Модернизация оппозиции. Каким образом?

То, что власть нуждается в модернизации, уже ни у кого не вызывает сомнений. Другое дело — оппозиция. Возможно, прежде чем выдвигать претензии к власти, нужно менять себя? Оппозиции надо с учетом современных тенденций поменять стиль, язык, программы. На повестке дня вопрос: как оппозиции модернизировать себя?

Сергей Михеев:

Оппозиция должна разорвать связь с 90-ми. Наше общество не является гомогенным. У разных слоев и разных поколений свои представления о современности. Старики, зрелые люди, молодежь; жители столицы и регионов — все они имеют разные взгляды на жизнь и, соответственно, поведения.

В связи с этим перед политическими партиями стоит важная задача:     выделить свою целевую аудиторию и руководствоваться ее требованиями к современности.

Что касается модернизации, то большинство все-таки связывает ее с экономикой. Современная техника, современная одежда, современное комфортное жилье и т. д. — в этом контексте понятие "современный" окрашено в позитивный цвет. Каждому понятно, что новая машина лучше, чем старая, если она лучше выглядит и ездит. Но что касается остальных сфер: политики, общественной жизни, — здесь представления самые разные.

Исходя из этого, на вопрос: "Является ли наша оппозиция современной?" — я отвечаю: "Нет".
Оппозиция не решает стоящую перед ней задачу увеличения своего электората, ее действия не ведут к этому.

У левых, я имею в виду прежде всего КПРФ, стабильная электоральная база —15-20 процентов. Если бы им не мешали выступать по центральным каналам, то они могли бы взять и 25 процентов. Но электорат левых, преимущественно состоящий из стареющих людей, в силу естественных причин сокращается. В то же время значительного притока молодежи не наблюдается, несмотря на то, что левые идеи и у нас, и во всем мире пользуются большой популярностью.

Очевидно, левая оппозиция нуждается в модернизации. На мой взгляд, если левые хотят набирать очки, то они должны ориентироваться на антиглобалистское движение: менять стилистику, кадровый состав. Косность руководства мешает этому обновлению. Таким образом, они делают ставку на стареющий, но надежный электорат, ностальгирующий по советской эпохе.
Это "синица в руках".

Либеральная же оппозиция и концептуально, и организационно намертво застряла в девяностых годах, и все ее рецепты оттуда.

Нельзя сочинить миф о советском времени, как это делают коммунисты. Или о том, как все было прекрасно при дедушке Ельцине. Ведь все помнят, что происходило в девяностых. При этом отличие либеральной оппозиции от власти нивелируется, потому что Путин сам является выдвиженцем Собчака и Ельцина, а это две "иконы", два символа девяностых годов.

Идеологи либеральной оппозиции еще мыслят категориями того времени, они постоянно пытаются реминисцировать на эту тему, и тем самым концептуально делают свои усилия бессмысленными, отталкивают многих потенциальных сторонников. Молодежи их призывы непонятны, а среднее и старшее поколение не обманешь — они все это проходили.

Возможно, либералам девяностых не нужно публичного покаяния. Да никто в него и не поверит. Но концептуально должен быть полный отказ от девяностых. Потому что все проблемы, включая непрозрачные выборы, родом оттуда. Прозрачные выборы начались в 1989-1990 годах и закончились в 1993-1996 годах, и все это прекрасно знают. Попытки представить дело иным образом, будто все беды начались только в 2004 году с посадки Ходорковского, выглядят неубедительно.

На мой взгляд, проблема здесь заключается в том, что у людей просто не хватает то ли мужества, то ли ума признать собственные ошибки. Прослеживается какая-то полурелигиозная тенденция сакрализации девяностых. Весьма характерно, что сейчас к этому подключается и сама власть. Я лично всегда считал, что современный российский либерализм имеет черты некритичной религиозной веры, а оттого и страдает максимализмом, схожим местами с большевистским, а также беспощадным отношением к несогласным и в целом к людям.

Допускаю, что многие осознают это, в том числе и Гарри Каспаров. Но у него, на мой взгляд, нет веса как у политика. Каспарова все воспринимают как шахматиста. У него гораздо больше сторонников на Западе. Он внушил западным политикам, западным избирателям, что является представителем оппозиции в России, но работать надо с собственной аудиторией, в стране, где делаешь политику, карьеру. Любому населению имманентно присущ патриотизм. В США можно критиковать власть, но если политик при этом обращается вовне, то он получает отрицательное реноме.

