2016

 

 

Владислав Ходасевич

«ОБЕЗЬЯНА»

 

Была жара. Леса горели.

Нудно тянулось время.

На соседней даче

Кричал петух. Я вышел за калитку.

Там, прислонясь к забору, на скамейке

Дремал бродячий серб, худой и черный.

Серебряный тяжелый крест висел

На груди полуголой. Капли пота

По ней катились. Выше, на заборе,

Сидела обезьяна в красной юбке

И пыльные листы сирени

Жевала жадно. Кожаный ошейник,

Оттянутый назад тяжелой цепью,

Давил ей горло. Серб, меня заслышав,

Очнулся, вытер пот и попросил, чтоб дал я

Воды ему. Но чуть ее пригубив

- Не холодна ли, - блюдце на скамейку

Поставил он, и тотчас обезьяна,

Макая пальцы в воду, ухватила

Двумя руками блюдце.

Она пила, на четвереньках стоя,

Локтями опираясь на скамью.

Досок почти касался подбородок,

Над теменем лысеющим спина

Высоко выгибалась. Так, должно быть,

Стоял когда-то Дарий, припадая

К дорожной луже, в день, когда бежал он

Пред мощною фалангой Александра.

Всю воду выпив, обезьяна блюдце

Долой смахнула со скамьи, привстала

И - этот миг забуду ли когда?

- Мне черную, мозолистую руку,

Еще прохладную от влаги, протянула...

Я руки жал красавицам, поэтам,

Вождям народа - ни одна рука

Такого благородства очертаний

Не заключала! Ни одна рука

Моей руки так братски не коснулась!

И видит Бог, никто в мои глаза

Не заглянул так мудро и глубоко,

Воистину - до дна души моей.

Глубокой древности сладчайшие преданья

Тот нищий зверь мне в сердце оживил,

И в этот миг мне жизнь явилась полной,

И мнилось - хор светил и волн морских,

Ветров и сфер мне музыкой органной

Ворвался в уши, загремел, как прежде,

В иные, незапамятные дни.

И серб ушел, постукивая в бубен.

Присев ему на левое плечо,

Покачивалась мерно обезьяна,

Как на слоне индийский магараджа.

Огромное малиновое солнце,

Лишенное лучей,

В опаловом дыму висело.

Изливался

Безгромный зной на чахлую пшеницу.

 

В тот день была объявлена война.

 

1919

 

Иван Бунин

«С обезьяной»

Ай, тяжела турецкая шарманка!

Бредет седой согнувшийся хорват

По дачам утром.В юбке обезьянка

Бежит за ним, смешно поднявши зад.

 

И детское и старческое что-то

В ее глазах печальных.Как цыган,

Сожжен хорват. Пыль, солнце, зной, забота..

Далеко от Одессы на Фонтан!

 

Ограды дач еще в живом узоре

– В тени акаций.Солнце из-за дач

Глядит в листву. В аллеях блещет море...

День будет долог, светел и горяч.

 

И будет сонно, сонно. Черепицы

Стеклом светиться будут. Промелькнет

Велосипед бесшумным махом птицы.

Да прогремит в немецкой фуре лед.

 

Ли, хорошо напиться! Есть копейка,

А вон киоск: большой стакан воды

Даст с томною улыбкою еврейка...

Но путь далек... Сады, сады, сады...

 

Зверок устал, - взор старичка-ребенка

Томит тоской. Хорват от жажды пьян.

Но пьет зверок: лиловая ладошка

Хватает жадно пенистый стакан.

 

Поднявши брови, тянет обезьяна,

А он жует засохший белый хлеб

И медленно отходит в тень платана...

Ты далеко, Загреб!

 

1906-1907