Жертвы.

Едва светящееся солнце пытается заглянуть во все уголки города, накрытого удушливым смогом.
Разрушенный, раненный город не только истекает кровью от ежедневного взрыва мин и  снарядов, но и задыхается от паров бензина.
На руины никто не обращает внимание.
Там копошатся люди, пытаясь собрать уцелевший кирпич. В клубах пыли не рассмотреть их лиц. Рядом, там, где разрушенный бетонный каркас, работают кувалдой. Разбивая бетон, достают арматуру, которую к вечеру сдадут за копейки, чтобы купить полкилограмма сахара. Без заварки обходятся. Чай заваривают из побегов вишни, малины или смородины. Немногочисленные благотворительные организации изредка раздают соевое масло и низкосортную муку.
В каждом доме пекут хлеб.
Работы нет.
На беспорядочную стрельбу и взрывы никто не обращает внимание.
В городе много вооруженных людей.

Ангелы смерти собирают богатый урожай.
Никто не удивляется смерти людей: ни молодых, ни престарелых.
Инсульт. Инфаркт. Онко…
Впрочем, это не имеет никакого значения.

- Мой день начинается с того, что я везу женщин в очередной дом, чтобы почти равнодушно выразить соболезнования, - поделился со мной брат.

    Я приехала с малышкой из далекой Украины, чтобы проведать своих родных,  в надежде уговорить их уехать со мной.
Но они  ни за что не соглашаются покинуть Родину.

Даймохк держит их  не только за ноги и руки. Земля отцов удерживает моих родителей страхом умереть на чужбине.

- Дочь,- сказал отец,-  однажды мы  уже жили  вдалеке от Родины.  Засыпая, укрывались надеждой, что утром нам разрешат вернуться домой.  Просыпались, мечтая услышать, что мы едем домой.
Здороваясь друг с другом, тринадцать  лет спрашивали: не слышно  ли, когда нам разрешат вернуться домой.
У нас не было ни детства, ни молодости. Дайте нам здесь умереть.Если волею Аллаха наша жизнь придет к концу,   похороните  нас тут. Не надо будет нас везти издалека. Сегодня  я бы отдал многое, чтобы  посидеть у могильного холма своего покойного отца. Он остался лежать  в далеких степях Казахстана. Мы похоронили его в августе 1944года. Семнадцать лет, пока  не вернулся на Родину,  я посещал его могилу. Стоя у его ног,  спрашивал совета. Каялся в своих детских шалостях,  И чем старше я становился, тем больше в нем нуждался. Может быть, ты сегодня не понимаешь, как мы - родители нужны вам. Вы выросли и думаете, что свободны, и от нас нет помощи для вас. Я рад, что вы все живы и здоровы и иногда навещаете нас. Одно прошу: не подводите нас. Не сворачивайте с пути Аллаха. Оставайтесь нашими детьми

Я молча слушала его речи, не смея поднять на него  заплаканные глаза. Он не любил излишнюю сентиментальность, хотя был очень добрым человеком. Честным, добросовестным, ответственным, любящим и любимым.

- Как же, Амин, ты не понимаешь, что вы нужны нам?! – говорила я сама себе,и всей душой пыталась его понять.

Не принято у нас - чеченцев показывать свои чувства. Мы передаем их друг другу  взглядом, улыбкой. Смехом. Слезами.

Но вернемся в  те тяжелые дни смуты.
Это было страшное время.
Передышка между двумя военными компаниями. Кремль назвал первую чеченскую компанию Защитой Конституционных прав, не вдаваясь в подробности чьих, а вторую- контртеррористической операцией, признав террористами весь чеченский народ.

