Быть взрослым сегодня неприлично

Быть взрослым — не самое комфортное мироощущение. Потому что взрослый человек понимает, что живет набело. Он уже не ищет смысла жизни, осознав, что она самоценна, и в смысловых оправданиях не нуждается. Взрослый отвечает за свои поступки не потому, что вынужден, он иначе не может. Собирает камни, разбросанные в юности: что-то приходится исправлять, что-то уже исправить нельзя, и приходится себе это простить, чтобы жить дальше.

Взрослый понимает: мама и папа умрут, и начинает моральную подготовку к тому, что рано или поздно старшим будет он. Есть завещание — в том случае, если имеется собственность. И это не означает, что он собирается умереть прямо сейчас или через год, просто приходит осознание: бывает все. И лучше предусмотреть подобное развитие событий, а не прятать голову в песок. Задница-то — снаружи.

Но, кроме этого, взрослым стало быть не комильфо. Это неприлично и напоминает о том, что жизнь конечна.

По сравнению с 70-ми, в которых я родился, увеличилась продолжительность жизни в развитых странах. Резко возросло качество жизни, а медицинские технологии не только улучшаются — появляются качественно новые. Эстетическая медицина помогает уменьшить разрыв между более длительным активным жизненным периодом и состоянием кожи, которая на него не рассчитана. Родить теперь можно и в сорок. Пойти учиться — в пятьдесят.

Писатели-утописты век назад мечтали о том, что дивный новый мир продлит протяженность жизненного плато — зрелости. Черта с два. Продлилась не зрелость, продлилось детство — человек склонен идти по пути наименьшего сопротивления.

С поправкой на отечественную реальность, в которой средняя продолжительность жизни мужчин не достигает 60 лет, картина получается совсем абсурдная. Из этих 60 лет мужчина примерно 22 года тратит на подготовку к взрослой жизни, потом карьера и наконец-то свои, а не родительские деньги, затем… старость. Места для зрелости просто не остается. Мое поколение расслоилось на тех, у которых взрослая жизнь еще не началась, и тех, у кого уже она давно идет. Часто я слышу от ровесников — «ну он уже взрослый дядечка, лет 50 ему». И все время подмывает спросить — «А ты в свои 30 — еще не взрослый?»

Затянувшееся детство стало нормой жизни в мегаполисе, а не одним из множества вариантов биографии. В мои неполные 35 предполагается, что я — юноша. И мои жизненные приоритеты должны сводиться к навороченной тачке, непринужденному промискуитету и карьерному росту — перепрыгивая с позиции менеджера по продажам воздуха на позицию старшего менеджера, и далее по списку. Профессиональному росту в этой системе ценностей места нет.

Я должен скакать и веселиться, строить свою жизнь по шаблону «эффективного менеджера». Когда говорю: съемки для глянца и ТВ — скучная часть профессии, стар для Ибицы, автостопа и вообще в 35 лет уже поздно быть «начинающим», — мне отвечают, что кокетничаю, ты-же-еще-совсем-мальчик!

Мальчик. С седеющей щетиной. Не чувствующий себя больше молодым — без всякого сожаления. Не считающий молодость сверхценностью, которую надо сохранить во что бы то ни стало.

Мне все сложнее общаться с ровесниками, которые старятся раньше, чем взрослеют. Потому что они хотят в 45 иметь домик в Андалузии — с гектаром виноградников и птичником. И жить на ренту, небольшую — в 3-4 тысячи евро. Перестанут работать веб-дизайнерами и региональными менеджерами — и сразу в птичник. Это вот у них мечта такая.

А я понимаю, рента указанного размера с неба не упадет. Потому что адвокаты, нотариусы, налоги… да и сама рента должна с чего-то капать. И это что-то стоит дорого. Виноградник — не бегония на подоконнике, а птицеферма — не канарейка. Это тяжелый труд даже на уровне владельца, передавшего управление профессионалу. Стандарты Евросоюза, производство, сбыт.

А у меня плебейские, но абсолютно реальные планы — через 15 лет купить маленький дом с небольшим участком на окраине Кишинева, жить на доход со сдачи московской квартиры и гонорары. И этого на достойную жизнь мне хватит. Ибо жизнь в Молдове значительно дешевле жизни в Андалузии. Там знакомый мне с детства язык — и много русскоговорящих, там у меня друзья детства и знакомые мне экономические и бытовые проблемы. У меня нет иллюзий относительно того, что я задумал и произойдет это само собой. Еще один признак зрелости — мечты лишь о реальных вещах. И понимание того, что 45 — уже скоро.

Когда говорю это вслух, часто слышу, что я не по возрасту (!) стар, и раз не хочу радостно скакать в GQ-баре, значит, просто не могу себе этого позволить, и, естественно, завидую.

Но я просто — не хочу. Мне неинтересно, я начал шляться по кабакам в 14 лет и знаю, что ничего нового там не увижу. Ничего нового не увижу и в очередной койке. Я свое — отгулял.

Нет ничего плохого в том, чтобы строить свою жизнь с пожилой девочки Кэрри Бредшоу, которая уже знает, что такое ботокс, но все еще идет к понимаю того, что такое отношения. Нет ничего плохого в следовании моде для тинейджеров. Любой человек имеет право быть подростком в 35 и молиться на гаджеты или туфли от Маноло Бланик.

Но у меня есть симметричное право больше не быть молодым. Даже если это портит кому-то картину мира.