Почему же мы никак не можем разделаться с мумией "первого сокола"?

Сто сорок лет назад родился дедушка Ленин, отметившийся в своем младенческом херувимском облике, с кудрявой головой, на всех октябрятских значках, а ныне озаряющий нас своею лысиной из Мавзолея на Красной площади. С горя и от бессилия некоторые демократы в конце концов заговорили о том, что сам он в Мавзолей не хотел, а просил похоронить себя рядом с матерью на Волковом кладбище. В ход пошли даже аргументы, что ему в саркофаге неуютно. Хотя миллионы жертв Гражданской войны, голода и ВЧК дают потомкам право не руководствоваться соображениями его личного комфорта. Никто же не интересовался последней волей гитлеровских заправил, казненных в Нюрнберге.

Так почему же мы никак не можем разделаться с мумией «первого сокола — Ленина»? Дело не идет. Не шло даже при антикоммунисте Ельцине, тем паче не пойдет при чекистах. Мавзолей — гранитный футляр мифа об СССР как о стране, где все-таки было много хорошего: печеной картошки, пионерских костров, воздушных шариков, Артеков, эскимо и красных флажков. Миф на тему «Все дети там учатся в школе, и сыты всегда старики».

Я еще помню балладу о маленьком индусе, убежавшем от злого сагиба к доброму Ленину. «Тот, далекий, живет за снегами, что к небу ведут, как ступени, в городе с большими домами, и зовут его люди — Ленни». А чего стоит стихотворение Константина Симонова о парне с Явы, который в тюрьме в ночь перед расстрелом «в кандалах поднявшись с пола на колени, на стене он кровью нацарапал: Ленин». То есть существует миф планетарный. И если Григорий Явлинский перед выборами 1996 года на вопрос избирателя о похоронах Ленина ответил: «Пусть Ленина похоронят наши дети» — ради политической конъюнктуры и левого электората; если Ельцин боялся коммунистического бунта вследствие выселения Ильича из Мавзолея, то основа планетарного мифа куда глубже и опаснее.

Кстати, сегодня нашим продвинутым в «общество потребления» чекистам Ленин абсолютно не нужен.

Они не собираются переселять бедняков из общаг в свои особняки. На Мавзолей физически никто не карабкается с начала 90-х. Но безмятежный и бездумный пафос советского самоутверждения опирается на Мавзолей. Чекисты, подвизавшиеся в КГБ, не в силах перечеркнуть эти 70 лет, с 1917-го до горбачевской перестройки. Не мог этого, конечно, и Хрущев, восстанавливавший «ленинские нормы жизни». Не мог и Горбачев, говоривший о «социалистическом выборе своего деда». Не мог и Михаил Шатров в своей пьесе «Дальше, дальше, дальше…» Все они вышибали сталинизм ленинизмом, а без этой точки опоры рушилось все: история, прошлое, память, мироощущение. И ведь никто не мог отрицать ленинских злодейств: есть и «Архипелаг ГУЛАГ», и «Черная книга коммунизма», и даже фильм «Чекист». Но ложь ложится на ложь, потому что советская действительность не дала нам других опор и другого строительного материала.

Ловкий, талантливый, жестокий и безжалостный политик, когда надо — циник, когда надо — фанатик, не стеснявшийся в своих статьях прямо говорить о «массовидности террора», оказался нужен слишком многим как посредник между коммуной и «социальным государством».

Сегодняшние первоклашки путают его с царями и императорами, но памятники ему стоят по всей стране, потому что выбросить их можно только вместе с советским прошлым. Даже западным социалистам пришлось бы отказаться от красных знамен и от участия в политике: раз невозможно «человеческое лицо», то у социализма остается одна тоталитарная рожа.

Ленина не готовы отвергнуть даже судорожно цепляющиеся за «братство» и «равенство» европейцы. Ленинские Соловки и сталинская Колыма, жуткий остров Фиделя, северокорейский барак и китайская зона — это твердыни, охраняющие иллюзии и заблуждения человечества.