Впрочем, точно такие же проблемы и у других лидеров либеральной оппозиции. Например, у бывшего премьер-министра Михаила Касьянова, который сейчас пытается выступать с популистских позиций. Когда общественный деятель рассуждает о бедности, сидя у себя в трехэтажном доме или в самолете, который летит на Мальдивы, очевидно, что никто ему не поверит. Такой политик может успешно продавать свои интервью на Западе, но на выборах в России он получит ноль процентов.

Политических перспектив нет и у Ходорковского. Миф о его популярности также годится только для внешнего потребления. Для получения грантов, например. Этот человек никогда не был популярен в России, он известен среди западных политиков, журналистов, наших либералов и части медиатусовки. Ходорковского, видимо, примет Запад. Там он будет писать книги, влияя на общественное мнение европейцев.

Для политика, который хочет состояться в России, попытка ориентироваться на западную аудиторию провальная. Собственно, это тоже штамп девяностых годов, когда руководство нашей страны очень прислушивалось к Западу. Популярность на Западе производила впечатление на Ельцина или еще кого, за счет этого можно было приобрести влияние в стране. Сейчас такая схема не работает и не будет работать, по крайней мере в ближайшее время.

Оппозиция встанет на путь обновления, когда поймет, что действительно нужно стране.

На мой взгляд, современной власть можно назвать в том случае, если она отвечает современным вызовам и решает актуальные задачи для блага населения, а не за его счет. Сегодня по-прежнему на повестке дня вопрос выживания нации, нашего цивилизационного проекта. Это и должно стать реальной целью модернизации, хотя пиар может быть любой — если слово "выживание" кажется кому-то депрессивным.

Глобализм, исповедующий безграничную свободу рынка, грозит фактическим вымиранием многим народам и государствам. По сути это новый фашизм. Глобализаторы отводят России роль поставщика сырья. Они хотят видеть ее только в таком качестве.

У нашей страны должна быть своя обрабатывающая промышленность не столько даже для того, чтобы конкурировать на мировых рынках — по себестоимости продукцию китайцев и вьетнамцев еще не скоро догонит какая-нибудь другая в силу объективных причин, — сколько для того, чтобы сохранить свой собственный, внутренний рынок, свои технологические школы, квалифицированную рабочую силу и инженерные кадры. Если мы сохраним все это, то у нас будет шанс создать что-то более совершенное, чем существующие аналоги в мире.

Особо хочу отметить, что реализовывать обозначенные задачи необходимо с учетом прав и свобод человека. Нашим либералам-космополитам не грех вспомнить тех российских либералов, которые вынудили царя пойти на конституционные реформы. Последние были как минимум патриотами, а как максимум — своего рода националистами.

Кстати, актуальность умеренного национал-патриотического бренда очень хорошо продемонстрировала история с партией "Родина", которую "Единая Россия" откровенно испугалась.

Национализм, в данном случае экономический, отвечает на вызовы, а значит, он современен. И не важно, соответствует это какой-то идеологии, системе взглядов или нет.

Вадим Белоцерковский:

Какова цель оппозиции — борьба за демократию или за возвращение к власти?

Все чаще приходится слышать: лозунги и программы оппозиционных партий однообразны и затерты до дыр. Оппозиционеры говорят о необходимости демократии, честных выборов, политических прав и свобод, без которых, мол, нельзя и экономику модернизовать (новое модное слово!). Но ведь все это уже было, отвечают скептики. Было и сплыло. Недавно, 12 марта, в "Санкт-Петербургских ведомостях" была напечатана острая статья Бориса Вишневского, в которой он напомнил, что 20 лет назад в России прошли первые и последние свободные выборы (в Верховный и городские Советы). Но просуществовали они, эти Советы, как и другие демократические слагаемые, лишь до "черного октября" 1993 года.

Запало в память высказывание Льва Гудкова, руководителя "Левада-центра": "Оппозиции не хватает новых ярких лидеров, а главное — программы, которой они могли бы заинтересовать граждан".

