Сергей Есенин: МАТЬ МОЯ — РОДИНА, Я — БОЛЬШЕВИК!

Так браконьеры, пристрелив красавца лебедя и сожрав его, забывают и о лесе, и об озере, и о прочих красотах природы. Урчание в желудке от съеденной свежатины — это всё, что они ищут в общении с природой. Вот и приватизаторы по-браконьерски расправились с сердцем поэта, вырвав из него лишь ту часть, где жила любовь к природе. А ведь природе была отдана лишь половина сердца поэта. Вторая же половина — революции!

И как и положено ретивым начальникам, они всем нам предписали: любить Есенина только как певца страны «березового ситца».
Расчёт хитрый. О берёзках ещё долго можно будет декламировать, их у нас много. Уж и вырубают их под коттеджи и гаражи, уж и горят они, белоснежные, (на лесников-то у правительства денег нет), уж и травят их промышленными ядами... А березки всё растут, всё ещё пытаются что-то там лепетать «берёзовым веселым языком»...

Сергей Есенин:
МАТЬ МОЯ — РОДИНА,
Я — БОЛЬШЕВИК!

Вот что отброшено палачами культуры. А как же! Они боятся большевика Есенина. Есенин уже вошёл в бессмертие! Весь мир признаёт его великим поэтом. Ну как его выкинешь из истории? Остаётся одно — оболгать. А почему бы и нет, когда в руках у них телевидение.

ОТДАМ ВСЮ ДУШУ
ОКТЯБРЮ И МАЮ

Вот это наш Есенин. Правда, кто-то может напомнить, что вся строфа звучит так:

Приемлю все.
Как есть все принимаю...
Готов идти по выбитым следам.
Отдам всю душу октябрю и маю,
Но только лиры милой не отдам.

Но — оговорил себя поэт. Отдал и душу, и сердце, и — лиру! Да и как могло быть иначе, если душа его ждала, жаждала Октября? Почитайте его дореволюционную лирику, разве там только «зори вешние» да «в желтой пене облака»? Нет, повсюду вкраплены некрасовские интонации грусти о нелёгкой крестьянской доле.

— Злые скорби, злое горе...
— Край ты мой заброшенный...
— Сторона ль моя, сторонка, горевая полоса...

Он любил свою родину, печалился её печалями, и просто не мог своим любящим сердцем не желать ей лучшей доли.

Сойди, явись нам, красный конь!
Впрягись в земли оглобли.
Мы радугу тебе — дугой,
Полярный круг — на сбрую.
О, вывези наш шар земной
На колею иную.

И когда красный конь явился, революция грянула, сердце поэта возликовало.

Листьями звезды льются
В реки на наших полях.
Да здравствует революция
На земле и на небесах!
— Небо — как колокол,
Месяц — язык,
Мать моя — родина,
Я — большевик.

Это был 1918 год. А потом... Потом были и сомнения, и разочарования. Было смятение души при виде той пены, что поднялась на поверхность. Опытные политики понимали, что это именно пена, что суть — в глубинных социальных преобразованиях. Поэт же с его ранимой душой на какое-то время принял пену за главное и — загрустил. Потом, уже в 1924 году, Сергей Есенин расскажет о своих метаниях в «Письме к женщине»:

Не знали вы,
Что я в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте
С того и мучаюсь, что не пойму —
Куда несет нас рок событий.

Так и не сумев разобраться в событиях, поэт сам отстранил себя от них. Из того же «Письма»:

И я склонился над стаканом,
Чтоб, не страдая ни о ком,
Себя сгубить
В угаре пьяном.

К счастью для себя и к счастью для нас, он не сгубил себя. Он сумел выбраться из угара и возродить свою душу. Не последнюю роль в этом сыграла зарубежная поездка Есенина в Европу, а потом в Америку. Он писал: «Только за границей я понял совершенно ясно, как велика заслуга русской революции, спасшей мир от безнадежного мещанства»... «Я еще больше влюбился в коммунистическое строительство».

Что нам особенно дорого в есенинском восприятии революции? Интуиция, поэтическое прозрение.

Он не был ни учёным, ни политиком. Он был просто большим поэтом с большим и чутким сердцем. Вот, например, Маяковский пришёл к революции вполне осознанно. Он задолго до Октября вступил в РСДРП, он читал Маркса, но особенно много — Ленина. В поэме «Владимир Ильич Ленин» Маяковский не только дал превосходный марксистский экскурс в историю, но и вплёл в свои строфы прямые цитаты из статей и выступлений Ленина!

Есенин принял революцию больше сердцем, чем умом. Вспомним хотя бы вот это его юмористически-откровенное признание:

И вот сестра разводит,
Раскрыв, как Библию, пузатый «Капитал»,
О Марксе,
Энгельсе...
Ни при какой погоде
Я этих книг, конечно, не читал.

