ПОЭТЕССА МИРРА ЛОХВИЦКАЯ

                ПОЭТЕССА МИРРА ЛОХВИЦКАЯ

«...но внимательного читателя всегда будет волновать и увлекать внутренняя драма души Лохвицкой, запечатленная ею во всей ее поэзии».

Брюсов В.

                Мало найдется поэтов, чья литературная судьба начиналась бы столь успешно и завершилась бы столь печально. В самом деле: в начале пути - быстрое признание, восторги читателей, похвалы старших, престижная Пушкинская премия, присужденная молодой поэтессе уже за первый ее сборник; а по прошествии каких-то пятнадцати лет - холодные насмешки законодателей литературной моды, мелочные придирки критиков и равнодушие читающей публики, не удостоившей прежнюю любимицу даже живых цветов на похоронах.

               До революции слава Лохвицкой еще светила закатными лучами - единственной яркой вспышкой было увлечение ее творчеством Игоря Северянина, выдумавшего даже страну, названную по ее имени - «Миррэлия». Впрочем, неумеренные восторги «короля поэтов» не способствовали адекватному пониманию ее поэзии. «И все в ней было прелестно - звук голоса, живость речи, блеск глаз, эта милая легкая шутливость. Она и правда была тогда совсем молоденькая и очень хорошенькая. Особенно прекрасен был цвет ее лица - матовый, ровный, подобный цвету крымского яблока. На ней было что-то нарядное, из серого меха, шляпка тоже меховая. И всё это было в снегу, в крупных белых хлопьях, которые валили, свежо тая на ее щеках, на губах, на ресницах...» (Иван Бунин).

                       При рождении девочке дали имя Мария. Мария Александровна Лохвицкая родилась 2 декабря 1869 в Петербурге в семье известного в то время адвоката, Александра Владимировича Лохвицкого. Мать происходила из обрусевшей французской или немецкой семьи. Она была начитанна, была отлично знакома с европейской и русской литературой, поэтому в семье Лохвицких всегда царил культ книги. Семья была многодетной, и многие дети оставили след в литературе. Но две сестры - Мария и Надежда, Надежда (псевдоним - Тэффи) родилась следом за Марией. Взаимоотношения у них были непростые. Яркая одаренность той и другой при очень небольшой разнице в возрасте привела скорее к взаимному отталкиванию, чем притяжению. В 1882 Мария поступила в Московское Александровское училище, позже переименованное в институт. В возресте 15 лет она почувствовала себя поэтом и с разрешения начальства издала несколько стихотворений отдельной брошюркой. В 1888 Мария вернулась в Петербург со свидетельством домашней учительницы.

                       Мирра Лохвицкая с мужем Е. Э. Жибером В 1890-е семья Лохвицких проводила летние месяцы в дачном поселке между Петергофом и Ораниенбаумом. По соседству с Лохвицкими снимала дачу семья известного профессора архитектуры Эрнеста Жибера. За одного из сыновей Жибера, Евгения Эрнестовича, Мирра вышла в 1891 году замуж. У поэтессы было пятеро мальчиков. Трое: Михаил, Евгений и Владимир - появились на свет в первые годы замужества, один за другим. Около 1900 родился Измаил, а осенью 1904 - Валерий. По свидетельству мемуаристов, несмотря на «смелость» своей любовной лирики, в жизни Лохвицкая была «самой целомудренной замужней дамой Петербурга», верной женой и добродетельной матерью.

            Стихов, обращенных к детям, у нее немного, но они составляют неотъемлемую часть ее поэтического наследия. Она была знакома со многими поэтами. В Петербурге Мирра Лохвицкая состояла в литературном кружке. Ее окружала своеобразная аура всеобщей легкой влюбленности. Хотя внешность непосредственного отношения к литературе не имеет, в ее случае она сыграла свою важную, хотя и неоднозначную роль. Мемуаристы подчеркивают некоторую экзотичность ее облика и поэзии. На начальном этапе литературной карьеры эффектная внешность, вероятно, помогла Лохвицкой, но впоследствии она же стала препятствием к пониманию ее поэзии.

                     Далеко не все хотели видеть, что внешняя привлекательность сочетается в поэтессе с живым умом, который со временем вся яснее стал обнаруживать себя в ее лирике.