Первую военную компанию на своей же территории, если следовать их  логике, горе-правители  начали против собственного народа. В борьбе за территориальную целостность, забыв о равных правах перед Конституцией и Всевышним, мой народ бросили в мясорубку войны.
Горе пришло не только в семьи чеченцев. Но и тысячами грузов-200 отправилось гулять по всей России.
Тот, кто давал указание сеять смерть, сидел в кожаных креслах, парился в финских саунах, питался в лучших ресторанах, забывая, что  Судный день наступит для всех обязательно в одно время и в одном месте.
   Под предлогом защиты моих прав, Кремлевская власть лишила меня элементарного жилья и права жить. Предатели  зажгли факел войны, а сами сбежали в логово, откуда вели прицельный огонь по моему многострадальному народу.
Кто прав и кто виноват в этой грязной душегубке, никто ничего не сказал. Одни поверили, других заставили, третьи пошли на войну добровольно:  у них не было альтернативы.
Не в силах бороться с несправедливостью, потеряв крышу над головой,  не имея средств существования, отчаявшись, мы с мужем, как и многие наши соотечественники, покинули республику.


Приют мы нашли на Украине, которая едва сводила концы с концами.
Но  были рады тому, что на нас  не сыпятся бомбы и не спрашивают почему мы до сих пор живы.
Смердящий запах войны преследовал нас и здесь.Наши тела и души пропахли вонью разлагающихся трупов, которыми была усеяна священная земля вайнахов.
В первое время мы практически ничего не ели. Все время пили сырую воду и принимали охлаждающий душ.
Стоило нам сесть за стол, как все замолкали.
В трехкомнатной квартире на ночь собиралось тринадцать человек.
Днем  я с сестрой занималась домашними делами, ходила на рынок и готовила ужин.

Надо сказать несколько слов о нашей кухне и традициях.

Если читатель не знает, то чеченская  кулинарная книга - самая тощая. Одним из самых первых кулинарную книгу народов Кавказа написал Александр Дюма во время своего путешествия по Кавказу.
У нас  совсем немного блюд. В основном, это   кукурузные галушки с мясом и чесночным соусом,  черемша, тыква, сискал( кукурузная лепешка),  сыр,  соленый творог со сметаной  и кислое молоко.
Чеченская кухня  не только одна из самых древнейших,  но самых простых.
Развитая гармоничность чеченцев тесно связана с легко усваиваемой пищей. Вайнахи очень скромны в еде.
Как и сегодня, горцам приходилось воевать, отстаивая свою свободу.
Поэтому  широко применяется сушеное мясо. Оно не портится и всегда можно взять с собой.
Чеченская кухня в своей основе мягкая, умеренная. В ней не преобладают пряности. И то, что среди чеченцев очень мало толстых, тучных людей, что они рослые и здоровые, сказывается влияние их национальной кухни.

Пища исключительно здоровая и полезная. Блюда питательны и калорийны.
У нас в народе говорят, что  в хорошей семье надо гостя накормить, соседа угостить, самим поесть и на утро оставить.
Отличительные признаки хорошей хозяйки: побеленная печь и  сверкающая кастрюля, из которой идет пар.

Чеченцы особое внимание уделяют вечерней трапезе. Завтрак и обед могут быть совсем слабыми. Но ужин, когда собирается вся семья,- особый ритуал.
В старые добрые времена на стол ставилось одно большое блюдо, из которого ели все.  Эта тарелка объединяла семью в кулак. Дети росли дружными и  внимательными.

Во время трапезы едоки стараются не разговаривать. Проходит она в спокойной обстановке. После ужина не спешат  убрать со стола посуду и остатки пищи. Каждый член семьи делится своими успехами, планами, радостями и огорчениями.
И если чеченец не доел за столом в вашем доме, то не примите это за дурной тон. Это проявление скромности.
Принимаясь за пищу, мы произносим хвалу Всевышнему, заканчивая трапезу опять же благодарим Аллаха, желая всему живому возможность иметь пищу.

Нас так воспитывали, мы точно также воспитываем своих детей, а  а они будут воспитывать своих детей.
И, садясь за стол в далекой Украине, каждый из нас мыслями возвращался в родительский дом.

-Как они там? Поели они сегодня? Живы ли они?

Поверьте, что каждый  прожитый день вдалеке от  минометного обстрела,свистящих пуль, падающих бомб, разрывающихся снарядов, мы мысленно жили на  плачущей Родине.
Ни один из нас  не был счастливее тех, кто остался под ударами военной мощи государства, которое убивая, "защищало" нас.

  В детстве я слышала, что наступит время, когда живые будут завидовать мертвым.

