Предатели. Как народ забыл Ленина

Наши представления об истории страны "нарезаны" фигурами правителей. Правда, мы плохо помним, когда кто и сколько правил, но интуитивно догадываемся, что Александр III явно был после Александра II. Идентификация истории через правителя или лидера - не просто фундаментальное свойство мнемонических практик, в этом есть запрос на свою собственную субъектность, запрос на присвоение истории себе: если не я, то мои прадеды делали историю - воевали вместе с Нахимовым или Буденным. В лидерах, а тем паче в правителях всегда отображается легитимность государства, эти фигуры - символы ее суверенитета.

Очень часто даже сами исторические события воспринимаются как "авторская работа", как отображение неких харизматических черт полководца, реформатора или злодея, и здесь неуловимо переплетается наш запрос, множество запросов предшественников, и историческая фактура (мало кому доступная в ее непосредственной фактичности). Мы сами формируем свою историю, приписывая определенное значение прошлому, и отбирая под него события, факты и уже готовые интерпретации, а затем обращаем эту систему значений в сегодняшний день (а, порой, и в будущее) так, как будто это и есть самая настоящая реальность исторического события. Обращение к историческим основаниям легитимности общества и государства означает наш запрос на легитимность нынешних общественных и политических установлений, а исторические фигуры являются лишь персонификаторами прежнего суверенитета и прежней легитимности.

Первая тройка самых значимых "персонификаторов" известна (ФОМ, июль 2008 г.):

Петр I, Сталин и Ленин. Характерно, что лидируют эти трое во всех возрастных когортах с большим отрывом, хотя их популярность в абсолютном выражении различается у разных поколений. У сталинского, хрущевского ("гагаринского") поколений Сталин всегда выходит на первое место. Для застойного, сусловского, поколения все три героя приблизительно равнозначны, хотя с небольшим отрывом лидирует Ленин. А начиная с горбачевского - на первое место выходит Петр I. В опросе предлагалось не выразить симпатию, а оценить степень влияния на жизнь страны, и тем удивительнее, что около 50 других исторических фигур выявили крайне противоречивое к себе отношение - они характеризуются не только равнодушным к ним отношением, но и просто - неактуализированностью в системе значений (убежден, что "чистого" незнания нет).

Несмотря на безусловное лидерство, три главных имени России различаются "чистотой бренда". Социологи не балуют своим вниманием Петра I, но с ним все более-менее ясно - за ним закреплен образ авторитарного модернизатора, из лучших побуждений насильничавшего темный духом и бедный знаниями российский народ. Героика подвига и подвижничества отмывает от этой фигуры все не укладывающееся в эту рамку - и "утро стрелецкой казни", и питавшиеся людскими бедами мифы о новом "антихристе". Более важным является другое наследие - Санкт-Петербург: "культурная столица России" с высоты своего накопленного культурного капитала освящает своего создателя. И, кроме того, Петр Великий и Его Город - это чуть ли не единственная визитная карточка страны, глядясь в которую россияне видят свое европеизированное отражение, это наша европейская идентичность, к которой добавлено типично русский фундаментализм и героика, слабо понятная "декадентскому западу".

С фигурой Сталина все одновременно и проще, и сложнее. Проще - потому, что есть множество опросов и исследований. Сложнее - потому, что в отношении к Сталину проявляется глубинный раскол самоидентичности нашего общества. На его поверхности - бедствия войны против бедствий репрессий и самоуничтожения. И то, и другое участвует в формировании социальной идентичности и российского общества в целом, и некоторых различающихся групп и страт. Бедствия войны - это "внешние" обстоятельства, и поэтому воспринимаются чуть ли не в качестве объективных, безличных, гипертрофированно всемогущих, а Победа - это превозможение абсолютного, несомненного и гибельного Зла. Закономерно, что такой подвиг против Абсолюта ложится в фундамент нашей идентичности, и закономерно, что россияне не готовы расстаться с убеждением, что именно Сталин выиграл войну (такой точки зрения придерживаются 58% россиян, ФОМ, 2005 г.). Деятельность Сталина во время Великой Отечественной войны оценивают полностью отрицательно лишь 11%, тогда как отчасти положительно, отчасти отрицательно - 31%, а целиком положительно - 40% опрошенных. "Бренд" Сталина тесно связан с национальной идентичностью, которая не может строиться на негативных основаниях, на самоотрицании и уничижении, она непрестанно требует позитивного подтверждения. С этой точки зрения, бедствия репрессий не могут сформировать жизнеутверждающего и самоутверждающего дискурса: Нюрнбергский процесс может быть только внешним, принудительным, и главное - не оставляющим "виновного" наедине с самим собой. И вот здесь проявляется второй разрыв, который проходит по линии способности или неспособности осознать свои травмы, определить им смысл и значение и понять, как жить с ними дальше. Такая дифференциация естественна, и в обществе присутствует всегда, обостряясь и затухая.

В отличие от двух других персонажей память и отношение к Ленину характеризуются явной демобилизованностью: на сегодняшний день в отношении него нет ни устоявшейся системы значений (как с Петром I), ни острого желания нападать или защищать (как со Сталиным). Если в 2001 году 40% россиян относились к вождю мирового пролетариата "с уважением", то сейчас их доля сократилась до 34%. На первый план вышло безразличие - 39% в нынешнем году против 21% - в 2001-м (ВЦИОМ, апрель 2010 г.). По всей видимости - это не только следствие "замороженности" дебатов вокруг мавзолея. Свой отпечаток накладывает также и двойственность роли: модернизатор, легитимировавший новый порядок через революционный порыв, открывший дорогу к прогрессу, оказался втянут в странную демобилизующую дискуссию о том, были или не были его идеи искажены последователями (эта тема присутствует в сознании существенной части россиян - от трети до четверти). По большому счету, для россиян это пример того, во что превращается учредительная власть народа: после периода бурь, борьбы и воодушевления бойцов отправляют на зимние квартиры, а элиты остаются один на один со своей способностью вершить историю.