К нам пришел ЕГЭ

На модерации Отложенный В 1980 году в СССР случилось яркое событие, всколыхнувшее советскую научную и педагогическую общественность. Многие об этом помнят и хранят журнальные вырезки. Я тоже. В те годы массовым тиражом издавался журнал «Коммунист», который получали по подписке библиотеки и начальники. Но никто толком не читал. А в 1980 году вышел знаменитый номер четырнадцатый. Непонятно как это произошло. Номер был мгновенно, в один день, раскуплен и исчез с полок библиотек.

Там была опубликована статья академика Л. С. Понтрягина «О математике и качестве ее преподавания» [1]. Статья была подкреплена одобрительными откликами академика И. М. Виноградова, академика А. Н. Тихонова, академика В. С. Владимирова, члена-корреспондента АН СССР А. И. Кострикина, профессоров МГУ, МАИ, МЭИ, МФТИ.

Счастливые обладатели передавали журнал из рук в руки. Библиотекари завели на него отдельную очередь. Программисты наколачивали текст статьи на самых больших в мире ЭВМ. Статью обсуждали не только те, кто был обязан «по долгу службы», но и посетители питерских пивных. Я видел. До этого я не представлял студента, ожидающего своей очереди в библиотеке почитать «Коммуниста». Страна заинтересовалась вопросами образования.

В своей статье Лев Семенович в свойственном себе простонародном стиле с интеллигентнейшей ехидностью описал и предсказал результаты школьной перестройки, затеянной министерством образования СССР в начале 70-х. С тех пор прошло четверть века. Могу сказать — то, о чем с горечью писал академик, оказалось правдой. Именно тем «педагогическим» экспериментом, наиболее ярко сказавшемся на преподавании математики, положено начало падению СССР как интеллектуальной державы.

Поднятый Л. С. Понтрягиным вопрос качества учебника и сейчас у нас на повестке дня. Мы говорим и говорим о необходимости адаптации учебника и учебного процесса к типам восприятия, характерным для разных детей. И адаптируем учебники ни для кого. Учебников много. Но учитель вынужден выбирать не тот учебник, что ему желателен, а тот, что завезли на базу люди далекие от его нужд. И учит учитель по этому учебнику весь класс сразу, как тот доктор, что ориентируется на среднюю температуру по больнице. А иначе просто невозможно, ибо не может учитель при такой наполняемости класса поговорить с каждым учеником на уроке. И разделять учеников по классам, в зависимости от личностных свойств, кто-то давно запретил. Да и мало кто это умеет, поскольку не очень-то учим мы этому наших студентов-педагогов. Еще в начале XX века с этим положением боролись педологи. И, пишут, получалось. До тех пор, пока педология не была заклеймена как чуждое извращение. Тогда малограмотные российские политики, невзирая на достижения педагогики и психологии, объявили, что люди должны быть одинаковыми. По принципу равенства. И с тех пор не даем мы своим детям быть разными, вплоть до совершеннолетия. Просто из неумения или нежелания бороться с собственным невежеством. А то, что школьники протестуют – так это они еще глупые. Нас так учили – и мы так будем.

А сегодня уже XXI век. В августе 2008 года Льву Семеновичу исполняется 100 лет. Старожилы говорят, что такой же, как описанный выше, фурор производили в Европе начала XX века выступления математика Анри Пуанкаре о качестве французского образования. Россияне об этом мало знают, поскольку после того как работы Пуанкаре были заклеймены В. И. Ульяновым в известной книге «Материализм и эмпириокритицизм», они были запрещены в СССР.

Партийные органы в 1980 году не обвинили академика Понтрягина в злопыхательстве и других грехах, как это было тогда принято. Поскольку статья вышла в журнале ЦК. Отмолчались. По-деловому. И министерство образования СССР, кстати, по этому поводу тоже отмолчалось (я не видел внятного официального отклика) и принялось экспериментировать в школах все с большей и ужасающей настойчивостью.