Вот оно и наступило. Война унесла тысячи жизней. Искалечила тысячи душ.
Разрушили и разграбили города и села.

Подписав Хасавюртовский договор, Кремль подло кинул народ.

В республике оставались те, кому некуда и не за что было уехать.
И такие, как мои родители, состарившиеся за страшное время  первой чеченской войны.
Детства  и молодости у них не было.
Моему отцу было всего четырнадцать лет, а матери - шесть, когда   холодным февральским утром 1944 года их спустили  с гор на американских студебекерах, затолкали в продуваемые вагоны для перевозки скота и почти три недели везли в «Синюю Даль».
Тех, кто не умер, выбросили в открытые степи Казахстана  в надежде, что  они не выживут и не вернутся на Кавказ.

Но на все воля Аллаха.
Хвала Ему, Милосердному.

  Мои родители, как спецпереселенцы, жили в одном поселке.
Встретились, полюбили друг друга. Поженились. И после реабилитации с двумя детьми вернулись на Кавказ в начале 60-х годов.
Со временем Аллах дал им еще 8 детей.
Они поставили нас на ноги, дали образование.
Научили трудиться, любить друг друга и Родину, которой им долго не хватало. Наверное, они не генетическом уровне передали нам чувство патриотизма.
Научили жить в ладу со своей совестью.
К началу червой чеченской  войны четверо из их десяти детей имели свои семьи. Один из моих братьев женился в сентябре 1997 года. Именно он и оставался с родителями и младшим братом, инвалидом детства с  синдромом Дауна.
Ни родители, ни инвалид детства не получали пенсии. Брат с невесткой продолжали ходить на работу, не получая уже который год ни копейки заработной платы. Мы же, покинувшие республику, старались помочь им.

    Сказать просто, что это было время смуты,  значит ничего не сказать.
Это было время дьявола.
Он восседал на троне. Ел, пил, гулял, развращал людей.Питался исключительно людскими душами.
Нет, он не поедал их тела.
Живые трупы заполонили место, где раньше находился центральный рынок города Грозного. Здесь было столпотворение безликой массы уцелевших физически. Каждое утро вереницей со всей республики спрутом к этому месту съезжались не только покупатели человеческой совести, но и продавцы.
Не все были падшими ангелами.
Серая масса жертв войны.

В старые добрые времена здесь, на "Зеленом базаре",  торговали  дарами природы со всего Кавказа: грузины –цитрусовыми, дагестанцы- картофелем и морковью, азербайджанцы- гранатами и хурмой. Армяне - кинзой и острым перцем.

Но сегодня здесь торгуют оружием, наркотиками, и женщинами. Такого позора Кавказ не знал никогда.

Рынок кишел кистинцами, дагестанцами, таджиками и цыганами. Попадались арабы. Даже негры.Чеченцы и ингуши,  для которых эта территория являлась Землей предков, вынуждены были жить. Но, что  тут делали остальные, я и сегодня не знаю. Вернее, не понимаю и не хочу понимать.
Любопытство, поиск риска? Потребность в адреналине?
Не знаю. Нет у меня ответа на этот вопрос.

Но я не об этом хотела рассказать.
Несмотря на все тяготы, один из моих братьев вынужден был остаться с родителями.
На следующее утро после своего приезда я решила ознакомиться с положением дел.
Не принято у чеченцев жаловаться на отсутствие денег, материальных ценностей.

С утра брат уехал на работу. Пройдясь по все улице,я не встретила ни одного мужчину, кроме  трех больных стариков:  мой 68-летний отец, сосед- дедушка Салман, которому под 80 лет  и мой дядя Шахид, который едва передвигал ноги.
Может, в каких-то домах и были мужчины, но они каждое утро  исправно покидали свои дома в поисках хлеба насущного.

После урагана войны,  чеченская земля  днем плакала от мин, которыми она была удобрена, а ночью - от бесконечного потока бензовозок.

Жизнь стала серо-черной. Даже солнце и то прятало свое лицо. Казалось, что оно как в древних легендах повернулось  спиной к тем, кому смилостивилась судьба остаться живыми. Безликое Солнце, потерявшее свой золотой цвет,  не спускалась   в мир полумертвых. На  плачущей земле потомков Турпала Нохчо стоял ад.