                 Драма Лохвицкой - обычная драма красивой женщины, в которой отказываются замечать что бы то ни было помимо красоты. В 1895, в Крыму, поэтесса познакомилась с Бальмонтом. Ей понравились его стихи. В ответ она подарила ему сборник своих стихов с надписью "от читательницы и почитательницы". Стихотворная перекличка полная взаимного восторга в начале знакомства со временем превратилась в своего рода поединок, последствия которого: болезненные трансформации психики Лохвицкой (на грани душевного расстройства), оказались трагичны, её здоровье стало заметно ухудшаться. Лохвицкая стала жаловаться на боли в сердце, хроническую депрессию, ночные кошмары. В декабре 1904 болезнь обострилась и в 1905 поэтесса была уже прикована к постели. Последний период улучшения был летом 1905, на даче, затемстало хуже. Мирра Лохвицкая умерла 27 августа 1905, в возрасте 35 лет.Могила на Никольском кладбище сохранилась, но в плохом состоянии. В надписи на надгробном памятнике нет указаний на то, что Мирра Лохвицкая - поэт, наверное, потому могила не привлекает к себе внимания. Константин Бальмонт до конца жизни признавал только трёх поэтесс: Сафо, Ахматову и Лохвицкую.. Свою дочь Бальмонт навзвал Миррой и видел ее исключительно поэтессой. Сын Мирры Лохвцкой Измаил, питал к Мирре Бальмонт теплые чувства, которые остались без ответа. Вскоре он застрелился. Неизвестно, была ли неразделенная любовь причиной самоубийства Измаила. Мирра Бальмонт вышла замуж, родила десятерых детей, умерла в 1970.

               Поэзия Лохвицкой изящна и колоритна. Еще при жизни она получила имя "Русской Сафо". Строка "Это счастье - сладострастье" была девизом поэтессы. В своих ранних произведениях она воспевает любовь как светлое романтическое чувство, приносящее семейное счастье и радость материнства. За свой первый поэтический сборник "Стихотворения (1889 - 1895)", появившийся в 1896 году, Мирра Лохвицкая удостоилась Пушкинской премии Академии наук. Поэтесса посвятила сборник мужу и включила в него стихотворения, обращенные к сыну. Публичный обмен посланиями в стихах и взаимные посвящения Лохвицкой и Бальмонта возбуждали всеобщий интерес и только подчеркивали присущий Лохвицкой ореол "вакханки". Поэт посвятил ей лучший свой сборник "Будем как солнце" (1903). Однако И. Бунин, который хорошо знал поэтессу и высоко ценил ее творчество, говорил о несовпадении реального человеческого облика поэтессы с образом ее лирической героини: "Воспевала она любовь, страсть, и все поэтому воображали ее себе чуть ли не вакханкой, совсем не подозревая, что она, при всей своей молодости, уже давно замужем... что она мать нескольких детей, большая домоседка..." (Бунин И. А.). К концу XIX в популярность "русской Сафо" постоянно возрастала, критика находила в ее поэзии уже "больше искренности, чем нескромности". В девятисотые годы Лохвицкая обратилась к драматическим формам, писала пьесы на средневековые сюжеты, ее притягивали и вечные библейские истории. Стихотворения последних лет жизни проникнуты мистикой и пессимизмом, мыслями о страданиях и смерти. Наряду со сказочными и фантастическими мотивами в ее произведениях появились болезненные видения. Последующие сборники: "Стихотворения. 1898 - 1900", 1900, - "почетный отзыв" Академии наук; "Стихотворения. 1900 - 1902", 1903; "Стихотворения. 1902-1904", 1904, - посмертно удостоен половинной Пушкинской премии). Кроме лирических стихотворений, в эти сборники вошли драматические поэмы "Два слова", "На пути к Востоку", "Вандэлин", "Бессмертная любовь", "In nomine Domini" ("Во имя Бога").

                При жизни поэтессы вышло пять выпусков "Стихотворений" (последний - в 1904). Распространено мнение, что существенного влияния на современную ей и последующую литературу Лохвицкая не оказала. Между тем, опыт показывает, что это не так. Образы ее поэзии нередко обыгрываются другими авторами. Об этом в 10-е писал Амфитеатров в статье, посвященной разбору творчества Игоря Северянина: «Хотя жизнь ее была короткая, она успела сказать несколько своих слов и внести в копилку русской литературы несколько своих мыслей. Ими потом, вот уже целое десятилетие пробавляются разные господа поэты...». В. Ф. Марков говорил в наши дни: «Лохвицкая - это кладезь пророческих предвосхищений Она опередила Бальмонта почти на десять лет своим "К солнцу"

                  Другие поэты также слышатся в ее строках. Самое первое стихотворение первой книги ее стихов звучит как предвестие Гиппиус, Бальмонта и Сологуба, а кроме того, некоторых "соловьевских" аспектов Блока. Лохвицкая писала о канатной плясунье (и об "одиночестве вдвоем") до Ахматовой, объясняла природу наяды до Цветаевой, ставила в стихи "дождь" и "плащ" до Юрия Живаго, употребляла слова вроде "теревинф" до Вячеслава Иванова.

                  Последователем Мирры Лохвицкой был Игорь Северянин. Он создал своеобразный культ поэтессы, и ее имя вошло в декларации эгофутуристов, которые называли ее своей предтечей.

Белая нимфа - под вербой печальной

Смотрит в заросший кувшинками пруд.

Слышишь? Повеяло музыкой дальной

 - Это фиалки цветут.

Вечер подходит.