Например. Совсем недавно мы видели переход с 10-летнего на 11-летнее среднее образование. Это же надо додуматься! Вместо того чтобы снизить наполняемость классов и тем самым дать возможность учителю успеть поговорить на уроке с каждым учеником, интенсифицировать свою работу и поднять ее качество, мы сделали все ровно наоборот — классы увеличились, время обучения естественно возросло. Несмотря на протесты ученых и известных практиков. Под довольно сомнительными предлогами. А ведь демографическая и экономическая ситуация позволяет сделать все «по уму». Пока.

Не жалеть надо детский организм, «сгибающийся под непосильной школьной нагрузкой», а дать учителю возможность почаще разговаривать с каждым учеником. Не нагрузка гнетет детей, а бессмысленная потеря урочного времени на выслушивания призывов учителя к дисциплине. Не время обучения надо наращивать, а наполняемость классов снижать. Я уверен, в малом классе все школьные науки можно осилить вдвое быстрее. Вот где экономическая эффективность государственного масштаба.

Культ троечника

Мы свидетели - российская наука и техника лишились притока квалифицированных кадров. И дело здесь не в демографических особенностях. Не последнюю роль здесь сыграли последние реформы в общем образовании. Принимающая эстафету система высшего образования, несмотря на героические усилия профессуры, уже не в состоянии сделать конфетку такой, какой она была, скажем, в шестидесятых. Вот он, результат.

Среди советской интеллигенции тогда, до горбачевской перестройки, были популярны две гипотезы о происходящем. Одни называли министерство образования гнездом шпионов, разваливающих СССР согласно некой американской доктрине, другие — детсадом, куда государственные деятели якобы «сплавляют» на руководящую работу своих детей-оболтусов после окончания института. Против первой гипотезы сразу могу возразить. Если и были шпионы, то плохенькие — американцы так и не смогли «срисовать» нашу образовательную систему времен Хрущева. И мечтают об этом до сих пор. Сам слышал из первых уст на заседании образовательного совета штата Вашингтон несколько лет назад, когда был там в составе делегации руководителей дальневосточных вузов. Насчет второй — сомневаюсь.

Хотя… Иногда приходится видеть биографии крупных руководителей, депутатов. Если раньше большинство из них не имело высшего образования, то сейчас имеют, но чаще заочное, всем понятное. Не видел я, чтоб депутаты обнародовали свои оценки из аттестата или вкладыша к диплому. Но опыт есть и поэтому представляю, что там творится. Может именно здесь истоки хронического недофинансирования и нелюбви к своей системе образования? В голове троечника ведь нет места для любви к преподавателю и науке. А любят ли троечники журналистские вопросы о школьном и вузовском прошлом? Может, потому и культивируется сейчас идея об изгнании из нашей жизни школьного аттестата? Ведь тогда и ребенка-двоечника проще будет пристроить к кормушке, и журналистам не о чем будет зубоскалить?

Впрочем, один пример приведу. Бывший губернатор нашего края как-то в телевизионных предвыборных дебатах прямо объявил, что в школе учился на тройки. Как все. И призвал всех троечников края голосовать за свою кандидатуру. И проголосовали. И выбрали.

Откуда взялась прогрессирующая сейчас тенденция нивелирования роли образовательных олимпиад? Почему человек, высоко прыгающий или красиво пляшущий, может быть награжден, скажем, автомобилем, а школьник, лучше всех в районе решающий математические задачи, получает в награду ненужную книжку? Почему успехи футболистов стали для нас важнее успеха трудяги-учителя? Почему страна не переживает у телевизора за успех нашей школьной сборной на международной олимпиаде, например, по физике?

По мнению упомянутых американцев, Россия совершила крупную глупость четверть века назад, погнавшись за США в образовательных реформах. Ну да ладно. Годы идут. Все изменилось. К нам пришел ЕГЭ.

Единый государственный экзамен

Единый государственный экзамен придуман не в России. Многие страны уже попробовали его на себе. О культивируемых в разных странах системах аттестации написано немало научных и популярных статей, давно известны все «за» и «против». Но, очевидно, не всем.

Основные идеи ЕГЭ многим по душе – автоматизация, единообразие, демократизм, объективность, всеобщность. Есть у ЕГЭ и немало противников, приписывающих ему свойства бесчеловечности, ограниченности, коррумпированности, уравниловки.

