КАКОЙ Я БЫЛ ТОГДА ДУРАК!

На модерации Отложенный

Всего пару десятилетий назад я, как и немалая часть тогдашних пролетариев умственного труда, включая практически всех моих знакомых, лихорадочно поглощал публикации прогрессивных изданий вроде «Огонька», бурно возмущаясь раскрытыми передо мною картинами вопиющей аморальности нашей советской истории. В частности, поражался преступному разделу восточноевропейских стран между двумя равно кровавыми диктатурами: интернациональной коммунистической и национальной социалистической. Хотя и не очень понимал, чем этот сговор хуже мюнхенского подарка, когда Великобритания и Франция подарили Германии всю Чехословакию с одним из крупнейших и лучших в Европе военно-промышленных комплексов. Но был готов поверить, что коммунистам, в отличие от капиталистов, нет и не может быть оправдания.

Но постепенно стали мне попадаться и издания, убедительно опровергающие всё, чему я поклонялся. Началось с книг Алексея Валерьевича Исаева. К тому времени я уже ощущал некоторые внутренние противоречия в трудах Виктора Суворова (Владимира Богдановича Резуна). Но именно Исаев первым из виденных мною авторов не просто показал природу этих противоречий, но и доказал их сознательный, целенаправленный характер.

Затем труды Виктора Николаевича Земскова покончили с легендой о десятках миллионов репрессированных, а после публикаций книг Григория Федотовича Кривошеева стало неприлично говорить о заваливании немцев советскими трупами.

Несколько лет назад меня шокировала книга Юрия Николаевича Жукова «Иной Сталин». Но после того, как её дополнили исследования Владимира Михайловича Чунихина, мне пришлось признать: Иосиф Виссарионович Джугашвили не только не был главным злодеем нашей истории, но в меру своих изрядных сил и способностей противодействовал истинным злодеям. А Елена Анатольевна Прудникова сняла аналогичные обвинения с Лаврентия Павловича Берия. Все эти материалы я, конечно же, встречал с изрядным внутренним сопротивлением, но так и не смог опровергнуть. Более того, в их свете весь массив доступных мне документов той эпохи обрёл внутреннюю стройность и непротиворечивость, а документы, ранее казавшиеся просто странными и выпадающими из общего ряда, оказались несомненно подложными.

Глубоко антипатичный мне чрезмерной резкостью выражений и многими странными представлениями о мире и обществе и очевидной даже для меня некомпетентностью во многих аспектах военного дела Юрий Игнатьевич Мухин оказался тем не менее неоспорим в своём опровержении легенды о расстреле польских военнопленных Советской властью в 1940-м.

Вся последующая критика его публикаций на эту тему представляет собою непрерывное отступление его оппонентов под напором очевидных фактов, замаскированное многочисленными порочными кругами (когда несколько недоказанных утверждений используются в качестве доказательств друг друга).

Наконец, очередное звено всё той же цепи, вытягивающей нашу историю из клеветнической ямы, отковал Алексей Анатольевич Кунгуров. Конечно, в его книге «Секретные протоколы, или Кто подделал пакт Молотова-Риббентропа» (М.: Алгоритм: Эксмо, 2009) не содержится полной стенограммы переговоров в Москве 1939.08.23 (даже если она велась, вряд ли в обозримом будущем её официально опубликуют). Более того, в книге несомненно есть и недоработки, и прямые ошибки (в основном - ошибки оптического распознавания текстов отсканированных документов). Но, как любят говорить поклонники Резуна, «в главном-то он прав!» После прочтения книги уже невозможно сомневаться: на переговорах не было сказано, а тем более написано ни единого слова или знака, относящегося к разделу территорий. Секретное дополнение к договору о ненападении - фальшивка, разработанная американцами в 1946-м; все последующие официальные публикации на эту тему также фальшивки, сочинённые под откровенным внешним давлением, направленным на делегитимизацию нашей страны в целом. Более того, указанные Кунгуровым признаки фальсификации столь очевидны, что после прочтения книги мне остаётся только стыдиться своей тогдашней невнимательности, порождённой преступно легкомысленным легковерием.

Несколько утешает одно обстоятельство. Строка из блатной песенки, избранная в качестве заголовка данной заметки, имеет и версию «какой я редкий был дурак», в данном случае совершенно неприменимую. Такими же дураками, как я, были тогда очень многие. И если я (пусть и понемногу, и с изрядной посторонней помощью) избавляюсь от тогдашних иллюзий, то есть надежда, что и другие, заразившиеся теми же пропагандистскими вирусами, тоже постепенно выздоровеют.