Еще ароматней

Будет дышать молодая трава.

Веришь?.. Но трепет молчанья понятней,

Там, где бессильны слова.

              1899

           В наши дни

Что за нравы, что за время!

Все лениво тащат бремя,

Не мечтая об ином.

Скучно в их собраньях сонных,

В их забавах обыденных,

ёВ их веселье напускном.

Мы, застыв в желаньях скромных,

Ищем красок полутемных,

Ненавидя мрак и свет.

Нас не манит призрак счастья,

Торжества и самовластья,

В наших снах видений нет.

Всё исчезло без возврата.

Где сиявшие когда-то

В ореоле золотом?

Те, что шли к заветной цели,

Что на пытке не бледнели,

Не стонали под кнутом?

Где не знавшие печалей,

В диком блеске вакханалий

Прожигавшие года?

Где вы, люди? Мимо, мимо!

Всё ушло невозвратимо,

Всё угасло без следа.

И на радость лицемерам

Жизнь ползет в тумане сером,

Безответна и глуха.

Вера спит. Молчит наука.

И царит над нами скука,

Мать порока и греха.

             1898

В стране иной

Когда-то ты меня любил,

- Давно, в стране иной.

- Ты полон был могучих сил,

Ты был любимым мной.

Блеснул закат лучистых дней

- Давно, в иной стране.

- Расстались мы - не по твоей,

Не по моей вине.

И свод затмился голубой

- В стране иной, давно.

- Мой друг, склонимся пред Судьбой,

Так было суждено.

                          1904-1905

                      Врата вечности

Мне снились горы в огне заката,

Не как туманы, не как виденья,

Но как громады земной твердыни

Преддверье славы иного мира.

Они вздымались двойной стеною,

Алели ярко над облаками

Все в чудных знаках, в заветных рунах,

Хранящих мудрость Предвечной тайны.

Мне внятны знаки, понятны руны,

- В мгновенья света и откровенья.

Но как пройду я златые стены?

Как вниду в царство иного мира?

Горят вершины в огне заката

Душа трепещет и внемлет зову.

Ей слышен шепот: «Ты внидешь в вечность,

Пройдя вратами любви и смерти».

1904-1905

                    Осенний закат

О свет прощальный, о свет прекрасный,

Зажженный в высях пустыни снежной,

Ты греешь душу мечтой напрасной,

Тоской тревожной, печалью нежной.

Тобой цветятся поля эфира,

Где пышут маки небесных кущей.

В тебе слиянье огня и мира,

В тебе молчанье зимы грядущей.

Вверяясь ночи, ты тихо дремлешь

В тумане алом, в дали неясной.

Молитвам детским устало внемлешь,

О свет прощальный, о свет прекрасный!

                    1898

            Спящий лебедь

 Земная жизнь моя - звенящий,

Невнятный шорох камыша,

Им убаюкан лебедь спящий,

Моя тревожная душа.

Вдали мелькают торопливо

В исканьях жадных корабли,

Спокойно в заросли залива,

Где дышит грусть, как гнет земли.

Но звук, из трепета рожденный,

Скользнет в шуршанье камыша,

И дрогнет лебедь пробужденный,

Моя бессмертная душа,

И понесется в мир свободы,

Где вторят волнам вздохи бурь,

Где в переменчивые воды

Глядится вечная лазурь.

            1896

              ***

Я люблю тебя ярче закатного неба огней,

Чище хлопьев тумана и слов сокровенных нежней,

Ослепительней стрел, прорезающих тучи во мгле;

Я люблю тебя больше - чем можно любить на земле.

Как росинка, что светлый в себе отражает эфир,

Я объемлю все небо - любви беспредельной, как мир,

Той любви, что жемчужиной скрытой сияет на дне;

Я люблю тебя глубже, чем любят в предутреннем сне.

Солнцем жизни моей мне любовь засветила твоя.

Ты - мой день. Ты - мой сон. Ты - забвенье от мук бытия.

Ты - кого я люблю и кому повинуюсь, любя.

Ты - любовью возвысивший сердце мое до себя!

              1900-1902

                 ***

Я хочу умереть молодой,

Не любя, не грустя ни о ком,

Золотой закатиться звездой,

Облететь неувядшим цветком.

Я хочу, чтоб на камне моем

Истомленные долгой враждой

Находили блаженство вдвоем,

Я хочу умереть молодой!

Схороните меня в стороне

От докучных и шумных дорог,

Там, где верба склонилась к волне,

Где желтеет некошенный дрок.

Чтобы сонные маки цвели,

Чтобы ветер дышал надо мной

Ароматами дальней земли.

Я хочу умереть молодой!

Не смотрю я на пройденный путь,

На безумье растраченных лет,

Я могу беззаботно уснуть,

Если гимн мой последний допет.

Пусть не меркнет огонь до конца

И останется память о той,

Что для жизни будила сердца.

Я хочу умереть молодой!