Исаев и Штирлиц.

Исаев против Штирлица.

Автор: Вячеслав Костиков, директор аналитического центра «Аргументы и Факты». Статья из номера: АИФ №45 от 04 ноября 09 (в сокращ.) Скобками [ ] мы обозначили своё небольшое дополнение о некоторых составляющих художественного произведения.

По замыслу создателей нового сериала, Исаев должен был показать динамику превращения молодого чекиста в чекиста зрелого ума и ещё более зрелого сердца …

Лишь в 80-е годы прошлого века, когда были приоткрыты архивные ставни, а изданные в эмиграции книги вошли в историко-культурный обиход, население стало узнавать о той цене, которую оно заплатило за деяния «кремлёвских мечтателей» и их оруженосцев. Прочли мы и «Несвоевременные мысли» М. Горького, и «Окаянные дни» И. Бунина, и «Солнце мёртвых» И. Шмелёва, многочисленные эмигрантские мемуары и, наконец, «Архипелаг ГулаГ» Солженицына. И в свете прочитанного мотивы и действия Колчака и Деникина, походы барона Врангеля, козни «эмигрантского охвостья» и знаменитая атака «каппелевцев» из фильма «Чапаев» стали представать в ином свете.

По-иному смотрим мы сегодня и на тех молодых Исаевых, которые в 20-е годы обеспечивали силовое сопровождение при изъятии церковных ценностей, при раскулачивании, при конфискации «продуктовых излишков» в полуголодных русских деревнях. Повзрослевшие и мобилизованные в «сталинскую когорту» Исаевы позднее активно участвовали в чистках партийных рядов (в том числе и от старых большевиков), а в 30-е годы - в политических процессах.

[Вся эта горькая память теперь живёт в нас, заставляя по-иному воспринимать старые фильмы и по-иному читать «Поднятую целину». Непонятно, как из романа бдительные редакторы и добровольные стражи не вычеркнули монолог о вишнёвом деревце, превращённом в мёртвый обрубок кнутовища – столь многозначительный символ производимых метаморфоз в стране побеждающего большевистского напора.

Действующие лица Николая Островского ещё могли рассуждать об истинном значении философии и вульгарном истолковании её всяческим отребьем, превратившемся в наставников. У Шолохова тема изничтожения души выражена в монологе-предупреждении, монологе-прощании: такой строй мысли истребляется вместе с его носителями. Будто над стремниной взметнулась человеческая рука и сгинула. В первой книге «Канунов» Василия Белова аналогичным художественно-смысловым акцентирующим моментом является сцена оскопления коня среди процессов программированного омертвения страны.

И как катрены Нострадамуса мы толкуем эти столь прозрачные послания в день нынешний: аукнулся стране и Государству Российскому наскок образованщины с подкормкой от государственной измены.]

Новое поколение российских телезрителей, читавшее не только Юлиана Семёнова, но и другие книги, по ходу фильма начинает вспоминать о том, что реально происходило за кадрами сериала - в реальной советской истории. Вспоминается, что наставник Исаева, готовивший его к поездке на Дальний Восток, Глеб Иванович Бокий, бывший одним из виднейших работников ВЧК, в 1937 году сам стал жертвой репрессий. Что среди 20 000 чекистов, пострадавших от сталинских чисток, были и такие легендарные личности, как А. Артузов, М. Лацис, Я. Петерс, И. Уншлихт. Вспоминается, что один из героев сериала маршал Блюхер, возглавлявший на Дальнем Востоке борьбу с белой контрой, в 1938 году сам был арестован группой будущих штирлицев и умер под следствием в застенках НКВД.

Что другой герой Гражданской войны, главком Народно-революционной армии Дальневосточной республики Уборевич (почти ровесник Исаева), был репрессирован и убит в 1937 г. В фильме не говорится о том, что случилось со Штирлицем после 1945 года. А между тем, согласно последнему роману Юлиана Семёнова - «Отчаяние», Исаев был посажен в сталинский лагерь, его жена и сын - расстреляны.

[Когда страна впервые смотрела знаменитые 12 серий МГНОВЕНИЙ, она, грамотная, жадная до знаний, жаждущая знания истинной своей истории и истории всего света, не забывшая морозов и оттепелей, воспитанная и на высоком искусстве, и на образцах борьбы за истину и правду, и труженица, и воительница, и мыслитель – она испытывала единение, ещё раз обдумывая историю, она общалась с такими талантлиывми создателями истинно живых характеров, что читала по выражению лиц на экране жизненный опыт, оценки коллизий и ситуаций. Талант всех причастных к созданию "Семнадцати мгновений" выплеснулся на экран уже в окончательном воплощении через ЖИЗНЬ в представленных обстоятельствах великих советских артистов, по заветам русского искусства открывающих духовное богатство и глубины духа, через проникновенные музыкальные образы нашего композитора, через стиль и художественную палитру НАШИХ мэтров, воссоздающих чёрточки эпох, и наделяющих богатством своей души всё художественное целое своего творения.

Общаясь с созданиями Тихонова, Броневого, Евстигнеева, Табакова, Плятта, Гриценко, Дурова, Мильтон, Визбора и всех, всех, всех, неужели мы не ценили их искреннего, пережитого и прожитого отношения к ЖИЗНИ, которая творилась когда-то, и которая творится сей момент. Неужели захваченных перипетиями фильма и жизнью характеров на экране наши люди, ВСЕХ ПОЛОЖЕНИЙ, ЗВАНИЙ И ЧИНОВ не ценили внутреннего богатства своего национального достояния? Его оценили потомки сыгранных противников Штирлица, выражавшие признательность российским актёрам и авторам фильма за таких мюллеров и шелленбергов советского экрана.

А диалог ГРИЦЕНКО и Тихонова, неужели он не соотносился с реалиями заоконной советской действительности, отношению к службе ДРЯХЛЕЮЩЕМУ под неусыпным управлением обществу и государству? Со времён Онегина и Печорина читатель и зритель старается понять и понимает, как драгоценный автор вошёл в своё творение, как он через годы ведёт живой, истинно исповедальный диалог. Но вот Максиму Максимовичу времён бриллиантов для «пролетарской диктатуры» с таким вниманием к своей персоне и сопереживанием везёт меньше: многие кавычки мешают. Общество успело неоднократно пережить момент истины, мучительно возвращаясь к национальным корням; и Максим Максимович в революционном далеке уже не равен своим умудрённым потомкам. Хотя игра в своё время Кайдановского, Екатерины Васильевой (из рода блестящих педагогов Макаренко) и других была на высоте. И опять Мюллер говорит, а зрители уже шутливо повторяют: «А вас, Штирлиц, попрошу задержаться». Хорошо это объясняет Вячеслав Костиков:] … «вы, Штирлиц, останьтесь». Вы ведь не просто чекист. Вы участник Великой Отечественной. А это для нас святое…

[Что скажешь: момент истины. И развернувшиеся в последние годы баталии с переоценками «и дел и мнений» только доказывают это. И по-прежнему приходится стремительно взрослеть нашим мальчикам и девочкам: в бой идут старики.]

Источник: http://www.aif.ru/culture/article/30575