Об этом надо писать!

 

Тема моей заметки 8 слов Пионтковского в Фейсбуке. Написанных в годовщину сталинской конституции, 5-го декабря. Восемь слов: "Еврейский фашист Носик бескомпромиссно высказался по поводу дальнобойщиков". И ссылка на статью Носика. 355 "лайков", 43 "шера".

Я не собираюсь говорить о статье Носика. Она правдива, хотя и ангажирована. Но, выбрав свой псевдоним для ЖЖ, Носик сам исключил себя из числа обсуждаемых авторов. Ну, в самом деле, как назвать того, кто обсуждает тексты долбо... ну, вы знаете? Откровения же Носика на темы, что, как и по каким расценкам он пишет на заказ, тем более делают невозможным обсуждение его текстов. Цинизма в нашей медиа и без Носика хватает. Эпатажа тоже не занимать. Да и уместен он, к слову сказать, не в любом возрасте...

Я даже, наверное, не стал бы спорить с эпитетом "фашист". Высказывания в духе "Хороший сириец – мертвый сириец", в самом деле, немного места оставляют для других квалификаций.

Но вот "еврейский фашист" – это дело другое. Об этом стоит поговорить.

Два вопроса. Вопрос первый. Возмутился бы Андрей Пионтковский, если Носик написал не об изнаночной стороне движения-стояния дальнобойщиков, а в унисон с мирочувствованием протеста пропел бы что-то духоподъемное и политпросветное? Что-нибудь в духе: "Поддержи дальнобоев, они за вашу и нашу свободу!" или "Дальнобой! Твой враг не Ротенберг, а Путин!". Как было бы в этом случае? Носик всё равно был бы "еврейским фашистом"? Или – хотя бы просто "фашистом"? Или в этом случае реплика Андрея Андреевича была бы иной: "Известный интернет-деятель и публицист зовет поддержать дальнобоев; поддержим же самого деятеля".   

И вопрос второй. Чем "еврейский фашист" отличается от "жидобендеровца"?

Фашизм такая штука, что не имеет национальности. Гитлеровцев – будь они немцами, итальянцами, венграми, румынами, прибалтами, великоросами или украинцами – фашистами делала не национальность. Тот, кто разбивал голову еврейских младенцев в гетто Вильно или Варшавы, приговаривая "Хороший еврей – мертвый еврей", был фашистом не немецким, польским или литовским. Он был просто фашистом. Как и сегодня фашисты в РФ – это не русские фашисты.

Они – просто фашисты. Увязывать фашизм (как и любые иные преступления) с национальностью значит обвинять в преступности, в фашизме огромные группы по этническому признаку и, значит, самому становиться фашистом.

Долговато получилось? Скажу короче. Написав "еврейский фашист", Пионтковский сам стал фашистом. Только не русским фашистом – просто фашистом. Точка.

И вот это уже страшно. Как страшны и 350 лайков его слов. Дело в том, что Андрей Андреевич, хотя порой его и "заносит" излишняя эмоциональность, безусловно, один из честнейших наших публицистов с (насколько мне известно) ничем не запятнанным (ну, разве что КСО) прошлым. Это не Носик. Это животное совсем другой породы. Это – из лучших публичных людей протеста. Властитель дум. Резкий, честный, бескомпромиссный... Бывает даже – глубокий. Мозг и совесть протеста. А состояние своего мозга и своей совести протесту необходимо видеть без мутящих зрение восторгов группового нарциссизма.

Если нашу совесть тронула плесень фашизма-нацизма, дела наши плохи. И если наши оценки того или иного деятеля определяются исключительно тем, дует ли он в нашу дуду или в какую-нибудь иную дуду, не нашу, то наше дело еще хуже. Тогда мы оказываемся именно теми, кому немного подпоешь и делай с ним что хошь. Это уже о состоянии мозга.

И еще одна неприятная штука. Я вот думаю: а опубликует ли эту заметку то сетевое СМИ, в общем, очень честное сетевое СМИ, куда я собираюсь ее послать? Впрочем, они и без меня порой берут те или иные мои тексты. СМИ, как я уже сказал, честное и смелое. Его даже Роснадзор запретил. Опубликуют? И понимаю – скорей всего, нет. Ну, разве – чтобы продемонстрировать свою приверженность свободе слова. СМИ это много и правдиво пишет о том, как плоха власть. И, как черт ладана (это не метафора – математически точное описание сути явления), опасается разговоров о внутренних проблемах протеста.

Тусовка! Мы просто погрязли в духе тусовочности. Мы боимся говорить неприятную правду. И о себе индивидуальных. И – что много хуже – о себе коллективном. И тем самым мы убиваем свое дело куда эффективней, чем это могло бы сделать государство со всей его репрессивной машиной.

Не в клозетах наша разруха. Совсем не в клозетах...