«Экая, прости Господи, сумасшедшая страна…»

«Экая, прости Господи, сумасшедшая страна…»

Кирилл Александров

Осень и декабрь 1915 года в цитатах из записей современников.

Безумие — изолировать себя и отправлять прочь действительно преданных людей (из записей вдовствующей императрицы Марии Федоровны, 24 августа / 6 сентября).

Наши нынешние «люди» — это Милюков с одной стороны и Гришка Распутин с другой, а середина заполнена нулями и битыми горшками вроде нас, слепые, глухие, сухорукие и колченогие! (из записей Л. А. Тихомирова, 2 сентября).

Теперь уже для большинства видна горящая точка русского самодержавия. Жизнь кричит во все горло: без революционной воли, без акта хотя бы внутренне революционного — эта точка даже не потускнеет, не то что не погаснет. Разве вместе с Россией <…> Царь последовательнее всех. Он и возложил всю надежду на чудо. Пожалуй, других надежд сейчас и нету (из записей Зинаиды Гиппиус, 3 сентября).

Что касается России, то она имеет вид погибшей страны (из записей Л. А. Тихомирова, 10 сентября).

Какая чудесная тема «о глупости в современной русской литературе!» (из письма от 12 сентября И. А. Бунина — литературному критику Д. Л. Тальникову).

У нас — все скверно, и подданные и правительство, нет ни ума, ни знаний, ни порядка, ни даже совести. Из всех же [нрзб.] зол — самое ужасное — это власть, которая, вероятно, погубила бы нас даже и в том случае, если бы мы были порядочным народом (из записей Л. А. Тихомирова, 6 октября).

Вместе с природой близилась к концу, казалось, вся Россия, а с ней и сам, и все близкие, для которых только и живешь. Ужасное время послала Воля Божия, время, которое напоминает Апокалипсические страницы. Неужели - так и не будет нам милости свыше? Ни луча света впереди <…> Христианство в нашем государстве уже стало лишь стертой и выцветшей вывеской прошлого (из записей Л. А. Тихомирова, 7 октября).

Все время Алексеев работает неутомимо, лишая себя всякого отдыха. Быстро он ест, еще быстрее, если можно так выразиться, спит и затем всегда спешит в свой незатейливый кабинет, где уже не торопясь, с полным поражающим всех вниманием слушает доклады или сам работает для доклада. Никакие мелочи не в состоянии отвлечь его от главной нити дела. Он хорошо понимает и по опыту знает, что армии ждут от штаба не только регистрации событий настоящего дня, но и возможного направления событий дня завтрашнего..

Удивительная память, ясность и простота мысли обращают на него общее внимание. Таков же и его язык: простой, выпуклый и вполне определенный — определенный иногда до того, что он не всем нравится, но Алексеев знает, что вынужден к нему долгом службы, а карьеры, которая требует моральных и служебных компромиссов, он никогда не делал, мало думает о ней и теперь. Дума его одна — всем сердцем и умом помочь родине..

Если, идя по помещению штаба, вы встретите седого генерала, быстро и озабоченно проходящего мимо, но уже узнавшего в вас своего подчиненного и потому приветливо, как-то особенно сердечно, но не приторно улыбающегося вам, — это Алексеев.  Если вы видите генерала, внимательно, вдумчиво и до конца спокойно выслушивающего мнение офицера, — это Алексеев. Если вы видите пред собой строгого, начальственно оглядывающего вас генерала, на лице которого написано все величие его служебного положения, — вы не перед Алексеевым (из записей (?) цензора Ставки М. К. Лемке, 11–20 октября).

Посоветуйте же мне, милые доброжелатели, как зарабатывать деньги; хоть я и ленив, я стремлюсь делать всякое дело как можно лучше. И, уж во всяком случае, я очень честен (из записей А. А. Блока, 15 октября).

Когда кинематограф проникнет в демократическую среду, считаясь с требованиями и вкусами народа… то его роль будет чрезвычайно высока (из интервью М.

Горького — газете «Театр», 24 октября).

Государыня сказала <…> «Как эта простая жизнь позволяет отдохнуть... большие сборища, высшее общество — брр! Я возвращаюсь к себе совершенно разбитой. Я должна себе заставлять говорить, видеться с людьми, которые, я отлично знаю, против меня, работают против меня... Двор, эти интриги, эта злоба, как это мучительно и утомительно. Недавно я, наконец, была избавлена кое от кого, и то лишь когда появились доказательства. Когда я удаляюсь из этого общества, я устраиваю свою жизнь как мне нравится; тогда-говорят: "она — экзальтированная особа"; осуждают тех, кого я люблю, а ведь для того, чтобы судить, надо все знать до деталей. Часто я знаю, что за человек, передо мной; достаточно на него раз взглянуть, чтобы понять: можно ему доверять или нет» (пер. с франц.)..

Бедная, несчастная... Такой она мне и рисовалась всегда — сама чистая и хорошая, цельная и простая, она томится условностью и мишурой большого света, а в грязь Григория она не может поверить. В результате — враги в верхних слоях и недоверие нижних (из записей В. И. Чеботаревой, старшей сестры милосердия, работавшей в Дворцовом лазарете, 24 октября).

Вчера простился с Кривошеиным, сегодня с Рухловым (из записей императора Николая II, 27 октября).

На чем все это держится? (из записей историка С. Б. Веселовского, 7 ноября).

Итак, одичание. Черная, непроглядная слякоть на улицах. Фонари — через два. Пьяного солдата сажают на извощика (повесят?). Озлобленные лица у «простых людей» (из записей А. А. Блока, 10 ноября).

Экая, прости Господи, сумасшедшая страна. И бедный Милюков тут думает «действовать» — в своих европейских манжетах. Что это, идеализм, слепота, упрямство? О, наши «реальные» политики! (из записей Зинаиды Гиппиус, 23 ноября).

В Петрограде страшно людно и многие живут превесело, — рестораны, например, и театры переполнены (из письма от 23 ноября И. А. Бунина — литературному критику Д. Л. Тальникову).

Любые шаги общества, интеллигенции, депутатов, умеренных партий и т. д. по избранному ими пути «спокойной оппозиции» — должны покрывать их гораздо большим позором, чем отсутствие всяких шагов. Смирение так смирение. Сложить руки и не мешать событиям. А события будут. Неумолимо будут, если Россия не пересидела свое время, не перегноилась, не перепрела в крепостничестве. Возможно ведь и это (из записей Зинаиды Гиппиус, 24 ноября).

«Шапкамизабросайство» и зоологический национализм, насилие над правдой (при непосредственной помощи военной цензуры) — вот характерные черты современных военных «врипортажей» (из статьи журналиста Ал. Ожигова (Ашешова) «Литература, молчание и барабаны» // Современный мир. № 12).

Немногие говорят прямо и открыто, что положение безнадежное. Большинство старается скрывать от других свои сомнения и уныние. Но, кажется, почти никто не верит в хорошее будущее. Слухов из «достоверных» источников мало; их передают и слушают неохотно и вяло. Изредка рассказывают анекдоты: Георгий Победоносец слез с коня, бросил копье, плюнул и сказал: ну, кажется, дальше ехать некуда. Другой анекдот: с мелом Бог владеет — менее удачен, но злее (из записей историка С. Б. Веселовского, 7 декабря).

Не понимаю, какая это может быть новая счастливая жизнь после войны, если после нее освободится на волю такое огромное количество зла (из записей писателя М. М. Пришвина, 8 декабря).

http://beloedelo.ru/researches/article/?593