На заре российского ЕГЭ мне довелось познакомиться с многими людьми, занимавшимися массовыми аттестационными мероприятиями. А также прочесть много публикаций, как российских, так и зарубежных. Привычка такая. Поэтому не удержусь и приведу интернет-ссылку на давнишнюю статью Виктора Доса «Пятое правило арифметики» [2]. В этой статье довольно емко и просто изложен опыт Франции, дети которой много лет сдавали единый экзамен и… Эта статья, размещенная на множестве сайтов в интернете, для многих стала откровением — насколько опасно экспериментирование в области образования, как быстро такие эксперименты могут завести даже великую страну, такую как Франция, в образовательный тупик. Кстати, не только Франция — интеллектуальный кризис ощущают сейчас многие страны, и аналитики связывают это с необдуманностью образовательных экспериментов на уровне государства. Виктор Дос, выходец из России, преподаватель Парижского университета с многолетним стажем, описал ситуацию во Франции, к которой привело введение единого экзамена. И предсказал, что случится через много лет в России. Попал в десятку.

Действительно, уже ширится в наших школах негативное явление «натаскивания на ЕГЭ» в ущерб обучению мыслить. Действительно, уже видна тенденция оболванивания наших учителей, превращения их в зубрильные станки. Действительно, уже появились неадекватные разграничения в учебных дисциплинах – школьник сам определяет для себя важность изучения того или иного раздела, видя прошлогоднее соотношение количеств заданий в тесте и справедливо считая, что 2-3 задания погоды не делают. Действительно, появился страх учителей перед угрозами родителей, полагающих, что их дети должны знать не дисциплину учебную, а ответы на вопросы ЕГЭ. Действительно, появилось новое взяточничество. Новая коррупция. А в вузы НАПРЯМИК пошли такие абитуриенты – куда бы деться. За что боролись, на то и напоролись.

Меня потрясли опубликованные в газете «Поиск» (от 6 июня 2008 г.) слова главы Рособрнадзора о том, что с введением ЕГЭ теперь на филологических факультетах будет разрешено обучаться студентам, получившим в школе итоговую двойку по математике. Что тут скажешь… Вероятно, Рособрнадзор не знаком с современной филологией. Я иногда заглядываю в филологические публикации, и скажу – что-то новое сделать в современном, например, языкознании, без математики нельзя. Или организаторам ЕГЭ хотелось общественность задобрить? Или журналисты напутали?

Не надо обвинять идею ЕГЭ. Идея хороша. Нехорош наш путь реализации ее. Смешное секретничанье – появление тайн на ровном месте, наспех составленные тесты, удивительные бланки, в которых взрослому-то не все понятно с первого раза… В конце данной статьи приведены некоторые из предложений, реализация которых, как я полагаю, поможет выправить ситуацию.

К счастью, образовательная система России коренным образом отличается от многих. Отвлекусь и поясню. Есть такая наука — теория диссипативных структур. Ее основатель — нобелевский лауреат Илья Романович Пригожин. Так вот, в этой теории описана общая закономерность: устойчивость структур по отношению к внешним воздействиям обратно связана с их организованностью или упорядоченностью. Или – чем больше порядка в структуре, тем проще ее разрушить или изменить. Присутствующее в структуре разнообразие обеспечивает устойчивость структуры и адекватность ее реакции на внешние воздействия. Какую армию проще разгромить? Ту, которая обернута в приказы и инструкции. А когда в России грянула перестройка, какие структуры дезорганизовались первыми? Правильно, самые дисциплинированные. А образование выжило, потому что нет на свете другого учителя, кроме российского, так мало подчиняющегося приказам и методическим указаниям. Российское образование выжило потому, что оно РАЗНОЕ. Оно не ходит строем. Здесь множество «кулибиных» и идей, здесь попытки укрепления дисциплины всегда встречают молчаливый отпор. В этом причина магической устойчивости российской системы образования. Вот и выжили. [3, 4] Всё по науке.

Модели ЕГЭ

Несколько лет я занимаюсь проблемами электронного контроля знаний и побывал в разных «шкурах» — был официальным руководителем экспертной группы Минобразования по экспериментальному проведению ЕГЭ в Якутии, был экспертом по ЕГЭ в Хабаровском крае, занимался организацией системы мониторинга качества образования в Приморском крае на базе вузовских представительств.