«Возвращение на родину»

Что ж, тем убедительнее выглядят поэтические зарисовки поэта. Например, о гражданской войне (на заметку воздыхателям обо всяких там поручиках голицыных):

Если крепче жмут,
То сильней орешь.
Мужику одно:
Не топтали б рожь.
А как пошла по ней
Тут рать Деникина -
В сотни верст легла
Прямо в никь она.
Над такой бедой
В стане белых ржут.
Валят сельский скот
И под водку жрут.
Мнут крестьянских жен,
Девок лапают.
«Так и надо вам,
Сиволапые!
Ты, мужик, прохвост!
Сволочь, бестия!
Отплати-кось нам
За поместия.

Вот так — о белых. Теперь — о красных:

Но сильней всего
Те встревожены,
Что ночьми не спят
В куртках кожаных,
Кто за бедный люд
Жить и сгибнуть рад,
Кто не хочет сдать
Вольный Питер-град.

Кажется, ясно, на чьей стороне поэт. Возвратившись на родину из зарубежной поездки, Есенин обнаруживает, «как много изменилось там, в их бедном, неприглядном быте». И эти изменения поэту явно по душе! Тут и «с горы идет крестьянский комсомол», тут и сестра, штудирующая «Капитал», тут и красноармеец, рассказывающий ахающим бабам «о Буденном, о том, как красные отбили Перекоп». Поэт радуется и... грустит. О чём? Да о том, что не нашёл себя в новой, кипучей жизни.

Я тем завидую,
Кто жизнь провел в бою,
Кто защищал великую идею.
А я, сгубивший молодость свою,
Воспоминаний даже не имею.

Вот так беспощадно судит себя поэт, буквально казнит себя:

Ведь я мог дать
Не то, что дал.

Ах, как несправедлив к себе поэт! Ведь он участвовал в революционной поступи страны своей поэзией. Он дал именно то, что мог дать. Он дал своё, прошедшее через самое сердце, восприятие революции и — Ленина. Вот строки из «Письма к женщине»:

Теперь года прошли.
Я в возрасте ином.
И чувствую и мыслю по-иному.
И говорю за праздничным вином:
Хвала и слава рулевому!

И это не дань политической конъюнктуре. Есенин своими глазами увидел, как в жизнь забитых, озабоченных лишь куском хлеба селян входит духовное содержание, тяга к знаниям, интерес к общим проблемам. И на всех приметах новой жизни он видит отблеск ленинского гения. И поэт произносит поистине золотые слова: СОЛНЦЕ-ЛЕНИН. Маяковский тоже сравнивал Ленина с солнцем — «я себя под Лениным чищу». Но при этом имел в виду СОЗНАТЕЛЬНУЮ корректировку своего мировоззрения, своих поступков и привычек. У Сергея Есенина это сравнение просто выплеснулось из сердца:

Но эта пакость —
Хладная планета!
Ее и Солнцем-Лениным
Пока не растопить!

Вот так, как бы невзначай, как об известном природном явлении — СОЛНЦЕ-ЛЕНИН. И пусть теперь объясняют чубайсообразные, как это они умудрились, скинув памятники главному большевику Ленину, тотчас же воздвигнуть памятник другому большевику — Есенину. Пусть ежатся они при виде революционных строк поэта. Вполне возможно, что они всего этого ни при какой погоде и не читали, а когда ехали на праздник в Константинове, услужливые референты подсунули им по парочке строчек о клёнах-черёмухах-берёзках.

Ну а мы напоследок почитаем ещё есенинские строки о Ленине из его поэмы «Гуляй-поле»

Монархия! Зловещий смрад!
Веками шли пиры за пиром,
И продал власть аристократ
Промышленникам и банкирам.
Народ стонал, и в эту жуть
Страна ждала кого-нибудь...
И он пришел.
Он мощным словом
Повел нас всех к истокам новым.
Он нам сказал: «Чтоб кончить муки,
Берите все в рабочьи руки.
Для вас спасенья больше нет —
Как ваша власть и ваш Совет».
И мы пошли под визг метели,
Куда глаза его глядели:
Пошли туда, где видел он
Освобожденье всех племен...
И вот он умер...
Плач досаден.
Не славят музы голос бед.
Из меднолающих громадин
Салют последний даден, даден.
ТОГО, КТО СПАС НАС, больше нет.

Стоп-кадр! Запомните, люди, эти слова ТОГО, КТО СПАС НАС. Это слова Сергея Есенина — гения от поэзии, о Ленине— гении от политики. И пусть дрожат перед чистым взором поэта все эти демократики, генеральчики, докторишки наук, осмелившиеся поднять руку на того, кто спас нас. Есенин наш! И мы говорим: ХВАЛА И СЛАВА ВЕЛИКОМУ ПОЭТУ!