Случай на 73 километре автотрассы "Москва-Горький"

Черный джип, неестественно вывернув передние колеса летел прямо в отбойник.
- Девятый пошел, - Леха из Юрьевца вытащил из пачки сигарету и закурил. Леха был вторым в массовом завале на 73 километре трассы Москва-Горький. Его шестерка, увидев нашу Тойоту, лежащую почти вертикально в кювете, вильнула резко в сторону и ударилась левой пассажирской дверцей о железную стойку автобусной остановки. Лехе повезло, что шестерка ударилась именно левой задней дверцей. Поэтому он сейчас курил вместе с нами и наблюдал как черный джип Мицубиси-Паджеро, неестественно вывернув передние колеса, оттолкнувшись от отбойника летел в снег неподалеку от нашей Тойоты.
Я дремал на переднем пассажирском кресле, когда идущий впереди КАМАЗ с прицепом начал складываться. Сразу после поворота дорога уходила резко вниз. В гололед. Это был первый гололед в том году и Сергеич со своим двадцатилетним стажем был вынужден выбирать между складывающимся в гармошку КАМАЗом и десяткой, уходящей от него на обочину.
Из джипа, утонувшего в грязном подмосковном снегу выбрался мужик в бобровой шапке. Его магнитола, не обращая внимания на случившиеся, продолжала рассказывать голосом Круга про Владимирский централ.
- «Лежит на сердце тяжкий груз» - подпел магнитоле Леха. Нам не было жалко мужика из Паджеро. В конце концов, ему же махали, как и всем остальным, включенными мобильниками и фонариком, найденном в раскуроченном багажнике «шестерки».
- Жив и ладно, – рассудил Сашка из получившей незначительные повреждения после удара с нами по касательной белой «десятки» с питерскими номерами. – Сейчас очухается и начнет материться.
В нашем клубе неудачников от дороги каждые пять-десять минут поступало пополнение. В кювете и на обочине уже собрались кроме нашей Тойоты КАМаз с грузом марокканских мандарин, рассыпанных теперь по всей трассе, Скания с латвийскими номерами, Лехина «шестерка», годная разве что только на металлолом, Паджеро с зам.

главы Петушковской администрации, не доехавший на срочно-очередное совещание, красный Форд с девушкой Леной и ее ногами от подбородка, питерская «десятка» бывшего десантника Сашки, Урал с военными номерами и перепуганным до сих пор водителем - срочником и постоянно орущим на него прапорщиком Хачапуриным. Довершал караван неудачников колхозный ЗИЛ с грузом из двух буренок, которым несказанно повезло, ибо их везли на убой с целью превращения в колбасу, проданную в скором времени в одном из московских супермаркетов. Сейчас буренки мирно паслись в снегу возле дороги, радуясь внезапно подаренным минутам жизни.
Мы лопали марокканские мандарины и светили мобильными телефонами проезжающим мимо автомобилям. Сколько спасли их от попадания в наш клуб? Кто знает. Гаишники, приехавшие довольно быстро и уже начавшие оформлять первые протоколы, категорически отказались встать перед поворотом с целью предупреждения следующих аварий.
- Что мы, самоубийцы, что-ли. Здесь всегда была дорога смерти.
Поэтому мы и махали сотовыми, пока не посадили батарейки. Всего в завале оказалось около двадцати машин. Последним улетел МАЗ с песком, которым должны были посыпать трассу. В это время уже работала камера «Дорожного патруля».
- Снимай, снимай. Да не меня! – ведущий с микрофоном бежал к МАЗу, только что приземлившемуся в кювете в метрах ста от нас. - Скажите, как все было.
Водитель ошалело смотрел на поднятый к нему микрофон и молча качал головой.
Восемь часов на семьдесят третьем километре трассы «Москва – Горький». Только в Москве я вспомнил, что в сумке лежал фотоаппарат. Почему-то было не до него. В памяти остались только красные мандарины, рассыпанные на грязном подмосковном снегу, КАМАЗ, складывающийся гармошкой и девушка Лена с ногами от подбородка.