Попробуем разобраться в этом печальном явлении. Недавно отмечалась годовщина смерти академика Сахарова. В собраниях по этому поводу участвовали многие лидеры оппозиционного движения, говорили о борьбе Сахарова за демократизацию страны и за права человека. И все! Вновь был представлен набор общих слов и абстрактных понятий. И ничего не было сказано об одной из главных идей Сахарова: о необходимости и спасительности конвергенции (или точнее — синтеза) определенных принципов социализма и капитализма.

И в последний год своей жизни он снова пишет о конвергенции, конкретизируя это понятие. Самым существенным здесь он видит "развитие различных форм участия трудящихся в управлении и прибылях" предприятий и учреждений. "Конвергенция, — подчеркивает Сахаров, — подразумевает и отказ от догматизма капиталистической идеологии ради спасения человечества". Она "является необходимым условием решения глобальных проблем мира, экологии, социальной и геополитической справедливости" ("50 на 50, опыт политического словаря", сборник статей, Москва, 1989).

Сахаров выступал также за сохранение и развитие советской формы парламентаризма, когда парламент формируется главным образом из представителей различных трудовых коллективов или их объединений, но, разумеется, без монопольной, "руководящей роли" какой-либо партии. В 1990 году по близким принципам были сформированы Верховный Совет РСФСР и городские советы, просуществовавшие до октября 1993 года. И пали они главным образом потому, что мешали номенклатуре КПСС и ВЛКСМ "прихватизировать" и переваривать государственное имущество с помощью гайдаровской реформы.

Важной целью для Сахарова было и утверждение права народов СССР на самоопределение вплоть до отделения. При этом Сахаров решительно был против сталинского деления республик на союзные, имеющие формальное право на выход из СССР, и так называемые автономные, такого права не имеющие. Если бы право на самоопределение было распространено, как призывал Сахаров, и на автономные республики, не было бы и чеченской войны, ставшей одной из важнейших причин моральной деградации российского общества.

Можно не соглашаться с упомянутыми идеями и целями Сахарова, но как могут не говорить о них вообще оппозиционеры, заявляющие себя демократами и плюралистами? Замалчивая конкретные идеи Сахарова, они обесценивают тем самым его наследие, снижают до либерального пустозвонства, а там и попросту ликвидируют, приравнивая Сахарова к Егору Гайдару, автору людоедских реформ, из-за которых население страны с 1992 по 2007 год, согласно исследованию демографов МГУ, уменьшилось на 28 миллионов.

Не упоминаются и такие эпохальные события, как Пражская весна в Чехословакии (1968 год) и создание и деятельность движения "Солидарность" в Польше (1980-1981 годы). Ведь и там и там сторонники перемен выступали за создание посткапиталистического общества на основе конвергенции социализма и капитализма.

Между тем ведь и в России в конце перестройки дело близко подходило к созданию объединения, подобного польской "Солидарности". В конце 1990 года совместными усилиями трудовых коллективов ВАЗа, КамАЗа и Кировского завода был учрежден Союз трудовых коллективов СССР, в который вошли представители почти всех крупных предприятий страны и научно-прикладных институтов. Цель этого Союза состояла в том, чтобы добиться приватизации предприятий и учреждений в пользу трудовых коллективов. Учредители Союза, до которых дошла моя изданная в Германии (на русском языке) книга по теории и практике трудового самоуправления ("Свобода, власть и собственность"), предложили мне быть советником Союза. Я это предложение принял и всю дорогу, пока Союз существовал, убеждал его активистов и руководителей, вместо того чтобы обивать властные пороги в надежде добиться желаемого законодательства, перестроиться в политическое движение и начать борьбу за власть и собственность по примеру польской "Солидарности". Но успеха я не добился: сказалась российская пассивность при активности внедренных в руководство Союза агентов ельцинских властей, решивших уже к тому времени проводить приватизацию в пользу бывшей номенклатуры КПСС и ВЛКСМ. Сказалось и то, что элита российской интеллигенции (в отличие от польской, помогавшей "Солидарности") не пришла на помощь Союзу трудовых коллективов.

Создание по польскому примеру Комитета обороны работников в России было немыслимым делом: "прогрессивная" российская интеллигенция в массе своей презирала рабочих. "Рабочий класс" — это же все марксизм!