Многое нам понравилось при проведении ЕГЭ в Якутии, многое — в Хабаровском крае. Что-то не понравилось в технологии ЕГЭ, предложенной министерством [5—8]. Было видно, что министерство ориентируется на Францию и никак не хочет учесть опыт давно все прошедших американцев.

А ведь там по-другому устроена система экзаменов, и она, видимо, показала себя лучше французской! Кстати, интересно: очень мало в открытой печати информации о германском опыте ЕГЭ, как будто его и нет. Тем более интересно это тем, что Россия и Германия во всех начинаниях в системе образования всегда ходили рука об руку, уже много столетий. Впрочем, в печати было сообщение о встрече министра А. Фурсенко с делегацией германского бундестага 10 июля 2007 года, где шла речь и про ЕГЭ. Так вот: «Депутаты немецкого парламента выразили заинтересованность в получении информации относительно… введения в России единого государственного экзамена (ЕГЭ), интеграции…» [10]. И все.

Чем же отличается американская, например, модель ЕГЭ от нашей? (Аббревиатура «ЕГЭ» используется здесь для упрощения понимания; на самом деле названия аттестационных систем в разных странах разные. Во Франции, например — БАК — от слова «бакалавр»). Итак, вот некоторые из отличий, более полно представленных в [11].

Во-первых, американцы давно ушли от монополизма в сфере контроля качества образования. К которому мы почему-то упорно стремимся. В США, конечно, есть национальная служба, занимающаяся образованием, есть федеральные законы. Но что касается аттестации, то в каждом штате есть самостоятельные, независимые государственные и частные службы, занимающиеся аттестацией и школьников, и студентов, и конкурсантов, нанимающихся на работу. Подчеркиваю — независимые. Соответственно, есть ряд аттестационных технологий (TOEFL и др.). Университеты и предприятия предпочитают пользоваться услугами разных служб при приеме на работу и учебу. Проще говоря – потребитель на образовательном рынке САМ ВЫБИРАЕТ доверенного контролера.

Во-вторых, вся образовательная история каждого американца заносится в национальную базу данных, и там можно увидеть — где он аттестовался, какой рейтинг получил, какой рейтинг имеет сама эта аттестующая организация. Наверное, так заведено не во всех штатах, но американцы к этому стремятся.

В-третьих, между независимыми аттестационными организациями каждого штата существует конкуренция, и в силу этого фактически исключен образовательный подлог. Конкуренция идет за частные и государственные заказы; за то, чтобы результаты именно конкретной службы имели высшие котировки у университетов при отборе абитуриентов; за то, чтобы люди шли тестироваться именно туда и др. Конкуренция привела к честности и открытости и как следствие — к объективности результатов измерений.

В-четвертых, у американцев иной менталитет, нежели наш. Американцы — с детства конкуренты. Они с детства приучены следить за школьными коллегами (!) во время экзамена. Они знают — высших оценок всегда будет немного, и стремятся не упустить свой шанс, никого не пропустить впереди себя. А дальше вообще непостижимо для россиянина: как только кто-то из школьников или студентов будет уличен соседями по аудитории в списывании, вызывается полицейский и просматривается видеозапись экзамена. И можно с гарантией утверждать — инцидент будет занесен в национальную базу данных и совершивший подлог человек на несколько лет будет лишен образовательных услуг в своем штате (а, может, и во всех, но ничего – поедет учиться в Россию). Поэтому американцы не очень-то акцентируют внимание на усилении контроля при проведении аттестаций. Очевидцы рассказывали, что видели такое же, например, в Канаде.

В-пятых, и в США, и в некоторых других странах качество напрямую связано со стоимостью обучения. Гарантию здесь дают конкурирующие аттестационные службы, на деятельность которых не может повлиять чиновник от образования. Американцам важна «весомость» диплома, и поэтому они идут учиться в настолько «дорогой» университет, насколько только сможет «потянуть» их кошелек. И, естественно, они пойдут тестироваться в самую дорогую аттестационную службу. Для гарантии. Более того, идеальный американец, ожидающий конкурса при приеме на учебу или работу, предпочитает пройти тестирования сразу в нескольких аттестационных центрах. Чтобы подстраховаться. Ведь он знает, что может произойти всякое, вплоть до аннулирования результатов какого-либо из аттестационных центров в случае обнаружения там подлогов.

