экскаватор, нужно усложнять комплектацию и создавать дополнительные проблемы для производства. А план есть план. И так его выполняем с потугами, зачем жизнь усложнять. Во время испытаний малой серии аппаратуры я спрашивал бульдозериста (именно того, которого Вы можете видеть на фото) как он относится к такому управлению бульдозером. Он ответил, что однозначно хорошо, «лучше в тени да на воздухе, чем трястись в кабине.

Так и закончилась судьба нашей разработки. Нужно сказать, что судьба такая далеко не одиночная. В области автоматизации такая судьба постигла очень многие разработки, правда, по разным причинам, главные из которых – серьезное отставание СССР в области создания и производства средств вычислительной техники, а также организация работ в НИИ. В 70-е и 80-е годы правительство закупало крупное прокатное оборудование и системы автоматизации за рубежом. Из-за проблем в отечественном прокатном оборудовании и системах автоматизации в СССР не смогли, например, производить сверхтонкую жесть для упаковки продуктов.

В министерствах понимали, что уровень технической оснащенности предприятий низкий и нужно что-то делать. В свое время в минчермете был образован так называемый фонд «03». Это были деньги, которые распределялись между заводами с тем, чтобы они могли заказать себе какие-нибудь технические новшества. Денег было не так много. Интересно то, что если завод эти деньги не израсходовал за год, то на следующий год эту сумму ему существенно уменьшали. Организации, которые занимались автоматизацией, толпились с предложениями на предприятиях и с удовольствием пользовались возможностью подзаработать, зная, что деньги ему заплатят в любом случае. Успехов серьезных на заводах так и не получилось, и этот фонд отменили.

После развала СССР наше объединение довольно быстро развалилось. Бюджета не было. Заказов было очень мало. Численность с 3600 упала до 300. Для того, чтобы заработанные деньги не тонули в общем котле, институт разбили на много малых (ну очень малых!) государственных предприятий. Интересно, что в одном из таких предприятий, образованном семью специалистами, на базе прошлых разработок было создано и продано металлургическим предприятиям более 7 компьютерных систем автоматического управления мощными промышленными печами. Появилась возможность быстро купить микропроцессоры у фирмы Сименс (от заказа до поставки месяц) и промышленные ПЭВМ. А математика уже была наработана ранее. Правда все сотрудники уже пенсионного возраста, молодежь не идет на условия, которые может предложить государственное предприятие со своим штатным расписанием. Так что на этом для головной организации в СССР, видимо, все и закончилось вообще.

Мне хотелось бы, чтобы этот материал прочитали думающие молодые люди. Чтобы они поняли, что система социализма, построенного в СССР, не могла обеспечить нормальное развитие технического прогресса. Все, чем так гордятся многие (и атомная бомба, и космос, и авиация), относится исключительно к военной области. В этой области работы велись иначе (может быть так, как мы изготавливали промышленный образец своей системы). Какая часть бюджета шла на эти нужды я не знаю. Но боюсь, что система не выдержала и этого.