Ельцин в первые два года существования Союза всячески привечал его: принимал делегации активистов организации, на ее съездах выступали тогдашний премьер Силаев и другие члены ельцинского правительства. Многое обещали… Все-таки по две тысячи делегатов собиралось на съездах Союза! Хотя перестроечная пресса уже тогда почти не обращала на него внимания.

В августе 1991 года члены Союза по всей стране помогали Ельцину и Верховному Совету РСФСР подавить путч ГКЧП. Но после конституционного переворота 1993 года и развала большей части промышленных предприятий в результате внедрения капитализма Союз без особых хлопот был задавлен кремлевскими властями. Звездный час России был упущен. Впоследствии с помощью все той же оппозиционной интеллигенции всякая память о Союзе трудовых коллективов была буквально стерта из истории.

Этот путь развития корпорации определяет идентичность нового строя, препятствуя его перерождению в госсоциализм или капитализм. Но, разумеется, без революционных реформ, направленных, в частности, на ликвидацию или раздробление гигантских транснациональных корпораций, новый строй не сможет полностью реализоваться в качестве посткапиталистического уклада.

Вот в России и в других странах бывшего СССР он имеет возможность для беспрепятственного и быстрого распространения. Капиталистические реформы в этих странах, разрушив большую часть промышленности, расчистили "строительную площадку" для нового строя. Нет худа без добра!

Необходимо осознавать, что российские оппозиционные либералы, замалчивая и подвергая цензуре в своих средствах информации обсуждение принципов "синтезного" строя, не только усиливают политический конформизм и пассивность общества, но и способствуют тому, что, на мой взгляд, вызывает форменную "эпидемию идиотизма" в стране.

Так почему же все-таки российские либерал-демократы не говорят о рождении и сути нового строя в мире, спасительного в первую очередь для России? Ведь теперь, я уверен, всем способным мыслить людям уже ясно, что Россия, между прочим, как и Украина, несовместима с капитализмом. Страна и капиталистический строй уродуют и губят друг друга. Людям, сохранившим способность мыслить, должно быть уже ясно, что если в течение 18 лет не воссоздается обрабатывающая индустрия и все с нею связанное (прикладная наука, техническое образование, здравоохранение), значит, она уже и не будет воссоздана при капиталистическом строе. Ни в условиях диктатуры, ни при демократии. Невыгодно и слишком рискованно капиталу, отечественному и зарубежному, идти на восстановление обрабатывающей индустрии в условиях подавляющей конкуренции экспортных товаров извне и разрушительной коррупции изнутри. Плюс постоянное падение числа квалифицированных рабочих, старение и вымирание населения.

Нельзя было внедрять капитализм в стране, где было так много неконкурентоспособной промышленности, тупой и жестокой номенклатуры и так много ресурсных богатств, стимулирующих обвальную коррупцию. Если бы заводы были отданы в собственность работников, последние изо всех сил старались бы их модернизировать-конверсировать с помощью чудодейственных кооперативных фондов. Другого способа выжить у них не было бы. В кооперативные фонды (для создания их первоначальных, оборотных капиталов) можно было бы направлять доходы от экспорта ресурсов, которые, естественно, должны принадлежать обществу, его государству.

Потому, очевидно, и замалчивают альтернативную, описанную выше модель общества люди, называющие себя демократами, что очень боятся конкуренции с ней, боятся потерять надежду вернуться к власти, к которой они были причастны не столь давно, или боятся потерять надежду обрести ее впервые.

Не демократия им нужна, а власть со всеми ее благами. Страна погибает? Авось кривая вывезет. Россиянам не привыкать жить на авось! О том, какую они устроят демократию, если придут к власти, можно судить по тому, как они сейчас глушат опасные для них информацию и идеи. Левых оппозиционеров пугает, очевидно, упоминание о капитализме в "формуле" конвергенции. Они не понимают, что синтез — это не механическая смесь, а новое качество. Большинство правых этого тоже не понимают и шарахаются от слова "социализм".

Андрей Смирнов, Любовь Пчелкина:

Модернизация начнется только после ослабления вертикали власти.