В-шестых, каждый американской ректор знает, что как только он возьмет в студенты человека запятнавшего свою репутацию шпаргалкой, то сразу найдется журналист со статьей о том, что в этом университете учатся нечестные люди. Нечестность в бизнесе — преступление в США. Родители других детей не позволят им учиться в таком университете.

В-седьмых, приведу наблюдение. Вы видели в американских фильмах про школьников, чтобы там кто-то шпаргалил? Такое в голову не приходит. И голливудским сценаристам. Американский школьник может пьянствовать, наркоманить, курить, угонять автомобили… Шпаргалить он не может. Это — нечестная конкуренция. Это — преступление.

В-восьмых, американцы ценят каждый балл, полученный на экзамене, каждый процент своего рейтинга. При конкурсном приеме каждый из этих баллов будет предъявлен, умножен на рейтинговый коэффициент вуза и сложен с другими. Конкурс в США — это не демонстрация красивых глазок. Это сухое сложение и умножение баллов. Именно поэтому идеальные американцы предпочитают учиться сразу в нескольких университетах. Так надежнее.

В-девятых, деятельность служб, проводящих такие конкурсные операции, контролируется разными государственными органами, журналистами, общественностью. Нечестность или неопытность клерка, сводящего баллы и коэффициенты претендента из всех принесенных аттестатов, сертификатов и дипломов, оборачивается судебными исками.

Конечно, и американская система аттестации далека от совершенства. И тесты простоваты, и контроль подлога Выходцы из России обходят ее без труда. Школьная выучка. Если говорить о культуре массовых тестированиях в России, то как-то из интереса насчитали мы около двух десятков [9] культивирующихся среди школьников и студентов «сравнительно честных» способов подлога, справедливых и для сегодняшнего ЕГЭ. Они известны, так же, как и способы их нивелирования.

«Выучку» наших школьников мы видели в Якутии, когда, например — известный случай — в Нерюнгри были обнаружены десятки тестов заполненных одной рукой. В 1999—2005 годах, когда мы вели тестирования в содружестве с Центром «Гуманитарные технологии» (Телетестинг, МГУ, Москва), а затем — ЦТ Минобразования РФ, приемная комиссия Дальневосточного госуниверситета проводила статистические исследования аттестационной деятельности разных вузовских центров в Приморье. Тогда было обнаружено, что соотношения количеств высших баллов, выставленных ими, резко различается. В одинаковых школах. Вряд ли это было случайностью. Именно поэтому тогда было принято решение засчитывать при приеме абитуриентов только те результаты тестирований, что получены под контролем только своей приемной комиссии. Кстати, потом московские организаторы из каких-то высших соображений вообще засекретили поступающую к ним из регионов статистическую информацию о результатах тестирований. Сокрытие результатов от общественности приводит, естественно, к красивым отчетам, но порождает проблемы, не решенные и сегодняшними идеологами ЕГЭ.

Что следует изменить

Что мы можем изменить в нашей системе ЕГЭ уже сейчас, не разрушая построенного «здания», но так, чтобы ситуация существенно улучшилась уже к следующему году?

По-видимому, нам следует:

1) создать в регионах сеть независимых конкурирующих центров тестирования, включая негосударственные, которые вели бы свою работу в течение года (а в мае – бесплатно). Это позволит отказаться от сезонности и дать право аттестоваться всем желающим помногу раз в течение года. Наш опыт показывает, что такая мера, вкупе с введением некоторых особенностей, может положительно повлиять и на качество образования [5-9] в регионах в целом. Будет естественным, если эти центры будут выполнять и заказы служб трудоустройства;

2) значительно пополнить имеющиеся в распоряжении организаторов ЕГЭ базы тестовых заданий так, чтобы а) не опасаться повторений, б) исключить практику «натаскивания» школьников в ущерб изучению дисциплин, в) устранить смешную «секретность» и открыть доступ общественности к экзаменационным материалам;