Когда мы были маленькими, бабушка иногда пугала нас своими рассказами о шайтанах, которые могут придти за непослушными детьми и щекотать пятки, если уснем без ужина или забудем помыться. Несмышленышам было интересно встретить черта и подергать его за хвост и рога.
Но наши ожидания были напрасны. Ангелы оберегали нас от плохого.
Помню, как я спросила у двоюродного дедушки:

- Мекхаш Дади( Усатый дедушка) почему мы не можем поймать  шайтана?

Дедушка Янарс  рассмеялся и ответил:
- Девочка моя, шайтан стал  цивилизованным. Он теперь сидит внутри человека. Люди открыли свои души дьяволу, отвернулись от Бога. Совсем недавно люди плакали по потерянному раю на земле. Аллах смилостивился. Вернул нам наш край. Но люди опять забыли свое вчера.

Как  черти умудряются жить внутри человека, я не поняла.

Если в юношестве я не думала о чертях, по молодости- жила любовью, учебой, удачами, то теперь я поверила в слова деда Янарса.

   Пройдя по улице, разглядывая дома с немытыми окнами, мне стало страшно.  Не знаю, поверите вы мне или нет. Но я не увидела ни одну кошку и не услышала лай собаки. Даже птиц не было.
Ком подкатил к горлу.
Вернувшись,  решила осмотреть подворье. Раньше здесь на привязи была кавказская овчарка.  Абрек умер, не выдержав бомбежек.  Кот пропал, две коровы  погибли во время вертолетного обстрела.
Заглянув в  пустое стойло для овечек. Постояв немного, я заглянула в сарай. На бревенчатом полу  лежала телка. Я хотела уйти, когда услышала, что она хрипит    и тяжело дышит. Она запуталась  в цепи, которой была привязана к яслям. Я протянула руку в надежде включить свет. Но тут же вспомнила, что про электричество и газ здесь давно забыли.
Я освободила бедное животное от пут цепи.  Изо рта шла белая пена.
Скотина  смотрела на меня огромными глазами цвета живого неба.
В ее глазах читалась мольба:»Помоги мне!»
Я растерялась и не знала, что делать.
Выскочив из сарая,   побежала к родителям.
  Мама возилась с овечьей шерстью, перебирая ее для пряжи, а отец сидел на диване, подобрав ноги.
  Если до войны он еще боролся с сахаром, то из-за отсутствия лекарств и возможности их приобрести, сахар сделал свое черное дело. Его уже посадили на инсулин. Ноги отекали. В руках практически не было сил.
Он едва передвигался при помощи трости.

– Амин, - обратилась я к нему,-  там телка запуталась. Я цепь распутала, но она не встает. Посмотри,  чем ей помочь.

Мама вышла первой, а отец попросил подать ему  большой кухонный нож.

Когда мы  с отцом зашли в сарай, мама сидела на корточках и гладила телку.

- Прости нас, Мая, не углядели. Прости, родная.

Животное плакало.
Огромные красивые глазища с укором смотрели на нас.
Амин нагнулся, прочитал  священные слова для жертвоприношения и, натянув шкуру, попытался перерезать скотине горло.
Несмотря на то, что нож был очень острым, он не смог это сделать. Даже порезать шкуру.
Он прикусил кончик языка и нервно оглядывался по сторонам.Пошатнулся.

Я помогла ему  встать.

- Нет сил. Совсем нет сил. Аллах, что же делать? Не хотелось бы, чтобы скотина подохла. Прими Аллах жертвой.

Потом посмотрел на меня и умоляюще попросил:

-Может ты пробежишься по улице и найдешь мужчину, чтобы не дал подохнуть телке?