Революция 1917 года и смена власти послужили спусковым крючком для начала модернизации всей жизни. Новая власть сказала людям: мы строим новый мир — творите. Говоря словами поэта и ученого Алексея Гастева, "монтеры! Вот вам выжженная страна. У вас в сумке два гвоздя и камень. Имея это, воздвигните город!" Люди с энтузиазмом откликнулись на этот призыв, потому что была полная свобода творчества. В 20-х годах XX века сложилась уникальная в истории России ситуация. "Вертикаль" государственной системы рухнула, уступив место "горизонтали" творческих сообществ.

В то время политическое устройство было предельно демократичным. Если говорить современным языком, то существовала сетевая структура общества.

И, что самое замечательное, все работало! Возникали новые музеи, институты, театры, эстетики. Создавались забытые ныне направления в искусстве, например шумовая музыка. Изобретатели патентовали фантастические звуковые машины, опережавшие время на десятилетия. Лаборатории графического звука, точные прообразы современных центров компьютерной музыки, синтезировали искусственные звуковые дорожки к кинофильмам. Притом Москва не представляла собой единственный центр культуры, волна изобретательства захлестнула всю страну, все общество. Это видно из документов.

Один из признаков модернизации: лет за двадцать до каждого заметного научно-культурного взлета всегда происходят важные изменения в системе и критериях образования.

Одним из основателей Пролеткульта и основоположником отечественного менеджмента был Алексей Гастев. Создатель рабочего самоуправления через сеть профсоюзов в соответствии с моделью французских анархо-синдикалистов, Гастев стоял во главе массового движения за научную организация труда (НОТ). Увлекаясь идеями Форда и Тейлора, он верил, что человек, в совершенстве "освоивший" собственное тело, не только станет идеальным рабочим или спортсменом, но освободит свой разум.

Гастев фактически разработал методику создания общества, лишенного центральной власти, функционирующего по принципу глобального сетевого сообщества творческих индивидуумов.

Теория проекционизма Никритина утверждала, что художник должен не создавать предметы потребления, а прочерчивать энергетическую проекцию будущего. Этим Никритин объяснял не только свой новый подход к живописи, но и методологию строительства нового общества.

Все двери открывались очень легко. Поощрялись инициатива, экспериментаторство, новаторство. Для осуществления проекта не надо было собирать множество подписей, потому что отношения строились на доверии. В этом сетевом открытом обществе, анархическом по сути, политическими авторитетами, кроме Алексея Гастева, были Петр Кропоткин и Александр Богданов.

Идейным антиподом Алексея Гастева был Платон Керженцев, который уже в начале 1920-х выступал с критикой концепции Гастева, считая главным повышение внимания к вопросам совершенствования управления производством в целом. Именно Керженцев стал официальным теоретиком и организатором управления в советском государстве, противопоставив "горизонтальному" сетевому сообществу Гастева классическую структуру властной "вертикали". Первый биограф Ленина, один из создателей системы советской цензуры, Керженцев фактически стал первым министром культуры, возглавив в 1936 году Комитет по делам искусств СНК СССР.

Авторитарные системы не заинтересованы в поддержке модернизационных идей, активизирующих общественное сознание и укрепляющих "горизонтальные" связи, повышающие риск снижения зависимости от власти. Любая "модернизация" подобной системы неизбежно оборачивается усилением ее архаизации и изоляции.

Результатом являются демагогия, страх, социальная апатия и невежество. Выживая в подобной системе как социальный персонаж, интеллектуал разрушается как тип. Сегодня мы имеем атомизированное население, и исходной точкой является не обычай, а криминальные "понятия".  У многих живущих в России людей и сегодня есть пока еще искра творческого созидания во имя большой благородной цели, но у них нет уверенности в актуальности, "нужности" своих способностей и талантов, да и цель, в общем, не ясна.

Нынешняя власть может себе позволить купить технологии, нанять работников. Может прикрыть медвежий срам триколором. Но где взять доверие и уважение? Где взять веру и драйв? Ведь модернизацию не купишь.

За период культурной революции было создано гораздо больше, чем в период индустриализации. Было создано новое качество. При этом вся колоссальная культурная деятельность происходила на фоне ужасающей нищеты. Люди не обращали внимания на лишения, они верили в то, что создают Будущее. От прикосновения к этой настоящей русской традиции культуры получаешь гигантский заряд позитива. То, что мы откопали, — это наше, родное. Это было.