3) полностью компьютеризировать технологию тестирования, введя туда интерактивные элементы для более полной оценки интеллектуальных свойства школьников, в том числе умений решения задач и анализа текста;

4) адаптировать базы тестовых заданий ко всем официально рекомендованным учебникам так, чтобы исключить влияние несогласованности авторских текстов на результат тестирования;

5) создать федеральную базу данных результатов тестирования, доступную и вузам, и частным пользователям (прозрачность) для а) исключения некоторых возможностей подлога, б) предоставления вузам возможности планирования набора, в) предоставления возможности территориальным органам образования самостоятельного ведения сравнительного мониторинга качества;

6) ввести в практику ДОБРОВОЛЬНОЕ тестирование учителей по педагогике, психологии, и ведущимся дисциплинам с обязательным влиянием результата на размер оплаты труда;

7) придать новую, законодательную значимость результатам аттестаций, в том числе при приеме на работу, сделав соответствующие нововведения в российском законодательстве.

Вероятно, хорошим нововведением будет включение в схему аттестаций и оценки сложных интеллектуальных свойств – обучаемости и интеллекта. Это важно, например, при отборе абитуриентов в некоторых вузах либо кандидатов не ответственные должности.

Перечисленное – не сиюминутная выдумка, а взято из опыта стран. И это далеко не все, что можно и нужно сделать в России. Введение этого поможет нам не только значительно выправить ситуацию и устранить многие досадные недочеты, повторяющиеся из года в год, но и сделает ЕГЭ важным инструментом развития системы образования.

ЛИТЕРАТУРА

1. Понтрягин Л. С. О математике и качестве ее преподавания // Коммунист. 1980. № 14.— С. 99—112.

2. http://lib.mexmat.ru/books/2879

3. Комаров В. Н., Морев И. А. Образовательное учреждение как диссипативная структура // Материалы международного симпозиума «Сознание и наука: взгляд в будущее».— Владивосток, 2000.— С. 403—410.

4. Комаров В. Н., Морев И. А. О возможности применения теории диссипативных структур в реформе системы образования // Проблемы региональной экономики, 2001, № 4—5.— С. 269—274.

5. Станкевич В. В., Шепелева Р. П., Вовна В. И., Смаль Н. А., Станкевич Л. А., Шаповалова Г. М., Морев И. А. Опыт организации централизованного тестирования знаний и мониторинга качества образования на базе сети представительств Открытого университета и школ Университетского образовательного округа ДВГУ // Перспективные технологии оценки и мониторинга качества в образовании: Сб. науч. трудов.— Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2003.— С. 185—188.

6. Станкевич Л. А., Иванова В. П., Морев И. А. О внедрении технологии ЕГЭ на территории Приморского края // Единая образовательная информационная среда: Материалы региональной дальневосточной научно-практической конференции.— Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2003.— С. 45—47.

7. Станкевич Л. А., Морев И. А. Модель системы мониторинга качества образования в рамках университетского образовательного округа — задел для внедрения технологий ЕГЭ // Единая образовательная информационная среда: Материалы региональной дальневосточной научно-практической конференции.— Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2003.— С. 92.

8. Афремов Л. Л., Вовна В. И., Морев И. А., Смаль Н. А., Шаповалова Г. М. На пути к ЕГЭ: опыт массовых компьютерных тестирований школьников в Дальневосточном государственном университете // Развитие системы тестирования в России: Тезисы докладов III Всероссийской научно-методической конференции, Москва 22—23 ноября 2001 г.— М., 2001.— С. 218.

9. Вовна В. И., Доценко С. А., Шаповалова Г. М., Яровенко В. В., Колесов Ю. Ю., Петраченко Н. Е., Морев И. А. Информационная безопасность процедур массового компьютерного тестирования знаний. Неожиданное положительное влияние студенческого «мошенничества» на уровень качества образования // Перспективные технологии оценки и мониторинга качества в образовании: Сб. науч. трудов.— Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2003.— С. 204—206.

10. http://www.rosbalt.ru/2007/07/10/400810.html

11. Морев И. А. Там, за горизонтом // Управление школой. 2004. № 38 (374).— С. 24—25.