Я знала, что  никого не найду. Но все же исполнила его желание.
Забежав во двор,  я увидела, как мама сидит под навесом на диване и перебирает подол своего платья.
Уже  который год они живут за счет моей помощи!
Мама опустила глаза, пытаясь скрыть слезы. Невестка уже на сносах. Никакой социальной помощи от государства.
Младшую сестру я забрала к себе в Киев.
Я прошла мимо мамы,не останавливаясь, чтобы  не видеть ее  заплаканное лицо.
Отец стоял в сарае, опираясь на трость, и вытирал слезы. Слезы не от потери животного.Слезы - от своей беспомощности.

- Амин, я  никого не нашла. Может, я попытаюсь перерезать горло животному?- робко предложила я.

- Мясо  все равно нельзя будет употребить в пищу. Ты не мужчина,- ответил он.

- Ты говори мне,  какие слова из Священного писания я должна произнести. Я попытаюсь помочь живому существу. Пусть Аллах примет его от нас жертвой.
- Не сможешь ты, дочка. Не женское это дело,- сказал он и обнял меня.

Но в этот момент Мая подала голос.
Телка умоляла нас не дать ей подохнуть.
Я взяла нож у отца, присела на корточки и погладила Маю.
Слезы ручьем стекали по морде скотины. Я прикрыла рукой ее правый глаз, чтобы она на меня не смотрела.
Скотина закрыла глаза, и мне показалось, что она даже улыбнулась.
Повторяя за отцом священные слова, натянула шкуру и перерезала ее очень легко.

- Не останавливайся. Режь дальше. Глотку режь,- подсказывал отец.

Я отвернулась, но какая-то неведомая сила помогла мне перерезать глотку скотины.
Теплая кровь ручейком побежала мне под ноги.
Я привстала, и протянула нож.

- Аллах велик и Милосерден, дочь,- произнес отец. протирая лезвие ножа ладонью.

Потом он нагнулся и очистил ладонь от крови,размазав кровь по  шерсти жертвы.

Но кто из нас был жертвой тех страшных дней?

Отец- жертва страшной болезни, которая усугубилась из-за отсутствия элементарной медицинской помощи?
Я - жертва огрубевшей женской души, которая запросто взяла в руки нож и перерезала глотку пусть даже и животному, но живому существу?

     Остаток дня мы провели практически молча.
Вечером, когда брат приехал с работы, он привел товарищей.
Они загрузили уже остывшее тело Маи. Вывезли его в поле и закопали.
.
Я прекрасно осознавала, что употреблять в пищу это мясо мы не будем. Но мне очень хотелось, чтобы даже животное отошло в мир иной достойно.

  Мы часто совершаем в своей жизни поступки, за которые  нам стыдно.Искренне раскаиваемся, хотя пытаемся иногда обмануть самих себя, ища себе оправдание.
Я долго никому не рассказывала о том, что  тогда произошло.
Со временем  даже забыла об этом.

Но когда  беру в руки Коран, и читаю пятую суру « Аль-Маида»,  вспоминаю жертву.

Прочитайте и вы  аят 3  пятой суры Корана " Трапеза":

" Вам запрещены мертвечина, кровь, мясо свиньи и то, над чем не было произнесено имя Аллаха (или что было зарезано не ради Аллаха), или было задушено, или забито до смерти, или подохло при падении, или заколото рогами или задрано хищником, если только вы не успеете зарезать его, и то, что зарезано на каменных жертвенниках (или для идолов), а также гадание по стрелам. Все это есть нечестие. Сегодня неверующие отчаялись в вашей религии. Не бойтесь же их, а бойтесь Меня. Сегодня Я ради вас усовершенствовал вашу религию, довел до конца Мою милость к вам и одобрил для вас в качестве религии ислам. Если же кто-либо будет вынужден пойти на это (на употребление запрещенных продуктов) от голода, а не из склонности к греху, то ведь Аллах – Прощающий, Милосердный».

P.S.
        Я исповедую Ислам.
Следуя  заповедям моего устаза -  Кунта-Хаджи Кишиева,  я заботливо отношусь к животным, птицам, воде и растительному миру.
И пытаюсь остановить в своём сердце гнев,  ибо "простивший зло, живущий с именем Аллаха на устах, молящийся за заблудших — на пути тариката".
Я прощаю тех, кто начал эти войны.
Не ищу правых и виноватых.
Но не хочу быть жертвой!